О господи, подумал он, и это библиотекари? Но на самом деле не одежда и не поведение этих людей вызывали и в нем отчаянное желание уйти. И даже не то, что ему нравились пыльные старые книги и книгохранилища, а не вечеринки stacks.com; и не то, что он чувствовал себя стариком, хотя даже самый молодой человек здесь был моложе его не более чем на десять лет.

Нет. Хуже всего было то, что все они напоминали ему о Дженни они были стильными, обладали специальными знаниями, в них чувствовалась самоуверенность, когда они говорили, двигались, танцевали, даже дышали. Вот почему люди, собравшиеся в «Кэрри Грант Сыоит», давали ему повод для недовольства.

Это не была печаль или траур. Прошло достаточно времени, и раны начали заживать. Он даже подумал, что мог бы когда-нибудь встретить ту, которая вошла бы в его жизнь, мог бы кого-то полюбить.

Но он все еще ужасно тосковал по Дженни. Ему было больно оттого, что он хотел поделиться с ней некоторыми мыслями, но не мог. Не было того, кто мог бы оценить столь важные для него мелочи. Ему все еще было больно.

Вздохнув, Джайлс прошел мимо гостей, громко спорящих о «чате», где они общались с Фрэнком Гербертом, автором «Дюны». У Джайлса не было желания рассказывать им о том, что Герберт умер несколько лет назад, но его встревожило, что те этого не знали. Встревожило, но не особенно удивило. В конце концов разговор свелся к сайтам и адресам в Интернете, а не фронтисписам и рукописям. А жаль.

Он открыл одну из французских дверей и вышел на каменный балкон, где уже собралась большая группа. Сильный ветер доносил запах табака. Джайлс сразу же оценил своих товарищей. Большинство из них были курильщиками и выходили па воздух, потому что уважали интересы остальных.

Дрожа, Джайлс поднял воротник пиджака и засунул руки глубоко в карманы брюк. В комнате у него была очень хорошая пара кожаных перчаток, которые он сейчас был бы не против надеть. Джайлс наблюдал за паром изо рта (как будто он тоже закурил сигарету) и рассматривал городской пейзаж, огни и движение далеко внизу. Шестая авеню была ярко освещена, каждая ее частица пылала возбуждением и неистовством большого скопления людей. Вот с чем ассоциировался у Него Нью-Йорк.

– Захватывает дух, не так ли?

Голос был мягкий, тон вкрадчивый, без единой резкой ноты, присущей городским жителям. Джайлс обернулся, не будучи уверенным, что женщина говорит именно с ним. На мгновение у него перехватило дыхание.

Она была божественна. Высокая гибкая женщина с невообразимо изящными чертами. Ее лицо пылало. Может быть, причиной был неоновый свет, но Джайлс решил, что это неземное сияние. В любом случае сияние делало ее взгляд почти ангельским. Прядь ее медово-белокурых волос упала мягкой волной на лицо, в то время как остальные волосы были собраны в длинный сложный жгут, спадавший на плечи. Волосы незнакомки были не по моде длинные, но Джайлсу они казались прекрасными.

На ней было ярко-красное бархатное платье с узкими рукавами, подчеркивающее золотой цвет волос. Это было не самое смелое платье, которое он когда-либо видел, но не на многих женщинах оно сидело бы так хорошо. Она носила его мастерски.

Куратор понял, что пристально разглядывает ее.

– Я… извините.
– Он запнулся.
– Вы что-то сказали?

Женщина улыбнулась, и Джайлс почувствовал, что в ответ его губы скривились в глупой усмешке.

– Вы, кажется, оценивали город, - ответила она.
– Я просто сказала, что захватывает дух.

Американка, предположил он из-за отсутствия акцента. Но американка, так складно говорящая… Джайлс чувствовал, что увлекается ею.

– Действительно, - наконец ответил он после невероятно длинной паузы.
– Даже такой порочный город определенно обладает неким обаянием.

Женщина тихо, приятно рассмеялась. Нежные переливы ее смеха придавали ему звонкость. Она хорошо это знала.

– В развращенности всегда есть какое-то обаяние, - подтвердила она, дерзко и широко улыбнувшись Джайлсу.

Заметив, что он покраснел, она отвела пристальный взгляд и обратила его на город, которым он восхищался мгновение назад.

– Это замечательное место, - сказала она.
– Хотя я подозреваю, что большинство тупиц, сюсюкающих друг с другом в соседней комнате, редко смотрят в окно, если вообще когда-либо это делают.

Джайлс хихикнул, отвернулся и поправил очки, чтобы не уронить их с двадцать седьмого этажа. Он оглядел ее боковым зрением и подумал, что очень странно, но это скорее всего любовь.

– Руперт Джайлс, - представился он, поворачиваясь, чтобы протянуть ей руку.

Она уверенно пожала ее.

– Микаэла Томази, - представилась и она в свою очередь.
– Очень приятно.

– Вы, должно быть, замерзли.

Женщина кивнула.

– Вы правы, я замерзла.

Он отдал ей свой пиджак и ощутил, что ему стало теплее, чем когда-либо.

Это было только начало. Почти целый час они говорили о Нью-Йорке, его культуре, музеях и о порочности этого города, а затем о других городах, в которых они были или очень хотели побывать. Они говорили о книгах и книжных магазинах. Джайлс был удивлен, что она знала его любимые книжные магазины, в том числе те, которые он почти забыл, от авеню Виктора Гюго в Бостоне до «Коб-вебз» на Грэйт-Рассел-Роуд, напротив Британского Музея в Лондоне. Микаэла знала их все.