Черноморченко Андрей
Шрифт:
Венис чуть вздрогнула и отпрянула от трекболида. Она часто задышала, глаза ее широко раскрылись — в них виднелась плохо сдерживаемая страсть.
— Морис, вас можно попросить об одном одолжении?
— Конечно. Чем могу помочь?
— Вы обещаете, что не будете смеяться надо мной?
— Почему я должен над вами смеяться?
«Скорей, скорей», — подумал Вейвановский. Он ощутил что-то вроде легкого касания в голове — сигнал вызова от своих братьев. Необходимо было выйти с ними на связь, а для этого требовались время и уединение.
— Господи, мне так стыдно, — Венис закрыла лицо руками.
— Не стесняйтесь, к любой вашей просьбе я отнесусь с полным пониманием. Филомела опустила руки, отвела лицо в сторону и закусила губу, переживая процесс внутренней борьбы.
«Ну же, давай», — пришпоривал ее Морис.
— Я обещаю вам, Морис, что вы потом не пожалеете.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь. Филомела еще немного помолчала, потом выпалила:
— Разрешите мне прокатиться на трекболиде!
«Наконец-то», — удовлетворенно подумал Вейвановский и ответил:
— С удовольствием! Неужели я кажусь настолько неприступным, что ваша скромная просьба нуждалась в такой прелюдии?
— Но я вас раньше ни о чем не просила! Мы ведь даже почти не разговаривали!
— У меня действительно скверный, нелюдимый характер, но прийти на помощь даме — долг джентльмена. Я видел, как вы страстно желаете этой прогулки на трекболиде.
Филомела слегка покраснела.
— Но, дорогая Филомела, — надеюсь, вы не будете против, если я так стану вас называть, госпожа Венис?
— Ничуть, — дама потупила глаза.
— Так вот, дорогая Филомела, вам не кажется что подобный аттракцион, уместный для нравов прошлых столетий, может оказаться слишком опасным для наших современников, хотя и более просвещенных, но уже успевших отвыкнуть от грубых удовольствий?
Морис подумал, что становится вычурно многословен и что с Венис пора закругляться.
— Можете за меня не волноваться. Я люблю грубые и мучительные наслаждения, — Венис кончиком языка выразительно провела по краю верхних зубов, — к тому же, при своем бывшем муже я летала десятки раз.
— В таком случае не смею препятствовать вашему досугу, — Морис слегка поклонился.
— Вы так любезны, — прошептала Филомела, забираясь в трекболид. Вейвановский подал ей руку, и Венис на мгновение — совершенно нечаянно, надо полагать — прильнула к нему своим упругим бюстом, после чего энергично захлопнула за собой крышку. Внутри машины Филомела сразу исчезла за амортизирующим слоем, и сквозь полупрозрачный корпус была видна только часть ее лица, скрытая табло с траекториями. Венис пошевелила губами, затем, ткнув в табло пальцем, отдала команду. Морис поднял было руку, чтобы помахать даме, но Филомела уже не обращала на него внимания. Трекболид загудел, стал молочно-белого цвета, потом, покраснев, с натужным ревом стал подниматься. Откуда-то из глубин памяти к Вейвановскому пришла фраза: «… перерыв между повторными запусками — не менее трех часов…». Он вздохнул и направился в ангар.
Закрыв изнутри дверь пристройки, он вышел на кухню, проследовал в гостиную, после чего поднялся на второй этаж, где были кабинет и спальня. Отсюда из галереи небольшая лесенка вела наверх, на чердак, облюбованный Морисом для медитаций. Захлопнув чердачный люк, Морис подошел к слуховому окну и, открыв его, увидел в бледном зимнем небе тусклый полумесяц. «Отлично», — подумал он: луна помогала быстрее отключаться. Морис подвинул поближе к окну плетеный коврик, уселся на него в позу лотоса и закрыл глаза. Братья вновь напомнили о себе легким прикосновением, скорее даже дуновением. Вейвановский посидел минут пять, но сосредоточиться не удавалось — встреча с госпожой Венис немного нарушила привычный ход вещей, к тому же полет на трекболиде пощекотал нервы. Хрустнув суставами, он лег навзничь. Покой и отрешенность по-прежнему не приходили. Морис привстал, протянул руку к небольшому ящичку старинной работы, стоявшему на полу рядом с ковриком, открыл его и достал бутылку водки с высоким стаканом. Наполнив стакан на две трети, он залпом все выпил, затем поводил рукой в ящике и извлек из него древний сухарик, который есть не стал, а начал в него интенсивно внюхиваться. Бросив сухарик назад в шкатулку и откинувшись на коврик, Вейвановский тут же перешел в состояние возвышенного просветления.
— Привет, Морис! — раздался голос Филомелы.
Вейвановский чуть не выпал из транса, однако вспомнил, что брат Фил был большим шутником.
— И охота тебе, Фил, так меня пугать! — укоризненно сказал Морис.
— Ас чего это ты вдруг стал таким пугливым? Жизнь на Земле размягчила? Пора, пора, братец Морис, вновь браться за оружие! — вмешался брат Якоб.
Они находились в некоей промежуточной, не имевшей качеств зоне между земной реальностью и остальным доступным для их восприятия миром. Вейвановский почувствовал, что к их обществу понемногу присоединяются другие братья.
— Что случилось, почему этот сверхурочный сбор? — спросил Морис.
— Не волнуйся, ничего экстренного. Просто иерархи, как обычно, не справляются и бросили нас доделывать за себя грязную работу. Мы все вместе уже окончательно из сил выбились, решили тебя позвать на подмогу, — ответил Фил. — Времени нам дали слишком мало.
— А что за проблема?
— Очередной конец света. Ты же знаешь, иерархи не в состоянии грамотно организовать ни одно светопреставление. У них вечно куски предыдущего мира просачиваются в следующий. Они начинают все громить, крушить, не обдумав ничего как следует, а потом вызывают нас для расчистки территории, — разъяснил брат Ояма.