Шрифт:
В вигваме индейца убийца может найти не только приют – он надеется на гостеприимство и на продолжение кровавой карьеры.
Вот почему Колхаун не теряет надежды на спасение, а поэтому и не поддается отчаянию; и, хотя он скачет по направлению к Рио-Гранде, он хочет под прикрытием леса свернуть в сторону Льяно-Эстакадо.
Он не боится опасностей этой ужасной пустыни; никакие будущие невзгоды не могут сравниться с тем, что ждет его позади. Может быть, потом он пожалеет о том, что потерял богатство, друзей, общественное положение, удобства цивилизации; больше того – ему грозит разлука с той, которую он так безумно любит и с которой, быть может, никогда больше не встретится.
Но сейчас нет времени подумать даже о ней. Этому низкому человеку жизнь дороже любви. Он думает, что впереди жизнь, и он знает, что сзади надвигается смерть.
* * * *
Убийца мчится со всей скоростью, на которую способен его мексиканский мустанг, быстрый, как арабский конь.
Серому мустангу давно уже пора устать. С утра он проделал больше двадцати миль и притом весь путь галопом. Но он не проявляет никаких признаков утомления. Как и все мустанги, он может свободно пробежать пятьдесят и, если нужно, сто миль, не замедляя шага.
«Какое счастье, что я обменялся лошадью с мексиканкой!
– думает Кассий Колхаун.– Если бы не ее мустанг, я уже стоял бы теперь в мрачной тени дуба, перед судьей и присяжными, слушая, как толпа требует моей смерти».
Кассий Колхаун больше не боится этой участи, он думает, что опасность миновала. Он оглядывается назад и видит, что всадники остались далеко позади.
Он смотрит вперед – над изумрудной зеленью саванны вырисовывается темная полоса леса. Колхаун не сомневается, что успеет достичь его и спастись.
Глава XCVII. ПОГОНЯ ЗА УБИЙЦЕЙ
Удастся ли преступнику спастись? Зрители наши не сомневаются в этом, видя, как Колхаун мчится прочь галопом; но в них пробуждается надежда, когда за ним бросается Зеб Стумп. Надежда эта крепнет, когда сотня всадников – военных и штатских – срывается с места и пускается в погоню.
Она переходит в уверенность, когда к погоне присоединяется еще один всадник; и, хотя он выехал последним, зрители уверены, что он перегонит всех,– ведь это Морис Джеральд верхом на своем быстроногом мустанге!
Все только что происшедшее под дубом означает не перерыв судебного разбирательства, но его прекращение.
Хоть об этом не было объявлено, Морис Джеральд знает, что он свободен, как этого требовала толпа.
Не теряя ни минуты, он бросается к гнедому мустангу, на котором еще так недавно ездил всадник без головы.
Гнедой узнал хозяина и, радостно заржав, рысью бежит к нему навстречу.
Как ни долга была разлука, нет времени, чтобы по-настоящему поздороваться. Только одно слово срывается с уст мустангера в ответ на приветственное ржание; в следующее мгновение он уже в седле и держит поводья. У него нет лассо; он просит тех, кто стоит поближе, не одолжит ли ему кто-нибудь свое.
Вот кто-то бросает ему свернутую кольцом веревку; еще мгновение – и мустангер ускакал.
Все глядят ему вслед, никто уже больше не сомневается в исходе. Преступнику не суждено скрыться, его догонят и приведут на суд в тень того самого дерева, под которым он еще недавно с таким рвением давал показания.
И схватит его тот, кому его лжесвидетельство грозило смертью.
Все взволнованно смотрят, как гнедой мчится по прерии.
* * * *
Никто не обратил внимания на маленькую сценку, разыгравшуюся в тени дуба; но не потому, что это происходило в тени, а потому, что все смотрят в прерию, следя за погоней.
Кто-то смотрит туда же, в даль прерии, но не так, как другие. Это девушка напряженно глядит из-за занавесок кареты, и в ее глазах можно прочесть мысль, которой нет у других.
Не простое любопытство заставляет вздыматься ее грудь. В ее грустных глазах зажигается радость, когда она следит за преследователем, и сострадание, когда она смотрит на беглеца; с ее полуоткрытых уст слетает молитва: «Боже, смилостивься над преступником!»