Хозяин Леса, приехавший накануне, разучивал слова, адресованные Игнатию. Вот Приблудный Пес вбежит в кадр и заскулит, как он умеет, весьма профессионально. Хозяин Леса обернется.

– Опять ты здесь? – спросит он с неудовольствием, подавляя удовольствие от того, что знаменитый артист наконец-то здесь. – Только тебя здесь не хватало! – лицемерно воскликнет он, хотя его-то, Игнатия, как раз и не хватало, именно его они прождали на площадке два с половиной часа. В ответ на это Приблудный Пес понесет что-то не предусмотренное сценарием, чтобы этой импровизацией подчеркнуть свою творческую индивидуальность. И сразу станет ясно, что в их разговоре Хозяин Леса не является хозяином положения, что хозяин положения здесь Игнатий, Приблудный Пес.

Предстояло снимать важную сцену: «На ромашковой полянке». Для этого частично среди настоящего кустарника была вырублена полянка, а частично среди настоящей полянки был посажен декоративный лес, и в результате все выглядело совершенно как настоящее.

Не каждому случалось наблюдать, как могучий лев изображает собаку, как он трется гривой о ногу хозяина, как ласково (а иногда и угодливо) виляет хвостом, как служит на задних лапах, что ему нелегко, потому что задние лапы у него не по-собачьи удалены от передних… По внешним данным Игнатий был совершенный лев, но в данном фильме ему была отведена роль собаки.

Впрочем, для большого актера чем меньше внешнего сходства, тем больше возможности раскрыть внутренний мир, и Игнатий весьма убедительно за внешностью льва раскрывал внутренний мир собаки.

Однако в этот день раскрыть внутренний мир Игнатию не удалось: солнце внезапно улеглось в тучу. Ему как будто не было дела до того, что Игнатий прилетел на один день, что завтра, когда ему, солнцу, вздумается появиться опять, на площадке уже не будет Игнатия…

– Объявляется перерыв на полчаса, – сказал в мегафон администратор на площадке.

Администратор на площадке говорил только в мегафон, хотя питал тайную склонность к тихим интонациям. Сказать что-нибудь вполголоса, но так, чтоб услышали все. Сесть на камень, опустить в ладони лицо и сказать, словно раздумывая и ни к кому не обращаясь:

– Попрошу посторонних освободить площадку. Или:

– Второго режиссера просят подойти к оператору.

Администратор на площадке знает, что сказать это можно по-разному, что тихий голос, в отличие от громкого, имеет десятки оттенков.

Спокойная информация:

– Второго режиссера просят подойти к оператору.

Многозначительная угроза:

– …просят подойти к оператору. Панический шепот:

– …подойти к оператору!

И радость по поводу того, что второго режиссера просят подойти к оператору, и недоумение по поводу этого факта, и отчаяние – что, мол, другого выхода нет, по крайней мере, для второго режиссера, а может быть, и для оператора.

Можно было сообщить это, как тайную новость для любопытных ушей, с видом невинной констатации факта: я это не придумал, за что купил, за то продаю. Можно иронически: хоть ты и режиссер, а все же придется тебе подойти к оператору. Можно сатирически: вы же знаете, какие у нас операторы и какие у нас режиссеры. Можно, наконец, философски: подходи, не подходи – положение от этого не изменится.

Очень много оттенков у тихого голоса, а у крика какие оттенки?

– По-про-шу по-сто-рон-них!…

– По!про!шу! по!сто!ро!нних!…

Сколько ни кричи, посторонние этого не поймут. Нужно сказать тихо, вот так – сесть на камень, опустить в ладони лицо и произнести слабым, немного усталым голосом:

– Попрошу посторонних… – здесь уместно сделать паузу, чтобы посторонний почувствовал себя посторонним. И закончить, ни на чем не настаивая, а просто предлагая возможный вариант: – …освободить площадку.

Но чтоб иметь право говорить тихим голосом, нужно заставить себя слушать. А не можешь заставить – кричи в мегафон.

Талант артиста заложен в каждом, нужно только его извлечь. Так называемые бесталанные люди представляют собой породу людей с глубоким залеганием талантов.

У исполнителя роли Большого Змея ничего не залегало на поверхности, все его таланты были упрятаны так глубоко, словно предназначались для далеких будущих поколений.

– Молодой человек! – грохотал Саваоф, как, может быть, грохотал настоящий бог, обращаясь к сотворенному им молодому человеку. – У вас на лице мудрая улыбка. Не дурацкая, а мудрая, можете вы это попять? Змей – символ мудрости, Змеем вас прозвали за мудрость, а не за клинический идиотизм. Вы мудрый человек! Мудрый! Мудрый!

– Да ладно, будет тебе, отец… – смущался этот простой человек, в своей обычной жизни не избалованный похвалами.

Пласт попался твердый, такой разрабатывать – сущее наказание. Но Саваоф верил в скрытый в этом человеке талант.