Мисс Брэндон еще не было, так что он, пододвинув кресло к окну, стал нетерпеливо поджидать царицу львов.

Павильон состоял из четырех обособленных комнат, в каждую из которых вела самостоятельная дверь; но камергер не сомневался, что мисс Брэндон войдет именно туда, где сидел он, так как эта комната находилась ближе всего к дороге, что вела в парк.

Его болезненно-желтое лицо, расплата за развратное прошлое, почти всегда, когда он оставался наедине с. собой, имело хитрое выражение. Однако, как только он оказывался в обществе того, в ком нуждался или кого хотел прибрать к рукам, оно становилось ласковым и заискивающе-покорным. Даже в его голосе появлялись добродушие и благосклонность, которые могли обмануть всякого, кто его не знал. Таким образом он сумел снискать себе доверие не только принца Вольдемара, что придало ему большое влияние при дворе.

Но вот серые глазки его заблестели — он увидел Леону, которая соскочила с лошади и, передав поводья своему провожатому, в котором камергер узнал ее страстного обожателя Гэрри, слепое орудие воли укротительницы, направилась к павильону.

Барон встал, отодвинул кресло и отворил дверь. Безупречная красота приближавшейся женщины, ее стройный стан вызвали у камергера немой восторг. Черное платье с длинным шлейфом выигрышно обрисовывало прекрасную фигуру и делало ее выше ростом. Лицо ее немного раскраснелось от езды, но сохраняло мраморную холодность. В его чертах читались властолюбие, отвага и железная воля. Ее римский нос с горбинкой, четко очерченный рот, сочные губы, как-то дико и гордо глядящие глаза, на первый взгляд, противоречили ледяному спокойствию этой натуры. Казалось, сердце этой женщины не способно на горячую и искреннюю любовь.

Она холодно поклонилась барону, который ввел ее в комнату и затворил дверь.

— Господин камергер, я намерена,— проговорила Леона, опускаясь в кресло,— пробыть здесь весьма недолго.— Небрежно, но рассчитанным движением она отбросила шлейф своего тяжелого черного платья.— Вы пригласили меня сюда — я хотела бы узнать цель этого таинственного свидания.

— Прошу простить меня, милостивая мисс Брэндон, что я избрал этот отдаленный домик местом нашего разговора, но его не должно слышать третье лицо,— стараясь быть предельно любезным, отвечал Шлеве.— Разговор столь важен, что я даже не осмелился доверить его бумаге.

— Вы в самом деле возбуждаете мое любопытство, говорите скорее. В вашем любезном письме было упомянуто имя…

— Имя графа Монте-Веро.

— Так что же?

— Мне кажется, ваши отношения с ним могли бы помочь нам в осуществлении нашей общей цели.

— Отношения? В самом деле,— отвечала Леона, внимательно следя за выражением лица барона и стараясь понять, что ему нужно от Эбергарда.

— В таком случае вы, может быть, изволите сообщить мне некоторые сведения о графе.

— Какого рода, господин камергер?

— Сведения, которые бы немного рассеяли тайну вокруг этого человека.

— Значит, вы… приняли сторону противников графа! — быстро проговорила Леона. Она едва не сказала: «Вы ненавидите графа», и еще более заинтересовалась разговором.

— Понимайте, как хотите, прелестная мисс Брэндон.— Камергер с саркастической улыбкой следил за выражением лица Леоны и понял, что она готова стать его союзницей.— Услуга за услугу, дорогая мисс. Помогите мне прибрать к рукам графа Монте-Веро, и я передам в ваши прекрасные маленькие руки весьма высокопоставленное лицо. Вы любите властвовать, я это знаю. Я доставлю вам, которая сумела сделать рабами своей воли царей пустыни, случай показать свою силу и ловкость и в другом, не менее легком деле; я ни минуты не сомневаюсь, что вы отлично справитесь с ним.

— Называйте вещи своими именами, любезный барон; полагаю, мы поймем друг друга.

— Принц Вольдемар до безумия влюблен в вас, от вас зависит сделать его чувство еще сильнее. Прежде вы должны мне позволить поднести ему дикий цветок, который он увидел здесь за городом и хочет сорвать, но я обещаю вам, что цветок этот скоро завянет для него! Принц — странная натура! Он с тем большей страстью преклонит колени перед вашим скипетром, чем скорее будет исполнено его желание сорвать тот дикий цветок.

— Перейдем теперь к сути вашего предложения,— сказала Леона.

— Вы имеете в виду графа? О, какое нетерпение! Это похоже на отвергнутую любовь.

Леона наказала дерзкого таким презрительным взглядом, что барон Шлеве, как бы прося прощения, смущенно склонил перед нею голову.

— К чему вы ведете весь этот разговор? Хотите всего лишь сказать, что принц меня любит? Я жду главной причины, побудившей вас пригласить меня сюда. Простите за откровенность, но ради этого сообщения мне не стоило предпринимать столь далекую поездку.

— В таком случае я буду говорить прямо: мы оба ненавидим графа! — Фон Шлеве понял свою собеседницу.— Я тоже люблю откровенность: мы оба ненавидим графа,— повторил он.— И вы должны передать его в мои руки, услуга с моей стороны — принц!

Леона неприязненно улыбнулась. Уже совсем стемнело; мисс Брэндон, величественная, словно королева из древних времен, стояла перед камергером, с нетерпением ожидавшим ответа.

— Значит, предлагаете заключить союз? — проговорила она, наконец, шепотом.