После этого совещания Мессершмитт разработал «чрезвычайную программу», хотя в ней не было ничего очень впечатляющего: он предлагал изготовить к концу года сорок реактивных истребителей [301] . Но Мильх все еще занимал уклончивую позицию, и Мессершмитту не удалось получить четкого решения.

В мае, некоторое время спустя после этого совещания, на новой машине полетел сам Галланд. Приземлившись, он был в восторге от нее. Теперь он не сомневался в том, что надо сделать все, чтобы самолет как можно быстрее поднялся в воздух против вражеских бомбардировщиков. Он немедленно послал Мильху срочное сообщение: «Ме-262 — чудо. Как только он достигнет состояния боевой готовности, это даст нам огромное преимущество, которое мы сохраним, пока противник будет продолжать использовать машины с поршневыми двигателями… Этот новый самолет открывает большие тактические возможности».

Галланд был полностью уверен, что Ме-262 — именно та машина, которая успешно защитит Германию от массированных налетов бомбардировщиков, которые уже разрушали ее города. Благодаря огромной скорости, он приблизился бы к врагу быстрее и сбил бы его прежде, чем его хвостовой бортстрелок успел бы получить какой-либо шанс воспользоваться своим оружием.

Составив твердое мнение о самолете, Галланд встретился с Герингом. Последний, сам бывший летчик-истребитель, был в свою очередь впечатлен тем, что Галланд рассказал ему о новой машине. Причем впечатлен настолько сильно, что на следующий день сам отправился к Гитлеру, чтобы сообщить ему об этом и получить разрешение на массовое производство нового воздушного чуда. Однако реакция Гитлера не оправдала его надежд.

Однажды обжегшись на молоке, тот теперь дул и на воду. Выслушав восторженный доклад Геринга о поразительных характеристиках нового Ме-262, Гитлер сухо напомнил тому, что ему уже не в первый раз обещают чудеса. Фюрер, очевидно, не забыл сталинградский воздушный мост. Были и другие причины для его недовольства.

— Мне обещали тяжелый бомбардировщик Не-177 самое позднее к 1941 году, — напомнил он Герингу, — но даже сегодня никто не может сказать мне, когда начнется его крупномасштабное производство. Нет, определенно нет. В отношении Ме-262 ничего не должно далее делаться, пока у меня не будет времени, чтобы обдумать это и принять решение.

Гитлер также был очень занят мыслями о приближающемся вторжении союзников и своей собственной жаждой мести за союзнические бомбардировки Германии, чтобы увидеть, насколько решающее значение мог иметь Ме-262 в отражении массированных налетов бомбардировщиков, и, как обычно, у Геринга не хватило смелости выстоять под его напором. Тогда Гитлер запретил Герингу запускать новый самолет в производство или даже начинать необходимую подготовку к его производству.

Но Гитлер не отверг идею в целом и в ходе последующих обсуждений с Герингом поднял вопрос о возможности использования Ме-262 в качестве бомбардировщика. Геринг конечно же сразу согласился. Начиная с налета на Гамбург и после самоубийства Ешоннека его авторитет в глазах фюрера был более низким, чем когда-либо. Поэтому 2 ноября 1943 года он появился на фирме «Мессершмитт».

— Имеет ли Мe-262 возможность нести, скажем, одну или две бомбы, чтобы его можно использовать как скоростной истребитель-бомбардировщик? — спросил он, добавив, что такова идея фюрера и что тот придает огромную важность ответу.

Мессершмитт сразу ответил, что с самого начала предполагалась установка бомбодержателей и что самолет сможет нести одну 500-килограммовую бомбу или две бомбы в половину этой массы. Имелась возможность нести даже более тяжелые бомбы, например одну 1000-килограммовую бомбу.

Этим Мессершмитт признал, что Ме-262 мог использоваться как бомбардировщик, даже заявил, что он с самого начала рассчитывал, что так и будет. Геринг был обрадован этой информацией.

— Тогда главный вопрос фюрера решен, — сказал он. — Он даже не рассматривал возможность подвески 1000-килограммовой бомбы. Пара 250-килограммовых бомб полностью удовлетворит его.

Затем, когда они обсуждали вопрос о бомбодержателях, Мессершмитт признал, что их проекта еще нет. Геринг хотел знать, сколько времени потребуется на него создание. Мессершмитт ответил, что две недели. С этой четкой и определенной информацией Геринг вернулся, чтобы доложить Гитлеру, что новая машина может использоваться как бомбардировщик.

В тот момент командиры бомбардировочной авиации, подобно Пельтцу и Баумбаху [302] , были уже готовы — несмотря на все их собственные проблемы с несчастным Не-177 — согласиться на меньшее количество бомбардировщиков, в которых они сами срочно нуждались, чтобы позволить начать производство реактивных истребителей, но их предложения игнорировались: бомбардировщики были более необходимы, чем истребители, и программа Не-177 не могла быть прекращена.

Затем Гитлер приказал, чтобы новую машину продемонстрировали ему, что и было сделано в начале декабря на аэродроме Инстербург [303] . Также присутствовали Геринг, Галланд и Мессершмитт.

— Это — машина, с которой я избавлюсь от британского воздушного террора, — объявил Гитлер, когда показ был закончен. Но он не думал о нем как об истребителе. — Этот самолет может нести бомбы?

— Конечно, мой фюрер, — сразу ответил Мессершмитт. — Он может нести даже 1000-килограммовую бомбу.

Гитлер кивнул с мрачным удовлетворением. В течение ряда лет он требовал действительно скоростной бомбардировщик, и наконец он имел его: «Блицбомбер», с которым он отразил бы приближавшееся вторжение на его самой ранней и самой уязвимой стадии.