В феврале 1959 года она была арестована за вождение в нетрезвом виде. Через шесть недель её снова арестовали, судья оштрафовал её на 450 долларов и лишил водительских прав на шесть месяцев. Её гордость не позволила ей ездить на работу на автобусе, и она уволилась. Большую часть времени она проводила, грустя в одиночестве и потягивая спиртные напитки в своей постоянно затемнённой квартире.

Джин говорил с Луи Слоссом, он работал в том же агентстве по продаже машин, что и Мелани, а сейчас вышел на пенсию. Всё, что Луи помнил о ней, так это то, что у Мелани была большая грудь.

Мама Мелани умерла от рака лёгких 1 мая 1964 года. Ей только что исполнился пятьдесят один год. В соответствии с завещанием, все её скромные накопления и проценты, вырученные после продажи дома, должны были отойти приюту March of Dimes [101] , которому она покровительствовала. Мелани осталась ни с чем. Через семь недель после похорон Мелани нашли спящей на автомобильной остановке на углу Сансета и Гарднер-авеню. На ней был только тонкий хлопчатобумажный халатик, её тело было покрыто ушибами и синяками. Полиции она сказала, что её избила и изнасиловала группа подростков, с которыми она познакомилась тем вечером. В то время она работала парикмахером в модном парикмахерском салоне «Умберто» в Западном Голливуде.

Выписавшись из больницы, она стала регулярно посещать встречи «Анонимных алкоголиков» и в общей сложности провела тридцать дней без выпивки, а потом вдруг исчезла из Лос-Анджелеса в Пасхальное воскресенье. Она вернулась через год вместе с тихим худощавым человеком средних лет по имени Дин Лэндри, первым среди селекционеров орхидей на западе Соединенных Штатов. По крайней мере, так сказала Мелани своим соседям, въехав в новую квартиру на 177 °Cикамор-авеню.

Утром 31 августа 1965 года, когда Мелани праздновала свой день рождения на встрече «Анонимных алкоголиков», Дин Лэндри исчез, прихватив с собой телевизор и четыреста долларов, которые она прятала в шкатулке с драгоценностями… На следующий день Мелани подала в две газеты — «Дейли Вараети» и «Голливуд Репортер» — объявление о том, что открылась новая секретарская служба, которую она назвала просто «У Мелани». Слава о ней быстро разлетелась, и через три месяца она купила себе новый телевизор и внесла первый залог за «шеви» с откидным верхом 1955 года выпуска.

Одного из её первых клиентов, сценариста Теда Рубена, Джин нашёл по его отзыву в информационном бюллетене «Райтерз Гилд», где он писал: «Помимо того, что Мелани — прекрасная машинистка, она ещё и очень интересный собеседник. Она ни в коем случае не глупа. Иногда, когда я уставал, я откладывал сценарий, и мы просто болтали. Если она работала, я спал или тихо смотрел телевизор».

Пока Рубен был у Мелани, ей два раза звонил Джойс Хабер, журналист из «Лос-Анджелес Тайме», освещавший светскую жизнь. Ещё она регулярно общалась с Натали Вуд и Джорджем Кеннеди, хорошим актёром, с которым её мать познакомилась в 1947 году, когда она была старшим сценаристом фильма «Она носила жёлтую ленту» [102] .

Рубен рассказывал: «Из этих разговоров я понял, что у её матери был роман с Кеннеди. Хотя у неё было много романов. Мелани говорила, что она была очень красивой женщиной, гораздо красивее её самой. Но она так никогда и не узнала, кто был её отцом, он бросил емать вскоре после того, как родилась Мелани».

Рубен рассказал Джину, как они с Мелани однажды занимались сексом. Она закончила черновик одного из сценариев Рубена и сказала: «Я отношусь к тем людям, которым нужна любовь, и не боюсь сама отдавать её. Когда я пила и спала с лжецами и развратниками, меня снова и снова предавали и бросали. Моя жизнь превратилась в замкнутый круг одиночества и боли. Годами я ненавидела себя. Но теперь я всё больше и больше хочу быть любимой».

Первого августа, два месяца спустя после смерти Бобби Фуллера, Мелани Новак уехала из квартиры на Сикамор-авеню, 1770. В течение следующего года она три раза меняла адрес. Последним местом, где она, по сведениям Джина, жила, был особняк Аргал, здание с двенадцатью квартирами на углу улиц Франклина и Аргал в Восточном Голливуде.

Человек, который тогда работал домоуправом, давно умер, но домовладелица Лилиан Ортман, которой сейчас было около восьмидесяти пяти лет, жила в доме для престарелых в Пасадене и смутно помнила Мелани.

— Мы сдавали квартиры самым разным девушкам, — рассказала она Джину, когда он пришёл к ней. — Хорошим девушкам, плохим девушкам, вдовам, сиротам, сбежавшим из дома подросткам, молодым мамочкам, бледным восходящим звёздочкам, просто обычным девушкам, которые искали сносное жильё.

Джин отметил:

— Она работала дома секретарем и назвала это «У Мелани». В основном, она печатала сценарии.

— Мой второй муж писал сценарии. Его звали Леонард Льюис. Их запрещали. «У Мелани» говорите… — Тут Лилиан Ортман постучала морщинистыми пальцами по ручке инвалидного кресла. — Наверное, я должна была бы помнить, но я не помню.

Джин рассказал Ортман, что он сегодня уже был в Аргиле и разговаривал с её сыном Марком.

— Я попросил его показать мне домовую книгу, но он ничем не смог мне помочь.

— Он был пьян? Конечно, был, — сказала она, понимающе глядя на Джина. — Он всегда пьян, пьёт всю ночь со своими женоподобными приятелями, которые творят что хотят. Меня тошнит от этого, — Лилиан тяжело вздохнула. — Не обращайте внимания. Я злюсь оттого, что просто хочу увидеть внуков. Марк — хороший мальчик. Он просто такой, какой есть.