Потапович обладал мордой, не оставляющей никаких сомнений в том, что он может неожиданно и без видимой на то причины, как это всегда бывает у медведей, весьма крепко цапнуть, возможно, даже со смертельным исходом, разумеется, в отношении цапнутого. Измаил Потапович брал себе самый жирный мусор, а другим оставлял ошметки от того, что сам поедал и разбазаривал, на вид совсем уж неаппетитные.

Ну какие у Молодого Медведя были шансы выбраться из эдакого статуса помоечного медведя и стать приличным обитателем дикой непоруганной природы? Сказать по совести – шансов не было никаких.

А вот этот Молодой Медведь поставил себе простую и ясную цель – забраться в те леса, где воздух еще не отравлен запахом помоек, где лосось, идущий на нерест, блестит серебром чешуи и кажется не просто добычей удачной рыбалки, а сказочным воплощением самых сокровенных мечтаний, кроющихся в гусином пухе недр наших душ.

Молодой Медведь поставил себе эту простую и ясную задачу, ясность которой отнюдь не делала ее более достижимой. Но, по крайней мере, Молодой Медведь четко знал, чего он хочет и куда стремится.

Однажды выдался случай, и когда все другие медведи устало «пировали» остатками от остатков, Молодой Медведь забрался в кузов грузовика, едущего на север, и сошел с него лишь на той счастливой остановке, когда кругом уже высились свежие леса, влекущие влажностью хвои.

Так Молодой Медведь стал вольным жителем неосвоенных просторов чащ, где на одного медведя приходится пять гектаров нетронутых угодий и где веселая игра-охота и бесшабашное счастье идут под руку с малиновыми полянами и лакомствами серебристой лососевой реки его души.

Поверьте, существует весьма ощутимый парадокс: многие полагают, что в делах душевных, например, не должен присутствовать рационализм. Это слишком плоское видение вопроса.

Как высказался на днях современный философ Alain Finkielkaut на страницах журнала «Le Figaro» [1] : «Notre societe est toujours plus rationnelle, mais aussi de moins en moins raisonnable» – «Наше общество становится все более и более рациональным, но вместе с тем все менее и менее разумным».

Я считаю, что рационализм, когда он применяется с целью осуществления стремлений чувств, еще более рационален, чем холодная взвешенность и расчетливость, поставленная на службу самой себе. Когда человек следует такой расчетливости – он достигает ее холодных стальных целей и потом воет на черные стены своего одиночества.

Примером разумного применения расчетливости на службе чувств может служить такая ситуация. Допустим, я безумно люблю одного человека, но нет никаких шансов нам быть счастливыми вместе на этом свете. Можно рыдать и упиваться трагическими четверостишьями, написанными второпях на зашмыганных салфетках. А можно просто трезво подумать: чего я хочу? Нарисовать себе эту ясную и четкую картину. А потом по кубикам, как маленькое царство детского конструктора, выстроить шажки-ступеньки достижения своей мечты. Ну и что, что на первом же шаге встречи с реальностью все обстоятельства окажутся совсем не теми, какими ты их себе представлял? Вообще жизнь поражает многообразностью сюрпризов. Вот уж у кого не ограниченное никакими финансовыми средствами воображение… Ничего, что все окажется не так. Достаньте опять свою мечталку, покрутите ручку, как на шарманке, – и вот, пожалуйте вам, новая корректировка планов.

Не надо смотреть на окружающих. Они заняты, и если вы не будете очень им досаждать, они вам не станут мешать. У них просто нет на это времени. А когда они обернутся – ваша мечта станет уже свершившимся фактом, который гораздо легче принять, чем с ним бороться, тем более что бороться уже будет поздно.

Я бы сказал, что найти и обрисовать себе эти цели подчас гораздо сложнее, чем их достичь… У нас так много ложных идеалов, навязанных нам родителями и прародителями, тягучими школьными часами и дремучими отношениями со сверстниками. По сути дела, если отбросить все, что навтыкало в нас общество, от нас не останется ничего, кроме одинокого каркаса души, малопригодного даже для того, чтобы зачерпнуть черную тягучую пустоту, наверняка оставленную именно для этой цели между звездами. А зачем еще нужна эта бархатная чернота, как не затем, чтобы черпать ее каркасами душ?

Как это ни парадоксально, самым сложным становится обрисовать эту самую мечту, в которую следует поверить и к которой стоит стремиться. Как это верно, что в мире мало вещей, для достижения которых действительно стоит тратить бесценные минуты нашей скоротечности! Не продешевите. Смотрите в глаза судьбе спокойно и не взволнованно. Ведь лишь малая малость связывает вас с этим малознакомым человеком, именуемым вами «я».

Нам воистину нечего терять… Так поставьте перед собой задачу не продешевить. Не размениваться на мелкие ничтожные торшеры, которые стоит наконец купить и поставить в угол в гостиной, и жизнь тогда уж точно наладится, и все как-то образуется в наилучшем виде вокруг этого самого источника света. Увы! Единственное, что там образуется, – это кладбище несчастных насекомых, летевших на огонек, а получивших смертельный ожог сердца… Вы скажете, у насекомых нет сердца? Я не помню. Возьмите и посмотрите энциклопедию, если вам интересно… Если вы заметили, я говорил не об этом…

Ну а если вы не заметили, то доедайте свои салатики в холодильниках, встречайте любови всех своих жизней у булочных и выбивайте в своих трепетных мечтах зубы несчастного начальника, тоже мечтающего под одеялом в квартире на другом конце города, увы, не погладить вас по головке… Позвольте же мне делать так, как я теперь уже привык: поставить цель, поняв, что мне действительно надо, и вперед – строить кубиками мосты, связующие мечту с реальностью, как бы ни было ветрено вокруг этой наспех расставленной детской игры, которую мы именуем «жизнь».