Тарка вскочил, когда они были в ярде от него. От неожиданности псарь выпустил поводок. Тарка бросился к реке; подбежав к отвесному берегу, увидел внизу, на гальке, людей. Подгоняемый криками псаря, кинулся по краю и почти достиг дальнего конца островка, когда Кусай цапнул его за плечо. Шипя и извиваясь, Тарка сражался с терьерами. Ляскали зубы. Тарка двигался плавно, но вертко; он хватал Кусая снова и снова, но тот не отпускал. Зуботычина попыталась укусить Тарку за шею, но выдра увернулась. Все трое с рычанием катались по земле, в ход шли когти и клыки; на мгновение клубок распадался, но тут же сплетался опять. Зверь и собаки рвали друг другу уши, выдирали клоками шерсть. Гончие услышали шум и с ревом помчались под береговым отвесом, стараясь найти путь наверх. Псарь пытался наступить ногой на конец цепочки, чтобы оттащить собак, — он знал, что в драке могут погибнуть все трое. Белые терьеры и коричневая выдра подкатились к обрыву и упали вниз.

Падение помогло Тарке стряхнуть с себя Кусая. Тарка пробежал между ног у Хвата и, хотя Русалка ущипнула его за бок, добрался до реки и ушел вглубь.

— Ату его! Ату его! Я-а-а-и! Возьми! Возьми! Возьми!

В пятидесяти ярдах ниже Вязового островка у берега стоял ловчий и всматривался в прозрачную и мелкую — дюймов шесть — воду. Проплыл мимо лист папоротника, сбитый лапами собак; он поворачивался из стороны в сторону, как мохнатая зеленая гусеница. Затем появился побег ясеня, зацепился за кол, на который опирался ловчий, листья вытянулись по течению; он приостановился на миг, дернулся, и вот уже его несло дальше. За ним проплыла сухая ветка, и муха, которая тщетно пыталась взлететь, и наконец — отрада для глаз — показалась выдра. Распластавшись над самым дном, чуть отталкиваясь лапами, плавно, как масляное пятно, она двигалась вниз по реке. «Двадцатифунтовый самец», — подумал ловчий, оставаясь на мелководье и прислушиваясь к сладчайшей для него музыке — реву гончих собак. За Роутернским мостом был заслон.

Мимо с плеском промчались гончие, идя по чутью. Мелькнула и сразу исчезла голова выдры. Тарка добрался до Роутернского моста. От долгих лет службы в трех каменных сводах появились трещины, постепенно заросшие папоротником, — зеленые морщины старости. У нижнего парапета росла лиственница. Здесь было глубже. Вот под мостом заискрился ломкий пунктир пузырьков. С парапета раздался крик: цепь пузырей, теперь крупнее, шла туда, где поперек реки стоял заслон из шести мужчин и двух женщин.

Тарка выставил голову и увидел людей. Оборотился назад, следя, как под пролетом моста возникают собаки. Затем нырнул и поплыл вверх, на глубину, но его вновь погнали на мелководье, и, изменив направление, он направился к заслону. По воде колотили кольями, заслон стоял стеной от одного берега до другого, однако Тарка не повернул. Когда он попытался проскочить между человеком в красном и человеком в синем, ему под брюхо сунули концы двух кольев, чтобы откинуть его обратно. Но Тарка соскользнул с отполированного речными камнями железа и прорвал заслон. Выжлятники бегали по берегу, подбадривая собак:

— Возьми его! Слушай Капкана! Давай! Давай! Давай!

В четверти мили от Роутернского моста река замедляет свой бег, входя в нижний виток S-образной излучины; русло постепенно становится глубже. В центре излучины путь перерезает плотина, сдерживающая воды длинной Оленьей запруды, за ней стоит Протоковый мост.

В начале запруды, там, где река сбавляет скорость, левый берег оплели обнажившиеся корни дубов, ясеней, лиственниц и вязов. Для преследуемых собаками и охотниками выдр это было одно из самых надежных убежищ, какие есть в долине Двух Рек. Только престарелый Арфист, которому перевалило за четырнадцать лет, знал все укромные места среди прибрежных деревьев; за свою долгую жизнь он натекал на след перед каждым из них, но лишь однажды «замял» поднятую здесь выдру. В мутной воде кишели пиявки.

Тарка достиг верхней части запруды. Плывя в тени, выдавая себя лишь пузырьками воздуха, он оказался у корней лиственницы, в которых спал два дня во время кочевий после гибели Серомордой. Подлез под наружные корни и только стал забираться повыше, на сухую закраину, как его лизнул в голову чей-то язык и чьи-то зубы, играя, ухватили за ухо. Задвигались два янтарно-желтых глаза. Он разбудил своего сына Таркволя.

Тарка повернулся несколько раз кругом, устраиваясь поудобнее, свернулся калачиком и закрыл глаза. Таркволь ткнулся мордочкой в спину отца, принюхался. Потянулся поближе, раздувая ноздри. Обнюхал Тарку с хвоста до шеи и замер. Запах был незнакомый, он нюхал осторожно, не прикасаясь носом к шерсти. Тарка глубоко втянул воздух и выпустил его длинным вздохом. Проглотил воду, оставшуюся во рту, умостился ухом на лапе и уснул, и снова проснулся.

Таркволь стоял, подняв шерсть на загорбке дыбом, вжавшись в корни, сам неподвижный, как корень. Земля колебалась.

— Возьми! Возьми, собаченьки! Не теряйте след! Вот, вот, вот, вот! Давай! Давай! Возьми!

Выдры услышали визг гончих, которые заглядывали за обрывистый берег, боясь упасть. Уставились на тусклый просвет между корнями. Раздались гулкие шаги — кто-то прошел над самой их головой. Вода поднялась, заплеснула в убежище — это столкнули вниз Капкана. Выдры увидели его морду у входа, услышали хриплое дыхание, затем басистый рев. Остальные гончие с визгом скатились в реку за ним следом.

— Давай! Давай! Добирай!

Тарка припал к выступу корня; он знал: куда бы он ни поплыл, Капкан поплывет вслед. Таркволь, виляя всем телом и вертя головой, побежал по корневищу, волоча хвост, чтобы незаметней нырнуть, но, напуганный белым пятном снаружи, повернул обратно. Белое пятно было отражением бриджей идущего вброд человека. Вблизи гулко прозвучал мужской голос. Затем в щель между двумя корнями просунули кол, задвигали в разные стороны, едва не задев Таркволя. Снова вытащили, и белое пятно исчезло. Раздалось поскуливание Кусая.

Руки протянули терьера к входу, направили внутрь; отверстие потемнело. При виде врага, запах которого оставался на шее Тарки, Таркволь зашипел. Кусай, скуля и тявкая, пытался добраться до выдр. Но задние лапы его соскользнули, и он упал. «Плюх, плюх, плюх» — топтался пес по воде, безуспешно пытаясь взобраться обратно.

В убежище снова стало темно — руки протянули и направили внутрь другого терьера. «Тяф! тяф! тяф!» Вскоре и Зуботычина шлепнулась вниз. Собак отозвали. Тарка расслабил тело, устроился поудобнее, но Таркволь все еще был настороже. Гончие и терьеры исчезли, однако голоса людей были слышны. Они звучали тихо и монотонно, и Тарка закрыл глаза. Таркволь припал к нему. Долгое время они лежали неподвижно. Затем голоса смолкли, послышались приближающиеся шаги, остановились над ними.