– Какой там еще послужной список? Разве это так важно? Долг для меня важнее! – Ты совершенно прав! Во всем, что ты говоришь, ты вполне прав. Но все-таки подумай и о том, что я говорю!… Ну, хорошо, если ты непременно хочешь уволиться – что ж, увольняйся. Но пока не будет заместителя, ты уж как-нибудь веди занятия… И во всяком случае дома обдумай все это еще раз, пожалуйста.

У меня были совершенно определенные причины и обдумывать тут было нечего, но «Барсук» то бледнел, то краснел и, наконец, стал таким жалким, что, уходя, я сказал, что еще немножко подумаю.

«Красной рубашке» я не сказал ни слова. Если на что-нибудь решился, так уж крепись!

Я в общих чертах передал «Дикообразу» свой разговор с «Барсуком».

– Ну, я так и предполагал, – оказал он. – А что касается твоего заявления об уходе, то кто тебе мешает оставить все так, как есть, пока не наступит решительный момент?

Я так и поступил, как советовал «Дикообраз».

«Дикообраз» подал заявление об уходе, попрощался со всеми преподавателями и даже для виду переселился в гостиницу «Минатоя», но потом незаметно вернулся в Сумита. Он остановился там в гостинице «Масуя» на втором этаже, в комнате, выходившей на улицу, и принялся караулить, наблюдая через сёдзи. Об этом знал я один.

Если «Красная рубашка» ходит туда тайком – ясно, что он приходит ночью. Вечером он мог бы попасться на глаза школьникам или еще кому-нибудь, поэтому мы решили, что он придет не раньше, чем в десятом часу. Первые два вечера я тоже караулил часов до одиннадцати, но «Красная рубашка» не показывался. На третий день мы вели наблюдение с девяти до половины одиннадцатого, и опять зря. Что может быть глупее, чем возвращаться домой среди ночи, понапрасну потратив время!

На четвертый-пятый день моя хозяйка немного заволновалась:

– У вас ведь жена есть, а вы по ночам развлекаетесь! Прекратили бы лучше, – посоветовала она мне.

Но мои поздние отлучки были совсем не похожи на развлечения. Я хотел сам вместо небесного правосудия покарать «Красную рубашку» – вот для чего были всеэги мои «развлечения». Уже целую неделю я регулярно ходил подстерегать его, и все напрасно. Мне стало скучно. У меня характер порывистый, когда я с жаром за что-нибудь берусь, то могу и ночь без сна провести, но зато долго бездействовать – это не по мне. Даже если это нужно для того, чтобы выступить в роли правосудия, рано или поздно все равно надоест. Словом, на шестой день мне все это наскучило, а на седьмой я подумал: «Может, перерыв сделать?…» Но «Дикообраз» держался стойко. С девяти часов вечера и пока не переваливало за полночь, не отрывая глаз от сёдзи, он следил за всеми, кто проходил под газовым фонарем у «Кадоя». А когда я приходил, он поражал меня своими статистическими данными: сколько было посетителей, сколько пришло постояльцев, сколько женщин.

– А тебе не кажется, что он не придет?… – спрашивал я.

– Гм… обязательно должен прийти, – отвечал он, скрестив руки на груди и по временам вздыхая.

Бедняга! Ведь если «Красная рубашка» не придет сюда, так «Дикообразу» во всю жизнь не удастся покарать его небесной карой!

На восьмой день я ушел из дому часов в семь. Сперва я не спеша пошел принять ванну, потом там же, в Сумита, купил восемь штук яиц. Это была необходимая мера, ибо моя квартирная хозяйка совсем замучила меня своим сладким картофелем. Яйца я положил в рукава – четыре в правый рукав и четыре в левый, свое красное полотенце перекинул через плечо и, заложив руки за пазуху, пошел в гостиницу «Масуя»; там я поднялся по лестнице, раздвинул перегородку и вошел в комнату «Дикообраза».

– Ты знаешь, есть надежда, есть надежда!… – встретил меня «Дикообраз», и лицо его вдруг просияло. До сих пор он держался несколько угрюмо, и в конце концов даже на меня стало находить уныние, когда я его видел, но теперь, взглянув на него, я тоже сразу повеселел и воскликнул: «Ура-а!», еще не зная, в чем дело.

– Сегодня, примерно так в полвосьмого, туда зашла эта гейша, Судзу.

– С «Красной рубашкой»?

– Нет.

– Так это нам ни к чему! – Гейши пришли вдвоем, но, право, похоже, что есть надежда!…

– Почему?

– Почему? А потому что такие, как он, всегда хитрят: такой сначала пошлет вперед себя гейшу, а потом сам тайком придет.

– Может быть, и так… Наверно, уже часов девять?

– Двенадцать минут десятого, – ответил «Дико-образ», взглянув на свои никелированные часы, которые он вытащил из-за пояса. – Ну-ка, погаси лампу, а то покажется странным, если на сёдзи будут видны тени двух коротко остриженных голов. Хитрая лисица насторожится сразу!

Я задул лампу, стоявшую на лакированном столике. Теперь только сёдзи чуть-чуть освещались светом звезд. Луна еще не взошла. Мы прильнули к сёдзи и затаили дыхание. Стенные часы пробили половину десятого.

– Слушай, а он придет сегодня? Если он и этой ночью не придет, то мне больше невтерпеж! – сказал я.

– Я буду тут караулить, покуда у меня деньги не кончатся.

– А сколько ж у тебя денег?

– Я расплачиваюсь каждый вечер, чтоб удобно было выехать отсюда в любое время. На сегодня, это значит за восемь дней, я заплатил здесь пять иен шестьдесят сэн.

– Ты, я вижу, заранее все подготовил. А в гостинице не удивляются?

– Вообще-то здесь спокойно, только плохо, что внимание ослабить нельзя.