Симон, увидав издали г-жу Марион, бросился к ней навстречу, и теперь они стояли на площади и разговаривали.

— Если бы его приняли, я думаю, она могла бы сообщить ему об этом одним словом, — сказал прокурор.

— Ну что? — воскликнули в один голос оба чиновника, когда Симон присоединился к ним под липами.

— Что же... тетушка говорит, что можно надеяться. Госпожа Бовизаж и старик Гревен, который сейчас уезжает в Гондревиль, ничуть не удивились нашему предложению; поговорили о том, какое у каждого из нас состояние; они предоставляют Сесили полную свободу выбора. Одним словом, госпожа Бовизаж сказала, что с ее стороны нет решительно никаких возражений против этого брака, она очень польщена предложением, но пока что хочет подождать с ответом до выборов и, может быть, до моего выступления в палате. А старик Гревен думает посоветоваться с графом де Гондревилем, потому что он никогда не принимает никаких важных решений без его совета.

— Так, — спокойно заключил Гулар, — не жениться тебе на Сесили, мой милый.

— Почему это? — насмешливо спросил Жиге.

— А потому, дорогой мой, что госпожа Бовизаж бывает у твоей тетки четыре раза в неделю, с мужем и дочкой. Твоя тетка — самая почтенная женщина в Арси, и, хотя между ней и госпожой Бовизаж двадцать лет разницы, госпожа Бовизаж ей завидует, — ну, так как же ты думаешь, разве она позволит себе отказать ей, не позолотив пилюлю?

— Не сказать ни да, ни нет, — подхватил Вине, — это все равно что сказать нет, принимая во внимание тесные отношения ваших семейств. Если госпожа Бовизаж — первая богачка в Арси, то госпожа Марион — самая уважаемая особа в нашем городе, потому что, если не считать жены нашего председателя суда, а ее никто не видит, — это единственная женщина, у которой действительно настоящий салон. Она королева Арси. Госпожа Бовизаж просто старается придать своему отказу как можно более учтивую форму, вот и все.

— Мне думается, старик Гревен надсмеялся над твоей теткой, — сказал Фредерик Маре.

— Ведь вы вчера напали на графа де Гондревиля, вы проезжались на его счет, вы оскорбили его, так что даже Ахилл Пигу бросился его защищать. А теперь с графом будут советоваться относительно вашего брака с Сесилью.

— Н-да, папаша Гревен — лукавый старик, другого такого не сыщешь, — заметил Вине.

— А госпожа Бовизаж — дама честолюбивая, — подхватил Гулар, — и она отлично знает, что у дочки ее будет два миллиона; ей хочется стать тещей какого-нибудь министра или посланника, чтобы царить в Париже.

— Ну что ж! А почему бы и нет? — сказал Симон Жиге.

— Желаю тебе от всей души! — отвечал супрефект, и, переглянувшись с помощником прокурора, он отошел с ним на несколько шагов, и оба расхохотались. — Не попадет он даже и в депутаты, — сказал супрефект г-ну Оливье, — у правительства свои виды. Вас ждет дома письмо от вашего отца, он предлагает вам проверить подведомственных вам лиц, чьи голоса должны принадлежать правительству. От этого будет зависеть ваше повышение; засим он рекомендует вам держать все это в строжайшем секрете.

— А за кого же должны будут голосовать наши судебные приставы, наши присяжные, судьи, нотариусы? — спросил прокурор.

— За кандидата, которого я вам назову.

— А вы-то откуда знаете, что отец прислал мне письмо и о чем он там пишет.

— От незнакомца.

— От этого изыскателя-геолога?

— Друг мой Вине! Мы ничего не должны о нем знать, он для нас незнакомец. Проезжая через Провен, он виделся с вашим отцом. И только сейчас этот человек передал мне послание префекта касательно выборов в Арси; мне предписывается подчиняться всем указаниям, которые соизволит сделать граф Максим. Я так и знал, что без драки дело не обойдется. Пойдемте-ка обедать и проверим как следует наши силы; для вас это перспектива стать главным прокурором в Манте, а для меня — стать префектом. И мы должны держать себя так, как будто нам нет никакого дела до этих выборов. Ибо мы с вами находимся между молотом и наковальней. Симон выставлен кандидатом от партии, которая пытается свалить нынешнее правительство, и, может быть, ей это и удастся. Но для людей умных, как мы с вами, существует только один путь...

— А именно?

— Служить тем, которые сами ставят и сваливают правительства. А письмо, которое мне показали, написано одним из тех, кто сочувствует незыблемому положению вещей...

Прежде чем продолжать наш рассказ, необходимо пояснить, кто был этот изыскатель и что намеревался он откопать в Шампани.

Приблизительно за два месяца до победы Симона Жиге на предвыборном собрании, в одиннадцать часов вечера, в одном из особняков предместья Сен-Оноре, за чаем у маркизы д'Эспар, ее деверь, кавалер д'Эспар, поставив чашку на стол и глядя на расположившихся у камина гостей, сказал:

— Максим был очень мрачен сегодня, не правда ли?

— Да, — ответил Растиньяк, — но его мрачность легко объяснить: ведь ему сорок восемь лет, — в этом возрасте не заводят новых друзей; со смертью де Марсе Максим потерял единственного человека, который понимал его, оказывал ему услуги и умел пользоваться его услугами...

— Наверно, у него есть неотложные долги, не можете ли вы помочь ему уплатить их? — сказала маркиза Растиньяку.

В ту пору Растиньяк был во второй раз министром, он только что, почти против своего желания, получил графский титул; его тесть, барон де Нусинген, был назначен пэром Франции; брат его был епископом, а зять, граф де ла Рош-Гюгон, посланником; и считалось, что в будущих правительственных комбинациях без него не смогут обойтись.

— Вы всегда забываете, дорогая маркиза, — ответил Растиньяк, — что наше правительство обменивает свои сребреники только на золото; в людях оно не разбирается.

— Способен ли Максим пустить себе пулю в лоб? — спросил дю Тийе.

— Ага! Тебе бы очень этого хотелось, мы были бы квиты, — ответил банкиру граф Максим де Трай, к изумлению присутствующих, уверенных, что граф уже покинул гостиную.

И граф, поднявшись с глубокого кресла, которое стояло позади кавалера д'Эспар, возник перед гостями, как привидение. Все рассмеялись.