Шрифт:
Я с трудом вернулась к действительности. Боб со своей сигарой, своими друзьями Жан-Максом Ривьером и его женой Франсиной, с контрактами, которые надо подписывать, проектом телевизионного шоу, поставленного Райхенбахом, будущими песнями, Боб-бизнесмен, такой чужой на пляже, такой далекий от моего нового мира, ничего не подозревающий… Филипп устроил так, чтобы Гюнтер не появлялся в течение нескольких дней. Это было тяжелое испытание. Мой возлюбленный бесился, как дикая лошадь, а я куксилась и увядала, как цветок без солнца.
У меня было три дня на решение всех проблем.
К вечеру третьего дня Гюнтер должен был ждать меня один всю ночь в ресторане «Бон Фонтен», у Пиколетты. Если я не приду, значит, свой выбор я сделала. И он больше никогда не увидит меня.
Казалось, Боб решил провести здесь все лето.
Он разложил все свои шмотки, не торопился, был в хорошем настроении от того, что дела у него ладились.
Боб заставил меня подписать контракт, который я даже не прочитала. Вот почему все последующие тридцать лет я связана по рукам и ногам его несуразными условиями, продав за пригоршню фиников мировое использование своих фильмов — и это пожизненно! Но я подписала бы что угодно, лишь бы избавиться от присутствия Боба, которому я сделала таким образом королевский подарок на прощание.
Я позвонила Райхенбаху и сказала, что подписала контракт и Боб должен вместе с ним подготовить все для съемок, а я присоединюсь когда выполню профессиональные обязательства, то есть после фильма Бургиньона.
Нам пришлось приложить немало труда, чтобы убедить Боба вернуться в Париж вечером в воскресенье, расстаться с солнцем, пляжем и ничегонеделаньем. Ведь ты же продюсер! Он сел на самолет, и билет у него был в один конец.
Почему я не поговорила с ним? Может быть, из трусости, из страха перед скандалом, драмой, может быть, боясь выпустить синицу из рук ради журавля в небе, оказаться между двух стульев.
Это был один из редких ужинов, когда Гюнтер и я были в одиночестве.
В тот вечер он подарил мне три браслета и три кольца, синие, белые и красные, из сапфиров, бриллиантов и рубинов от Картье. Я не снимала их, пока жила наша страсть. Взволнованные Пиколетта и Лина присутствовали при заключении этого скороспелого, но, как тогда казалось, прочного союза.
В ту ночь в «Мадраге» Гюнтер попросил моей руки.
С этого момента я была на облаках, на седьмом небе, а Гюнтер тем временем взял в свои руки устройство нашего будущего.
На «Капийа», вилле, которую он снимал, известие о нашей свадьбе произвело настоящий фурор! Слуги называли меня «мадам», отвешивали поклоны, а секретарь Гюнтера, его доверенное лицо и правая рука, Самир, закупил оптом обратные билеты на всех девиц, которые путались под ногами. Остались лишь самые близкие и необходимые люди, всего около двенадцати человек! Мне надо было привыкнуть к постоянному общению с теми, кого я называла «тенп Гюнтера»: Серж Маркан, Жерар Леклери, Жан-Жак Маниго, Самир Сибай, Мишель Фор, Петер Нотц, Кристиан Жанвиль и их подружки или жены…
Гюнтер решил, что наша свадьба состоится 14 июля в Лас-Вегасе!
В Лас-Вегасе? Я жутко удивилась!
14 июля? Почему, Боже мой?
А я-то мечтала о маленькой деревенской мэрии, к тому же я ненавижу 14 июля. Но так решил Гюнтер. Приготовления шли в страшной тайне, бомба должна была взорваться не раньше назначенного дня. Я была символом Франции, на пальце и на запястье я носила цвета ее флага, поэтому и вести себя я должна была соответственно. Время поджимало. Самир занимался всеми необходимыми бумагами, а Гюнтер организовывал вместе с Тедом Кеннеди брачную церемонию у судьи, резервировал для нас бунгало для долгих или коротких остановок, а также частные реактивные самолеты, на которых нам предстояло летать.
Пока я была в Сен-Тропезе, на своей вилле, рядом со мной были мои подруги, Гуапа, мои родители, я храбрилась, чувствуя себя неуязвимой. Но что станет со мной на другом краю света? Да и выходить замуж вдали от тех, кого я люблю, казалось мне невозможным.
С Гюнтером никогда нельзя вернуться назад, идешь только вперед или подыхаешь!
Мой будущий муж решил захватить с собой Сержа Маркана, Жерара Леклери, Петера Нотца, Филиппа д’Эксеа и одного молодого английского кинооператора. Перед каждым из них стояла четкая задача: Серж будет снимать, молодой англичанин помогать ему, Филипп займется фотографиями, Петер — спонсорством, Жерар — координацией, а Гюнтер — собственной женитьбой.
13 июля 1966 года мы отправились в аэропорт Орли каждый на своем «роллс-ройсе». Филипп вел мой автомобиль, Гюнтер вез с собой компанию друзей. Билеты мы купили на выдуманные имена: месье Схар и мадам Борда.
Самолет приземлился в Лос-Анджелесе глубокой ночью. Месье Схара и мадам Борда все еще ждала толпа фотографов.
На Гюнтера навалилась в зале аэропорта пресса. Он пытался пустить всех этих охотников до чужой жизни по ложному следу, рассказывая им, что мы сняли бунгало в «Беверли-Хиллз-отеле» (что было правдой, но лишь на следующий день), что мы приехали из Сен-Тропеза в поисках мечты, в страну, где сбываются все мечты. А в это время частный реактивный самолет Теда Кеннеди нетерпеливо ожидал нас чуть дальше на взлетном поле, чтобы отвезти в Лас-Вегас.