Не прошло и двух часов, как лакей подал князю на подносе две визитные карточки: на одной стояло имя виконта де Франкорвиля, на другой – маркиза де Бежена.

(Ввиду сложившихся обстоятельств князь отменил приказ никого не пропускать.)

Мишель тут же принял двух хлыщей, явившихся с серьезными, подобающими случаю выражениями лиц.

Князь приветствовал их со слегка надменной вежливостью и сказал:

– Господа, догадываюсь о цели вашего визита. Ведь вы прибыли по поручению барона де Мальтаверна?

– Да, князь, – ответил псевдомаркиз. – Наш друг поручил просить у вас сатисфакции [50] в связи с печальной неприятностью, произошедшей между вами.

– Действительно весьма печальной, по крайней мере, в том, что касается меня… – заметил Мишель.

– Этими словами вы подтверждаете согласие на дуэль? – с поспешностью спросил маркиз де Бежен.

Князь добавил:

– Я предоставил все полномочия моим друзьям, господам Морису Вандолю и Сержу Роксикову. Господин Роксиков живет при Русском посольстве на улице Гренобль, семьдесят девять, и вы сейчас застанете его у себя вместе с господином Вандолем. Желаю успеха.

Франкорвиль и Бежен поднялись и, церемонно откланявшись, с важностью удалились.

Когда они уселись в экипаж, торжественное выражение слетело с их лиц.

– Ты видел, как этот северный медведь себя держал? – сказал Бежен.

– Посмотрим, что получится у него. Он вроде неважно стреляет.

– Тогда Ги собьет с него спесь!

– И хорошо сделает! Я буду очень рад, когда один из этих иностранцев, кичащихся своим богатством, знатностью и успехом у женщин, получит хороший урок.

Встреча в Русском посольстве заняла не более пяти минут. Секунданты расстались, договорившись об условиях дуэли.

Художник и секретарь посольства отправились к Березову.

– Так вы договорились? – спросил Мишель.

– Да. Встречаетесь завтра в три часа в Багателль, – ответил Морис.

– Очень хорошо.

– Деретесь на шпагах.

– Правильно! Чуть не забыл спросить тебя о выбранном оружии. А теперь, друзья, если хотите сделать мне большое удовольствие, отобедайте со мной.

– Вы непременно хотите этого, мой друг? – спросил секретарь посольства.

– Совершенно обязательно! Мы пообедаем очень легко, как полагается накануне сражения, и вы рано уйдете. Я буду счастлив, мой милый Серж, представить тебя особе, с которой Морис уже знаком, и прошу позаботиться о ней в случае, если со мной произойдет несчастье.

– Хорошо! Но зачем эти черные мысли! – остановил его Вандоль.

– Это не черные мысли, а нормальная предусмотрительность трезвомыслящего человека. Всегда надо предвидеть худшее.

– Правильно, я с тобой вполне согласен. Истинная храбрость не исключает трезвость учета обстоятельств, – сказал Серж.

У Жермены и Мориса с момента ее спасения установились дружеские отношения. Кроме того, художник постоянно навещал ее во время болезни, и она видела его у своей постели с тех пор, как стала приходить в себя. Девушка встретила его очень сердечно и также с большой приветливостью отнеслась к Сержу Роксикову, как к соотечественнику и другу Мишеля.

Обед был таким, каким и следовало быть: очень хорошо приготовленным и беззаботным.

Жермена ела с большим аппетитом, как водится у выздоравливающих, а трое друзей изощрялись в остроумии и сумели развеселить ее.

Разошлись рано, предварительно договорившись в комнате Мишеля о завтрашнем дне во всех подробностях.

В девять Мишель пожелал Жермене покойной ночи. Она ласково погладила его руку и сказала:

– Желаю и вам покоя, дорогой мой большой брат Мишель! Спасибо за все ваши заботы… Я чувствую себя лучше… гораздо лучше и благодаря вам счастлива…

– Доброй ночи, моя дорогая сестра Жермена, – говорил князь, целуя исхудавшую белую руку. – Вам не за что меня благодарить, это я вам всем обязан. Будьте счастливы, как вы того заслуживаете. До завтра, Жермена!

В своей комнате князь некоторое время ходил взад и вперед, закурил папиросу, сел и задумался.

Подумав с четверть часа, он открыл секретер, где хранил ценные документы, взял чистый лист и начал писать красивым твердым почерком, очень разборчивым, каким российский император повелел составлять бумаги всем дипломатам, военным и гражданским чиновникам.

«Мое завещание

Последняя воля напрасно прожившего свою жизнь человека, которому, может быть, вскоре придется расстаться с земным существованием.