— Любезный друг, я вам весьма благодарен, — отвечал Минар. — Вы оказываете мне услугу, за которую я бесконечно признателен, и она доказывает...

— Что я не выношу этих Фельонов, — быстро подхватил ла Перад, заметив нерешительность мэра, который боялся закончить свою мысль из опасения, как бы она не показалась адвокату обидной. — Терпеть не могу людей, кичащихся своей необыкновенной честностью и склонных превращать возвышенные чувства в звонкую монету.

— Вы, как видно, их до конца раскусили, — заметил Минар, — ведь это ужасные лицемеры! Вся жизнь Фельона за последние десять лет подчинена одному желанию — получить красную ленточку, — прибавил мэр, показывая на свою петлицу.

— Берегитесь! — воскликнул адвокат. — Его сын любит Селесту, он старается проникнуть в цитадель.

— Ну что ж, зато у моего сына двенадцать тысяч годового дохода...

— О, мадемуазель Бригитта на днях заявила, что у жениха Селесты должен быть, по крайней мере, такой доход, — сказал адвокат, сделав неуловимое движение плечами. — Кроме того, сообщу вам по секрету, не пройдет нескольких месяцев, и вы узнаете, что Тюилье владеет недвижимостью, приносящей сорок тысяч франков дохода.

— Ах, черт побери, я это подозревал, — вырвалось у мэра, — ну что ж, он будет членом генерального совета.

— Я прошу вас лишь об одном: ничего не говорите ему обо мне, — сказал адвокат бедняков и, быстро отойдя от мэра, направился навстречу г-же Фельон. — Ну как, удалось вам добиться успеха, прелестная дама?

— Я ждала до четырех часов, но этот достойный и прекрасный человек не дал мне даже закончить свою речь: он слишком занят и не может принять подобный пост, так что господин Фельон уже прочел принесенное мною письмо, в котором доктор Бьяншон благодарит его за любезность, но сообщает, что он, со своей стороны, рекомендует кандидатуру господина Тюилье. Он, мол, употребит свое влияние в его пользу и просит моего мужа поступить так же.

— Что же сказал ваш несравненный супруг?

— Он сказал: «Я выполнил свой долг, я не поступился своими убеждениями, а теперь я — целиком за Тюилье».

— Стало быть, все устроилось, — сказал ла Перад. — Забудьте о моем визите, считайте, что эта ценная мысль пришла в голову вам самой.

Затем, приняв самый почтительный вид, он направился к г-же Кольвиль.

— Сударыня, соблаговолите привести сюда нашего славного папашу Кольвиля, — сказал он, — речь идет об одном сюрпризе для Тюилье, и его надо сохранить в тайне.

Пока ла Перад артистически беседовал с Кольвилем, поражая его воображение целым каскадом блестящих шуток, относящихся к кандидатуре Тюилье, и убеждая Кольвиля поддержать эту кандидатуру, хотя бы из семейных соображений, Флавия в каком-то оцепенении сидела в гостиной, слушая нижеследующий разговор, от которого у нее звенело в ушах.

— Хотелось бы мне знать, о чем там беседуют господа Кольвиль и ла Перад и почему они так смеются? — простодушно спросила г-жа Тюилье, глядя в окно.

— Болтают глупости, как это всегда делают мужчины, когда поблизости нет дам, — отрезала мадемуазель Тюилье, подобно всем старым девам не упускавшая случая сказать какую-нибудь колкость по адресу мужчин.

— Господин де ла Перад на это не способен, — с важностью произнес Фельон, — он один из самых добродетельных молодых людей, которых я встречал. Все знают, какого я мнения о Феликсе, так вот, я считаю, что господин Теодоз не уступает ему, больше того, я хотел бы, чтобы мой сын был столь же благочестив, как он!

— Да, он действительно человек достойный и многого добьется в жизни, — подал голос Минар. — Со своей стороны, я окажу ему всякую поддержку, я бы даже сказал, покровительство, если бы не опасался, что это слово может его обидеть...

— Он тратит больше денег на лампадное масло, чем на хлеб, уж это я доподлинно знаю, — вставил Дюток.

— Его матушка, если она, по счастью, еще жива, может гордиться таким сыном, — наставительно заметила г-жа Фельон.

— Для нас он сущее сокровище, — подхватил Тюилье. — И какой при этом скромник! Он так мало себя ценит.

— Я одно могу сказать, — продолжал Дюток, — ни один молодой человек не мог бы вести себя с б'oльшим достоинством, испытывая жестокую нужду. Теперь он восторжествовал над нею, но ему пришлось немало пострадать, это сразу заметно.

— Бедный юноша! — воскликнула Зели. — О, как меня огорчают такие вещи!..

— Я бы с чистым сердцем доверил ему самую сокровенную тайну и даже собственное состояние, — проговорил Тюилье. — А в наше время это самый большой комплимент, какой только можно сделать человеку.

— Да это Кольвиль его смешит! — вскричал Дюток.

В эту минуту Кольвиль и ла Перад возвратились из сада с таким видом, словно они были закадычными друзьями.

— Господа, суп и король не привыкли ждать, — провозгласила Бригитта, — предложите руки дамам!..