Когда Фарук с Салманом вдоволь накричались, я вклинился в паузу с невинным вопросом:

— А что, Тель-Авив тоже стал арабским городом?

Фарук посмотрел на меня как на помешанного, а Салман сказал презрительно:

— Нет никакого Тель-Авива. Яффо там, понял?

— Понял, — сказал я и спросил: — А вместо Иерусалима, значит, Эль-Кудс? Почему—то этот невинный вопрос заставил Салмана и Фарука опять перейти на

крик и вопли, из которых я выудил информацию о том, что евреи еще в сорок восьмом заняли старый город, откуда их вот уже полвека не могут выкурить даже отравленные бомбы Саддама Хусейна. Они снесли мечеть Омара, а в мечети Аль-Акса устроили кошерный ресторан, и Аллах им этого не простит: когда доблестные арабские войска займут наконец святой город, всех оставшихся евреев поставят к Стене плача…

— Послушайте, — сказал я, — но ведь вы туг плохо живете! Если вместо новых машин покупаете ворованное старье, вместо вилл у вас халупы, где даже кондиционера нет… Может, зря вы евреев победили?

Салман повернулся ко мне и разразился бранью, но Фарук неожиданно сплюнул себе под ноги и заявил:

— Конечно, зря! Нужно было дать вам построить свое государство, города, заводы, фермы, а потом все это забрать, и тогда мы нормально жили бы на своей земле! Не было у наших лидеров в сорок восьмом стратегического мышления! Им, понимаешь, все подавай сразу. Вот и завели себя в исторический тупик.

Меня поразило, как точно оценил этот простой араб суть происходившего исторического процесса, но я быстро понял, что со мной, ясное дело, разговаривал не сам Фарук, а созданная специально для меня компьютерная программа.

Мне стало скучно, и я сказал Салману:

— Веди меня к морю, я утоплюсь на твоих глазах. Не хочу жить в этом мире.

Разве могла тюремная программа виртуального наказания допустить, чтобы заключенный покончил с собой — пусть даже не в реальности, а в мире собственных иллюзий?

Салман посмотрел на Фарука, Фарук посмотрел в небо, а с неба на меня подул холодный ветер перемен. В следующее мгновение я понял, что сижу в кресле, налепленные на затылок датчики щекотали кожу, и голос системного оператора сказал:

— Шекет, ваше наказание прервано, поскольку возникла угроза для здоровья.

— Вашего? — спросил я, поднимаясь на ноги.

— Вашего, — буркнул оператор. — Вы слишком эмоционально реагируете на виртуальную реальность. Для вас это не наказание получается, а радость исследователя.

— Естественно, — сказал я. — Всегда интересно узнать что-нибудь новое. Не могли бы вы отправить меня на другую тупиковую историческую ветвь? Мне любопытно, например, что могло произойти в мире, если бы Саддам Хусейн в свое время…

— Здесь тюрьма, — прервал меня оператор, — а не аттракцион. Отправляйтесь к майору Фрумкину и доложите, что отбыли срок заключения полностью. А соответственно — и срок службы.

Я НЕ СТАЛ ЗАПИСЫВАТЬСЯ В АРМИЮ НА ВТОРОЙ СРОК — С МЕНЯ хватило и первого. Нет, в моей юности все было иначе — и лучше, конечно, о чем говорить!

В дни моей молодости я, к примеру, несколько лет проработал рекламным агентом, и сейчас, пройдя все галактические тропинки, я понимаю, какие это были прекрасные дни, ночи и рассветы с закатами… Днем я обычно летал по домам и предлагал купить крылья фирмы «Заусенетц», ночью рекламировал игорный бизнес «Карты на стол», рассветы использовал, чтобы рассказать потребителям о выгодах страховки «Ваши посмертные жизни», а на закате продавал домашние театры, в то время только появившиеся на рынке.

Рекламный агент — ужасная профессия. Сейчас она не только не в моде, но, насколько мне известно, с некоторых пор ее не существует в природе. За прошедшие годы рекламное дело перешло на принципиально новый уровень, и в наши дни вовсе не нужно нанимать живого человека, чтобы убедить кого бы то ни было приобрести для своей домашней видеотеки, скажем, последнюю версию суперблокбастера «Осторожные коготки». Сами узнаете, сами проверите, сами закажете, сами на себя и рекламации писать будете.

А в дни моей юности все было иначе: сенсорных проницателей еще не существовало в природе, а на рекламные ролики, которые шли по телевизору, обращали внимание разве что самые прижимистые клиенты, так и не раскошелившиеся на антирекламные приставки. Именно в те годы профессия рекламного агента, лично приходившего в любой дом, чтобы всучить незадачливому хозяину не нужный ему товар, была настолько популярна, что даже дети в детских садах, отвечая на вопрос воспитательницы: «Кем вы хотите быть, ребята, когда вырастете?» — хором, хотя их никто этому не учил, восклицали: «Рекламным агентом!»

Так что в моем выборе не было ровно ничего удивительного, как бы это ни казалось сейчас странным моим многочисленным читателям. Те, кто тогда жил, прекрасно помнят, например, бум домашних театров — разве мог этот бум состояться, если бы не тысячи рекламщиков вроде меня, на собственном примере объяснявших, что такое домашний театр, чем он отличается от компьютерной реальности и почему играть в Кухонном представлении куда полезнее для здоровья, нежели биться на мечах в виртуальном мире гоблинов и вампиров.