Шрифт:
И все нее Колаковский очевидно недооценивает всей тяжести этих условий — интегрального действия всех «предельностей» госкапитализма в СССР. Находясь на Западе и даже имея за плечами опыт жизни в восточно-европейских странах, видимо очень трудно, а, может быть, даже и невозможно представить себе эти условия. Об этом мы уже достаточно говорили.
Аналогия с развитием капиталистических стран не только «не удовлетворяет полностью», но и опровергает концепцию Колаковского.
Неизмеримо больше свобод и возможностей было у общества в капиталистических странах по сравнению с тем, чем располагает советское общество. И притом еще чрезвычайно важном обстоятельстве, что капитализму было куда «отступать»! В сторону усиления государственного контроля над экономикой, в сторону усиления государства. И в эту сторону, казалось бы, не так уж трудно и рискованно «отступать».
И все же вспомним, какой ценой и какими усилиями было завоевано это «отступление». Целый ряд неудавшихся, жестоко подавленных революций, тяжелейшие, катастрофические кризисы, кровавые войны и, пожалуй, самое главное — индуктивная угроза марксизма, Октябрьской революции и молодой советской власти! Ведь если честно посмотреть, то до 1917 года капиталистический мир отнюдь не мог похвастаться ни социальными реформами, ни твердым правопорядком. Его «человеческое лицо» подозрительно было похоже на маску. Заметные перемены тут «странным образом» начались именно после 1917 года!
Иными словами, капиталистическую эволюцию трудно представить себе без смертельной угрозы и нажима со стороны революции, со стороны «не учитывавшего противотенденций» марксизма с его принципом «все или ничего!» (В следовании которому обвиняет Колаковский многих противников советского режима).
«Призрак коммунизма» с его революционной дубиной «бродил» за спинами и консерваторов и реформаторов, заставляя и тех и других пошевеливаться. Едва успели вырвать почву из-под его ног! Да и то с помощью Ленина и Сталина, поспешивших показать миру, во что материализуется этот «призрак». (И как сейчас видно еще не совсем вырвали почву! Даже в развитых странах).
Что же после этого можно требовать от советского общества?!
Я говорю все это не для прославления революционной «дубины». Не «дубину» я воспеваю, а констатирую упрямый эгоизм власть имущих, которые иначе, как под угрозой революционной «дубины», никаких существенных перемен, как правило, произвести не способны, ничего из рук выпускать не хотят. А уж советские властители в эгоизме всех, наверное, превосходят!
И уже совершенно опрометчивым является утверждение Колаковского, что «нынешнее усиление полицейских методов» в СССР — следствие «отсутствия сопротивления». Ошибочность этого утверждения — вопиюща.
Сахаров, которого трудно упрекнуть в том, что он мало сделал для постепенного нажима, словно бы подвел итог этой нашей дискуссии. На вопрос корреспондента шведского радио У. Стенхольма, что можно сделать, чтобы улучшить положение в стране, Сахаров ответил:
«Сделать, по-моему, почти ничего нельзя. Нельзя, так как система внутренне очень стабильна. Чем система несвободнее, тем сильнее она законсервирована». И монолит власти он назвал «окаменелым».
Да, абсолютно жестких систем не существует,
как и вообще не существует ничего абсолютного в природе, но степень приближения к абсолютам может быть, однако, весьма высокой. Жесткость советской окаменевшей системы мог бы еще несколько ослабить действенный нажим извне, но вот он-то оказался, увы, весьма слабым! Советские же люди не только не переоценивали жесткости своего режима, а скорее недооценивали. Ибо, мы об этом уже тоже говорили, полностью осознать все его циничное вероломство и жестокость очень трудно даже и советским людям.
Есть, правда, еще один вид постепенного нажима, не связанный с большим риском — нажим изнутри, встраиваясь в аппарат и механизм системы. Но этот способ, весьма сомнительный сейчас даже в условиях восточно-европейских стран, в советских условиях является уже полным и пагубным самообманом и приводит на деле к «соучастию в свинстве».
Великолепно описал тут ситуацию Григорий Померанц в миниатюре «Коан»:
«Группа людей попала в одну клетку со стадом обезьян. Клетка заперта. Ключи в руках у обезьян. Ключи заколдованы: кто схватит их, сам становится обезьяной. Как выйти из клетки?»
Вот, к примеру, элита тех нее писателей или ученых могла бы в свое время, в критические минуты для режима (в 56-ом и 68-ом годах) оказать весьма действенный нажим изнутри (без особого риска для себя, особенно при дружном нажиме), но большинство из них успело, видимо, прикоснуться к «ключам».
И здесь нужен синтез, нужен новый «призрак»!
Я имею здесь в виду то, о чем мы уже говорили вкратце в конце второй главы: необходимость дополнения движения в защиту прав человека (т. е. «постепенного нажима») каким-то движением «третьего пути», (наподобие существующего сейчас в Европе [20] ), т. е. разработкой и пропагандой, не побоюсь этого слова, соответствующих идей. Не устану повторять, «широкие массы» страдают не столько от идеологии проповедуемой, сколько от идеологии материализованной (по прекрасному выражению профессора Авторханова). Им, чтобы давить (на власть), надо знать чем можно заменить «отдавливаемое». И тем, кого давят, тоже нужно это знать!
20
Движение «третий путь» было создано в начале 70-х годов в ряде стран Западной Европы с центром в ФРГ (Ахберг, Бодензее). Создали его выходцы из антропософского движения и из левых партий в сотрудничестве с новыми эмигрантами из Чехословакии (Ота Шик, Иржи Пеликан, Иржи Коста, Радослав Селуцкий, Еуген Лебль, Иван Свитак, Иван Быстрина, Милан Горачек, Иозеф Покстефель, Владимир Горский, Владимир Кусин и другие). Движение это по своему характеру и методам деятельности напоминает во многом правозащитное движение в СССР. Но, находясь в лучших условиях, имеет свое небольшое издательство, институт социальных исследований, проводит ежегодные конгрессы и самое важное — опирается на ряд самоуправляющихся ассоциаций в Европе, относительно весьма многочисленных. Сюда входит ряд самоуправляющихся промышленных предприятий, а также школ, больниц и некоторых других общественных организаций. Цель движения — обобщать и пропагандировать опыт уже существующих самоуправляющихся коллективов и помогать новым подобным инициативам. Но сейчас уже ставится вопрос о каком-то организационном оформлении движения и выходе на политическую арену.