Вскоре после этого для Лин наступило благословенное ощущение прохладных простыней, неяркого света, мягких осторожных рук, хотя в первые часы, когда у нее усиливалось лихорадочное состояние, мысли ее мешались; шла неустанная борьба каких-то упреков, оправданий, доказательств; ей казалось, что у нее есть всепобеждающий аргумент, но потом оказывалось, что она не знает, какими словами его выразить. В этой гонке идей она вдруг видела его, совсем близко, он словно собирался бранить ее... Но потом вдруг прервал свои упреки и сказал: «Родная моя!» Она тут же восхитилась своим здравым смыслом, заставившим ее хихикнуть в ответ на эти слова. Все это было каким-то волшебством, а потом приходили сны, абсурдные видения, кажущиеся реальностью.

Глава 11

Для родственников жертв крушения, еще лежащих в больнице, были введены либеральные правила посещения, так что Перри мог навещать Герду каждый день до ее полного выздоровления.

Ее травмы оказались не такими серьезными, как опасались вначале, и она, как только встала на ноги, попросила позволения помогать сестре в работе. Она все делала с милой серьезностью, которая подкупала каждого. Одним из излюбленных занятий больных стало обучение ее английскому языку. Особенный восторг при этом проявляли «коренные» обитатели Принстона — мальчишки. Они преуспели в обогащении ее словаря таким количеством немыслимых выражений, что временно назначенная вместо Лин сестра с негодованием выразила Перри надежду, что он не подумает, будто Герда слышала такие словечки из ее уст или от персонала вообще. Перри серьезно ответил:

— Сестра, мне и в голову не придет предположить, что вы имеете представление о сленге!

— Надеюсь, что нет, — ответила она. — В самом деле, мистер Гарстон, вы должны сделать так, чтобы она забыла их, иначе в один прекрасный день она может употребить их в благопристойном обществе!..

Перри пообещал и, придя в очередной раз навестить Герду, узнал, что на следующий день ее отпускают домой.

Герда была опечалена тем, что она не сможет повидать Лин перед своим отъездом, но утешилась словами Перри, пообещавшего встречу с ней, как только Лин выздоровеет и сможет приехать к ним в Лондон на уик-энд.

Когда Перри ушел из палаты, он нагнал на главной лестнице Уорнера Бельмонта, тоже уходящего из больницы.

— Вы уезжаете в Спайрхэмптон? — спросил Уорнер.

— Да, к себе в гостиницу.

— Тогда я могу подвезти вас. Я сам туда еду.

Перри поблагодарил его и принял предложение, хотя и без особой радости; в продолжение всего их недолгого знакомства он виновато чувствовал, что этот человек знает все о его помолвке с Лин и презирает его.

По дороге они обменивались тривиальными фразами, но неспокойная совесть Перри сослужила ему плохую службу, заставив сказать:

— Знаете, я не мог бы желать большей удачи, чем то, что Герда, моя жена, попала после крушения в палату к Лин. Как жаль, что у нее грипп! Они с самого начала понравились друг другу!

— Весьма удачно для вас, — сухо ответил Уорнер.

— То есть?.. — Перри заерзал в замешательстве. — Я хочу сказать, что в сложившихся обстоятельствах это очень хорошо.

— В сложившихся обстоятельствах? — произнес Уорнер, жестко подчеркивая слова. — Едва ли вы могли надеяться, что Лин Эсолл поведет себя по отношению к любому из вас с таким великодушием. О миссис Гарстон говорить не будем, но я думаю, что вы простите меня, если я скажу, что, по-моему, вы не имели никакого права ожидать подобного отношения к себе.

Уорнер как раз взглянул на своего спутника и заметил сердитый румянец на лице Перри. Тот угрожающе сказал ему:

— Послушайте, если вы предложили подвезти меня для того, чтобы делать мне выговоры...

— Я предложил подвезти вас потому, что ехал в том же направлении. Мы прекрасно могли поболтать о пустяках, это вы заговорили на личные темы, — напомнил ему Уорнер.

— Да, раз мы оба, по-видимому, друзья Лин, я полагал, что мог заговорить с вами о ней без того, чтобы вы пришли в ярость, — мрачно ответил Перри. Потом добавил, как бы впервые подумав об этом: — Вы ее друг или как?

— Надеюсь, что да.

— И вы знаете, что я был обручен с ней?

— Да, я знаю это.

— Тогда, наверное, вы знаете и то, что, хотя я ей принес немало огорчений тогда, — продолжал Перри, желая оставить за собой последнее слово, — она все время вела себя... ну, просто безупречно. Я точно знаю, что у нее давно все прошло и она ни о чем не жалеет. Ни о чем, уверяю вас!

— Это должно приносить вам огромное удовлетворение, — ровно заметил Уорнер.

— Да, и приносит! Думайте, что вам угодно, но я никогда не хотел, чтобы она переживала из-за меня. И теперь все в прошлом, я знаю это от Герды. Лин сказала ей, когда они увиделись.

— То же самое она сказала и мне — некоторое время назад, — сказал Уорнер несколько жестоко. — Очень рад услышать подтверждение. А кстати, где я могу вас высадить?

Они уже въехали в пригород Спайрхэмптона.

— У «Кларендона», это в...

— Я знаю.

Любой другой человек, более чуткий, чем Перри, давно бы понял, что ему намекнули о необходимости переменить тему. Но не таков был Перри. Он продолжал гнуть свое:

— Значит, она вам многое доверяет, верно? В таком случае вы должны знать, что она уже настолько глубоко забыла меня, что полюбила другого человека. Одного из докторов здесь, в Бродфилде. Она так сказала Герде, хотя и не назвала его имени. Я-то думаю, что это вполне может быть тот ирландец, Дринан. Она раза два упоминала о нем в письмах, еще когда мы были помолвлены. А вы что-нибудь об этом знаете?