— В кабинете?

— Да.

— Вот как? Я, должно быть, пропустил его, — неопределенно заметил инспектор. — Когда же он туда вошел?

— Вскоре после того, как забрали… увезли Чарлза, — ответил Уайлд. — Он, наверное, все еще там. Если угодно, я спрошу, может ли сэр Хьюберт с вами повидаться, инспектор.

— Буду вам очень признателен, — благодарно промолвил Аллейн.

Уайлд открыл дверь кабинета и заглянул внутрь. Очевидно, Хэндсли был все еще там, так как он вошел в комнату и Аллейн услышал их голоса. Через пару минут Уайлд вновь появился. Аллейну показалось, что он выглядел слегка шокированным.

— Сейчас он придет, — сказал Уайлд, поклонился и пошел наверх.

Хэндсли вышел из кабинета, держа в руках листок почтовой бумаги.

— А, вот и вы, инспектор, — сказал он. — Я копался в своих бумагах. — Он поколебался и продолжил, с трудом подбирая слова: — Я просто не мог войти в комнату, пока там лежало тело мистера Рэнкина.

— Я вас прекрасно понимаю, — отозвался Аллейн.

— Вот это, — продолжал Хэндсли, показывая бумагу, — тот самый документ, о котором я упоминал утром. Завещание мистера Рэнкина, подписанное вчера, по которому я наследую кинжал. Вы говорили, что хотели видеть его.

— Вы облегчаете мне жизнь, сэр Хьюберт, — сказал Аллейн. — Я как раз хотел просить вас об этом.

Он взял документ и неторопливо прочел его.

— Полагаю, — сказал Хэндсли, поглядывая на парадную дверь, — полагаю, что, хотя все было проделано более или менее в шутку, это действительно является законным документом?

— Я не юрист, — ответил Аллейн, — но, на мой взгляд, здесь все в порядке. Могу я оставить его у себя на некоторое время?

— Да, конечно. Надеюсь, он ко мне вернется? Мне бы хотелось сохранить это. — Он помолчал, потом торопливо добавил: — Видите ли, это последнее, что он написал.

— Разумеется, — невозмутимо сказал Аллейн.

Доктор Янг появился на площадке и сошел вниз.

— Можно мне повидать вашу пациентку, доктор Янг? — спросил инспектор.

Доктор изобразил на лице то, что в детских книжках викторианской эпохи называлось «важным видом».

— Она себя не очень хорошо чувствует, — с сомнением сказал он. — Это необходимо?

— Если бы не было необходимо, я бы к вам не обратился, — вполне дружелюбно заметил Аллейн. — Я у нее долго не задержусь и гарантирую бережное обращение с больной.

— Она в таком напряжении… Я бы предпочел, чтобы ее некоторое время не трогали… но, конечно…

— Конечно, мистер Аллейн должен повидать ее, — перебил его Хэндсли. — Сейчас не время толочь воду в ступе, доктор Янг.

— Но, сэр Хьюберт…

— Я тоже все это сильно переживаю, — решительно заявил Хэндсли. — Розамунда — девушка с характером; вряд ли она позволит себе распускать нервы. Чем скорее инспектор завершит свою работу, тем лучше для всех нас.

— Хотелось бы мне, чтобы все так думали, — сказал Аллейн. — Я не займу и десяти минут, доктор Янг.

С этими словами он пошел наверх, не дожидаясь ответа доктора.

На стук в дверь Розамунда Грант отозвалась обычным звучным и глубоким голосом. Он вошел и обнаружил ее в постели. Ее лицо было мертвенно бледным, губы казались бескровными. Но она довольно спокойно восприняла посетителя и пригласила его присесть.

— Благодарю вас, — сказал Аллейн, подвинул маленькое кресло и сел между кроватью и окном.

— Сожалею, что вы слегли, мисс Грант, — заговорил он со своей обычной деловитостью, — и еще более сожалею, что побеспокоил вас. Я часто задаюсь вопросом, чья профессия более нескромная и надоедливая — сыщика или журналиста.

— Об этом вам следует поговорить с Найджелом Басгейтом, — возразила Розамунда Грант. — Нет, — устало добавила она, — он не пытался узнать от меня какие-нибудь истории. Полагаю, что даже самый дотошный журналист не станет делать сюжет на смерти кузена, тем более будучи его наследником.

— Мистер Басгейт — единственный из гостей, с которого окончательно снято подозрение, — сказал Аллейн.

— Естественно, — резко ответила она. — А я возглавляю список подозреваемых, не так ли?

Аллейн скрестил ноги и погрузился в размышления. Если бы кто-то третий оказался у кровати Розамунды, он бы непременно подумал, как странно таинственно сознание людей. Невозможно прочесть тайную мысль, которая гложет ум этой бледной, суровой женщины. Невозможно представить себе, что кроется за хмурым лицом инспектора в глубинах его разума.

— Мне кажется, — сказал он наконец, — что вы пытались ввести меня в заблуждение на пародийном суде нынче утром. Такие вещи производят очень неблагоприятное впечатление. Гораздо лучше было бы рассказать мне, куда вы направились после ванной вчера вечером. Вы не пошли в свою комнату. Флоранс видела, как вы возвращались в нее откуда-то из коридора. Мисс Грант, где вы были?

— А вам не кажется, что… что может быть самое естественное и очевидное объяснение — что меня просто привела в замешательство необходимость давать показания перед нашим пародийным судом?