Фокус с зеркалами

Аннотация

Мисс Марпл – кто она? Тихая старушка – «божий одуванчик» – или гений сыска? Лишь ее невероятная логика может помочь раскрыть хитроумнейшую уловку преступников.

Глава 1 Миссис Ван-Райдок немного отступила от зеркала и вздохнула. – Ничего, сойдет, – сказала она. – Ну как, Джейн, сойдет? Мисс Марпл одобрительно оглядела модель от Ланванелли. – Очень красивое платье. – Платье-то неплохое, – сказала миссис Ван-Райдок и снова вздохнула. – Помогите мне его снять, Стефания. Немолодая горничная с седой головой и поджатыми губами осторожно сняла платье через голову и вытянутые руки миссис Ван-Райдок. Миссис Ван-Райдок стояла теперь перед зеркалом в розовой шелковой комбинации, затянутая в изящный корсет. На ногах, все еще стройных, были тончайшие нейлоновые чулки. Ее лицо, которое регулярно массировали, под слоем косметики и на некотором расстоянии казалось почти девическим. Волосы, не столько седые, сколько нежно-голубые, были красиво уложены. Глядя на миссис Ван-Райдок, было почти невозможно представить ее себе без макияжа. Для нее делалось все, что могут сделать деньги, – плюс диета, массаж и гимнастика. Она с улыбкой взглянула на свою подругу. – Кто бы мог подумать, Джейн, что мы с тобой ровесницы? Мисс Марпл была верной подругой. – Конечно, никто, – успокоила она ее. – А вот я, пожалуй, выгляжу на свой возраст. У мисс Марпл были седые волосы, розовое лицо в морщинках и невинные фарфорово-голубые глаза. Это была удивительно милая старушка. Миссис Ван-Райдок никто бы не назвал удивительно милой старушкой. – Да, Джейн, ты выглядишь на свой возраст, – сказала миссис Ван-Райдок и вдруг усмехнулась: – Впрочем, ведь и я тоже, только на другой лад. «Поразительно, как эта старая ведьма сохранила фигуру» – вот что обо мне говорят. И все знают, что я старая ведьма. И сама я чувствую себя именно такой! Она тяжело опустилась в стеганое атласное кресло. – Можете идти, Стефания, – сказала она. Стефания взяла платье и вышла. – Моя верная Стефания! – сказала Рут Ван-Райдок. – Служит у меня уже более тридцати лет. Единственная, кто знает, как я выгляжу на самом деле. Джейн, мне надо поговорить с тобой. Мисс Марпл с готовностью пододвинулась ближе. В этой пышной спальне гостиничного номера люкс она смотрелась несколько странно. Однако и в своем несколько мешковатом черном костюме, с большой хозяйственной сумкой она выглядела настоящей леди. – Я тревожусь, Джейн. За Керри-Луизу. – За Керри-Луизу? – задумчиво переспросила мисс Марпл. Это имя перенесло ее на много лет назад. Пансион для молодых девиц во Флоренции. Вот она сама – бело-розовая девочка, росшая под сенью провинциального английского собора. И вот сестры Мартин, американки, которые удивляют и привлекают эту английскую девочку необычным говором, живостью и непринужденностью поведения. Рут – высокая, энергичная, уверенная в себе. Керри-Луиза – миниатюрная, изящная, задумчивая. – Когда ты с ней виделась в последний раз, Джейн? – О, много лет назад, лет двадцать пять. Но мы, конечно, всегда пишем друг другу на Рождество. Странная вещь дружба! Юная Джейн Марпл и две американки. Их жизненные пути сразу же разошлись, но старая дружба сохранилась: иногда они переписывались, на Рождество обменивались открытками. И странно, что с Рут, чей дом, а вернее, дома находились в Америке, мисс Марпл виделась чаще, чем с ее сестрой. Впрочем, не так уж и странно, ведь Рут, как большинство американцев ее круга, была, в сущности, космополитом, примерно раз в год она наезжала в Европу, порхала между Лондоном, Парижем и Ривьерой [1] , и надо отдать ей должное, непременно старалась выкроить часок для старых друзей. Таких встреч, как сегодняшняя, было много. То в «Кларидже» [2] , то в «Савойе» [3] , то в «Беркли» [4] , то в «Дорчестере» [5] . Изысканный ленч, воспоминания и торопливое, ласковое прощание. Посетить деревню Сент-Мэри-Мид у Рут, конечно же, не хватало времени. Джейн Марпл на это и не рассчитывала. У каждого свой темп жизни. У Рут это было Presto. Мисс Марпл довольствовалась Adagio. [6] 1 Французская Ривьер а, или Лазурный Бере г – полоса гористого побережья Франции на Средиземном море, международный курорт. 2 « Кларид ж» – одна из самых известных лондонских гостиниц высшего класса в фешенебельном районе Мэйфер. 3 « Саво й» – дорогая лондонская гостиница с первоклассным рестораном на улице Странд. 4 « Беркл и» – лондонская гостиница люкс с рестораном на улице Беркли-стрит. 5 « Дорчесте р» – фешенебельная лондонская гостиница на улице Парк-Лейн. 6 Медленно, неторопливо (ит.; муз.) . Итак, с американкой Рут она виделась чаще, а Керри-Луизу, жившую в Англии, не видела уже более двадцати лет. Странно, но вполне объяснимо, потому что, когда друзья живут в одной стране, они не стремятся к встречам. Считается, что рано или поздно встреча произойдет сама собой. Однако, если эти друзья вращаются в разных кругах, ничего подобного не происходит. Вот и пути Джейн Марпл и Керри-Луизы ни разу не пересекались. – Почему ты тревожишься о Керри-Луизе? – спросила мисс Марпл. – Не знаю почему, и это как раз тревожит меня больше всего. – Она болеет? – Особенно крепкой она никогда не была. И я бы не сказала, что она чувствует себя хуже обычного. Стареет, конечно, как и все мы. – Может быть, несчастлива? – О нет! Конечно нет, подумала мисс Марпл. Трудно представить себе Керри-Луизу несчастной, хотя бывали в ее жизни времена, когда так могло быть. Но это как-то не вязалось с ней. Ее можно было представить испуганной, огорченной, обиженной, но в горе и отчаянии – нет, невозможно! Миссис Ван-Райдок будто угадала ее мысли. – Керри-Луиза всегда была не от мира сего, – сказала она. – Она не знает жизни. Наверно, это меня и тревожит. – Обстоятельства… – начала мисс Марпл, но тут же, покачав головой, осеклась. – Нет, не то. – Не обстоятельства, а она сама, – сказала миссис Ван-Райдок. – У Керри-Луизы всегда были идеалы. Во времена нашей юности идеалы были в моде. По нашим тогдашним понятиям не иметь идеалов было просто неприлично. Ты, Джейн, собиралась ухаживать за прокаженными, а я хотела уйти в монастырь. У всех девиц эта дурь проходит. Обычно ее выбивает замужество. Но мне из замужества, пожалуй, удалось и кое-что извлечь. Мисс Марпл подумала, что ее подруга чересчур скромно оценивает свои достижения. Рут выходила замуж трижды, всякий раз за очень богатого человека, и каждый развод только увеличивал ее счет в банке, нисколько не портя ей характера. – Разумеется, – сказала миссис Ван-Райдок, – я не позволяла себе расслабиться. Я всегда прочно стояла на ногах. Не ждала слишком многого от жизни и тем более – от мужчин. И все оказывались довольны, и никому не было обидно. С Томми мы до сих пор дружим, а Джулиус часто советуется со мной о делах на бирже. – Ее лицо омрачилось. – Кажется, я поняла, что меня беспокоит. Керри-Луиза всегда имела обыкновение выходить за одержимых. – За одержимых? – Да, за людей с идеалами. Перед идеалами Керри-Луиза никогда не могла устоять. В семнадцать лет – а она была прехорошенькая – старый Гулбрандсен увлек ее планами спасения человечества. Ему было за пятьдесят, но она за него тем не менее вышла. За вдовца со взрослыми детьми, исключительно из-за его филантропических идей. Она слушала его как зачарованная. Ну прямо как Дездемона слушала Отелло. К счастью, на этот раз не было Яго [7] , чтобы испортить дело. К тому же Гулбрандсен все-таки не был цветным. Кажется, он был шведом или норвежцем, что-то в этом роде. 7 Дездемона, Отелло, Яго – персонажи трагедии Вильяма Шекспира «Отелло, Мавр Венецианский» (1604—1605). Мисс Марпл задумчиво кивнула. Имя Гулбрандсена было известно всему миру. Этот человек, при его блестящих деловых качествах и безукоризненной честности, нажил такое огромное состояние, что просто не мог не заняться благотворительностью. Его имя еще было на слуху. Существовал Фонд Гулбрандсена, премия Гулбрандсена за научные открытия, основанные им приюты для бедных, но более всего прославился его Колледж для детей рабочих. – Ты-то знаешь, что она вышла за него не ради его денег, – сказала Рут. – Я если бы и решилась завести такого мужа, то именно ради денег. Но не Керри-Луиза. Не знаю, что было бы дальше, если бы он не умер. Ей тогда было тридцать два. Отличный возраст для вдовы. Уже имеется опыт, но еще не утрачена способность адаптироваться. Старая дева кротко кивала головой, слушая все это, и перебирала в памяти вдов, которых знала в деревне Сент-Мэри-Мид. – Больше всего я радовалась за Керри-Луизу, когда она вышла за Джонни Рестарика. Он-то, конечно, женился на ней ради ее денег – ну, может быть, не только, но, во всяком случае, деньги сыграли тут решающую роль. Джонни был эгоист, лентяй и сибарит [8] , но это куда безопаснее, чем одержимость. Все, чего хотел Джонни, – это жить в свое удовольствие. Он хотел, чтобы Керри-Луиза одевалась у лучших портных, скупала яхты и автомобили и вместе с ним наслаждалась бы всеми этими радостями жизни. С таким мужчиной никаких хлопот. Дайте ему комфорт и роскошь, и он будет мурлыкать и окружать вас вниманием. Я никогда особенно не принимала всерьез его работу. Подумаешь, театральный художник. Но Керри-Луиза воспринимала все его поделки как Искусство с большой буквы, она и заставила его снова вернуться в эту богему. Ну и получила – эта кошмарная особа из Югославии вцепилась в него мертвой хваткой и увезла. Он не так уж и хотел этого. Если бы Керри-Луиза проявила благоразумие, он вернулся бы к ней. 8 Сибарит – изнеженный человек, склонный к роскоши и удовольствиям (по названию древнего города Сибарис в Южной Италии). – А она тяжело это переживала? – спросила мисс Марпл. – По-моему, не очень. Это-то и странно. Она вела себя как ангел. В этом она вся. Тут же согласилась на развод, чтобы он мог жениться на этой твари. И даже предложила ему не забирать с собой двух его сыновей от первого брака, потому что им будет у нее спокойнее. Так что бедняга Джонни просто вынужден был жениться на той югославке, и она превратила его жизнь в ад, а через полгода, в приступе ярости, пустила под откос машину, в которой они ехали. Говорили о несчастном случае, но я думаю, что она просто показала характер. Миссис Ван-Райдок помолчала, взяла зеркальце и стала внимательно рассматривать свое лицо. Потом взяла пинцет и выдернула волосок. – И что же потом? Потом она не придумала ничего лучшего, как выскочить за Льюиса Серроколда. Еще один одержимый! Еще один с идеалами! Конечно, он очень ей предан, что и говорить. Но у него опять-таки мания – сделать всех счастливыми. А ведь добиться счастья человек может только сам. – Не уверена, – сказала мисс Марпл. – В таких вещах тоже есть мода, как и в одежде. Кстати, видела ты, в какие юбки нас хочет упихнуть Кристиан Диор? [9] О чем я говорила? Да, о моде. В благотворительности она тоже существует. Во времена Гулбрандсена беднякам давали образование. Теперь это устарело. Потому что за это теперь взялось и государство. Сейчас каждый твердит, что имеет право на образование. И очень мало его ценит, когда получает. Малолетние правонарушители – вот кто сейчас в моде. Потенциальные преступники. На них просто помешались. Видела бы ты, как сверкают у Льюиса Серроколда глаза за толстыми стеклами очков, когда он говорит о них. У него железная воля. Он из тех, кто готов питаться одними бананами и сухарями, если того потребует Дело. Керри-Луиза, как всегда, в полном восхищении. А мне, Джейн, это совсем не нравится. Состоялось собрание попечителей Фонда, и все имение отдали под новую идею. Открыли нечто вроде школы с трудовым воспитанием для малолетних правонарушителей. С психиатрами, психологами и прочим. Льюис и Керри-Луиза живут, можно сказать, среди этих мальчишек, а ведь они, мягко говоря, не совсем нормальны. Ну а специалисты по трудовой терапии и педагоги-энтузиасты… из них половина уж наверняка сумасшедшие. И все жуткие фанатики! И среди всего этого кошмара моя маленькая Керри-Луиза! 9 Кристиан Диор (1905—1957) – французский модельер и законодатель моды. Она умолкла и беспомощно посмотрела на мисс Марпл. Та произнесла, несколько озадаченная: – Но ты так и не сказала, Рут, чего именно ты опасаешься. – Говорю же тебе, что не знаю. Вот это меня и тревожит. Я только что оттуда – ненадолго к ним заезжала. И все время чувствовала что-то неладное. В атмосфере… в доме… и я знаю, что не ошиблась. У меня всегда была развита интуиция. Рассказывала я тебе, как уговаривала Джулиуса продать акции Зернового Объединения, пока они не обанкротились? Ну что, разве я была не права? Да, у Керри-Луизы что-то неладно. Не знаю, что именно. То ли что-то не так в Школе, у этих ужасных маленьких арестантов. То ли в семье. Не могу сказать. Льюис весь в своих идеях и ничего вокруг не замечает. А Керри-Луиза (храни ее бог) и подавно. Она обожает красивые пейзажи, прекрасную музыку, размышления о возвышенном. Это очень мило, но как непрактично! Ведь на свете существует и зло. Вот я и хочу, Джейн, чтобы ты скорее поехала туда и выяснила, в чем дело. – Я? – воскликнула мисс Марпл. – Но почему именно я? – Потому что у тебя чутье на такие вещи. Ты всегда была очень милым, невинным созданием, а вместе с тем умела предугадывать самое худшее. – Худшее так часто оказывается правдой, – тихо сказала мисс Марпл. – И почему ты такого дурного мнения о человеческой природе? Не понимаю. Ведь ты живешь в тихой деревне, где чистые нравы, не тронутые современной циничностью. – Ты никогда не жила в деревне, Рут. Ты и представить не можешь, что порою творится в тихой деревне, где, по-твоему, такие чистые нравы. – Возможно. Я говорила только о том, что подобные вещи тебе любопытны. Значит, ты поедешь в Стоунигейтс и выяснишь, что там неладно? – Милая Рут, это очень трудно сделать. – Ничуть. Я уже все обдумала и подготовила почву. Если ты не слишком на меня рассердишься, я все расскажу. Миссис Ван-Райдок несколько смущенно взглянула на мисс Марпл, закурила и, заметно нервничая, начала: – Согласись, что после войны жизнь в Англии для людей с небольшим фиксированным доходом стала труднее. То есть для таких, как ты, Джейн. Я права? – О да! Если бы не мой заботливый племянник Реймонд, не знаю, как бы я жила. – О твоем племяннике Керри-Луиза ничего не знает, – сказала миссис Ван-Райдок. – Возможно, она слышала о его книгах, но не подозревает, что их автор – твой племянник. Вот я и сказала Керри-Луизе, что я очень беспокоюсь о нашей дорогой Джейн. Ей, дескать, иной раз едва хватает на еду. Но гордость ни за что не позволит ей обратиться к старым друзьям. Деньги она наверняка не примет. Но можно предложить ей побыть в приятной обстановке, со старой подругой. Не надо будет тратиться на еду и вообще отдохнуть от забот… – Рут Ван-Райдок остановилась, а потом добавила с вызовом: – Ну теперь выскажи все, что ты обо мне думаешь! Мисс Марпл с кротким изумлением раскрыла фарфорово-голубые глаза. – О чем ты, Рут? Ты нашла отличный предлог. Я уверена, что и Керри-Луизе твоя идея понравится. – Она тебе уже написала. Ты найдешь письмо, когда вернешься домой. Скажи честно, Джейн, ты не считаешь, что я слишком много себе позволила? И ты согласна… Она запнулась. Мисс Марпл тут же пришла ей на помощь, изящно выразив ее мысль: – …поехать в Стоунигейтс вроде бы в качестве объекта благотворительности? Почему бы нет, если это необходимо? Ты считаешь, что необходимо, и я склонна с тобой согласиться. Миссис Ван-Райдок удивленно на нее взглянула. – Но почему? До тебя уже дошли какие-то слухи? – Ничего подобного. Но тебя что-то смущает. А ты отнюдь не фантазерка, Рут. – Да. Хотя ничего определенного я не знаю. – Помнится, – сказала мисс Марпл. – Однажды утром в церкви, а было это во второе воскресенье рождественского поста, я сидела позади Грэйс Лэмбл. И все больше за нее тревожилась. Я была уверена, что у нее что-то случилось. Хотя не могла бы сказать, что именно. Какое-то тяжелое чувство не оставляло меня. – И что-то действительно произошло? – О да! Ее отец, старый адмирал, в последнее время вел себя странно. А на следующий день бросился на нее с тяжелым молотком. Кричал, что она – антихрист, принявший обличье его дочери. Он чуть не убил ее. Его увезли в дом умалишенных, а ей пришлось провести несколько месяцев в больнице, еле оправилась. – Значит, у тебя в церкви появилось предчувствие? – Мою тревогу вызвало вполне реальное обстоятельство, как обычно и бывает в таких случаях, хотя мы не всегда замечаем это вовремя. Ее воскресная шляпка была надета задом наперед. А Грэйс Лэмбл – очень аккуратная женщина и не страдает рассеянностью. Не заметить, как она надела шляпку, отправляясь в церковь, она могла только при чрезвычайных обстоятельствах. Отец бросил в нее мраморным пресс-папье и разбил зеркало. Она, видимо, уже на ходу напялила шляпку и поспешила из дому. Она не хотела, чтобы слуги что-то услышали. Сама же она искренне считала, что у ее родителя остались замашки старого «морского волка», ей было и невдомек, что это психическое заболевание. Он постоянно жаловался, что за ним следят, что у него полно врагов – в общем, все обычные симптомы. Миссис Ван-Райдок с уважением посмотрела на свою подругу. – Пожалуй, в твоем Сент-Мэри-Мид не такие уж идиллические [10] нравы. А я-то думала… – Человеческая природа, милая, всюду одинакова. Просто в городе ее труднее наблюдать. – Так ты поедешь в Стоунигейтс? – Да, поеду. Пожалуй, я дурно поступаю по отношению к моему племяннику Реймонду. Подумают, что он мне не помогает. Впрочем, мой милый мальчик уехал на полгода в Мексику. А к тому времени все, вероятно, окончится. 10 Идиллический – безмятежный, счастливый. – Что окончится? – Едва ли Керри-Луиза пригласит меня на неопределенное время. Скорее всего недели на три, на месяц. Этого вполне достаточно. – Достаточно, чтобы выяснить, в чем там дело? – Да, именно это я имела в виду. – Боже мой, Джейн, – сказала миссис Ван-Райдок. – Ты, кажется, очень в себе уверена. Мисс Марпл взглянула на нее с легким упреком. – Это ты во мне уверена, Рут. Или говоришь так… А я могу только обещать, что постараюсь оправдать твою уверенность. Глава 2 Прежде чем пуститься в обратный путь (была среда – и билеты в ее «идиллический» Сент-Мэри-Мид стоили дешевле), мисс Марпл очень деловито собрала некоторые сведения. – Мы с Керри-Луизой иногда переписывались, но чаще всего это были рождественские открытки и календари. Мне нужны некоторые факты, милая Рут, а также сведения о тех, кого я встречу в ее доме в Стоунигейтсе. – Ну, о браке Керри-Луизы с Гулбрандсеном ты знаешь. У них не было детей, и Керри-Луиза об этом горевала. Гулбрандсен был вдовец с тремя взрослыми сыновьями. И они с Керри-Луизой удочерили девочку. Назвали ее Пиппой. Прелестный был ребенок. Ей было два годика, когда они ее взяли. – Откуда? Кто были ее родители? – Я, право, не помню, Джейн. А может, никогда и не знала. То ли ее взяли из приюта для подкидышей, то ли это был чей-то нежеланный ребенок и Гулбрандсен об этом услышал. А что? Ты считаешь это важным? – Всегда желательно знать всю подоплеку. Но продолжай, пожалуйста. – Потом Керри-Луиза все же забеременела. Я слышала от врачей, что так нередко бывает. Мисс Марпл кивнула. – Да, по-видимому. – Словом, это произошло, и, как ни странно, Керри-Луиза, пожалуй, даже огорчилась. Случись это раньше, она себя не помнила бы от радости. Но она уже так привязалась к Пиппе, что даже почувствовала себя виноватой перед ней, словно в чем-то ущемила ее права. А Милдред родилась очень непривлекательным ребенком. Она пошла в Гулбрандсенов, людей достойных, но определенно некрасивых. Керри-Луиза так старалась не делать разницы между родной и приемной дочерьми, что больше баловала Пиппу и меньше внимания уделяла Милдред. Иногда мне казалось, что Милдред затаила обиду. Впрочем, я не часто их видела. Пиппа выросла красавицей, а Милдред дурнушкой. Эрик Гулбрандсен умер, когда Милдред было пятнадцать, а Пиппе восемнадцать. В двадцать лет Пиппа вышла замуж за итальянца, маркиза ди Сан-Севериано. За настоящего маркиза, не какого-нибудь авантюриста. Она была богатой наследницей – иначе Сан-Севериано, конечно, не женился бы на ней, ты ведь знаешь итальянцев! Гулбрандсен оставил одинаковые суммы родной и приемной дочерям. Милдред вышла за каноника [11] Стрэта – приятный человек, только очень подверженный насморкам. Старше ее лет на десять-пятнадцать. Насколько я знаю, брак был вполне счастливый. 11 Каноник – в англиканской церкви старший священник кафедрального собора. Год назад он умер, и Милдред вернулась в Стоунигейтс, к матери. Но я слишком спешу и пропустила одно-два замужества. Надо вернуться к ним. Итак, Пиппа вышла за своего итальянца. Керри-Луиза была очень довольна. У Гвидо были прекрасные манеры, он был красив и отличный спортсмен. Через год Пиппа родила дочь и умерла в родах. Это была ужасная трагедия. Гвидо Сан-Севериано очень горевал. Керри-Луиза несколько раз ездила в Италию. В Риме она и познакомилась с Джонни Рестариком и вышла за него. Маркиз снова женился и очень охотно отдал свою маленькую дочь, чтобы она воспитывалась в Англии, у богатой бабушки. Все они поселились в Стоунигейтсе: Джонни Рестарик, Керри-Луиза, двое сыновей Джонни – Алексис и Стефан (первая жена Джонни была русская) и маленькая Джина. Милдред вскоре вышла за своего каноника. Потом Джонни завел роман с югославкой и последовал развод. Сыновья Джонни и после этого приезжали в Стоунигейтс на каникулы и очень привязались к Керри-Луизе. А в тысяча девятьсот тридцать восьмом году Керри-Луиза вышла за Льюиса. – Миссис Ван-Райдок остановилась, чтобы перевести дух. – А ты не знакома с Льюисом? Мисс Марпл покачала головой. – Нет. В последний раз я виделась с Керри-Луизой в двадцать восьмом году. Она тогда любезно пригласила меня в Ковент-Гарден [12] , в оперу. – Да-да. Что ж, Льюис в общем был для нее вполне подходящим мужем. Он возглавлял известную фирму. Кажется, они познакомились, когда решались некие финансовые дела Фонда и Колледжа, основанных Гулбрандсеном. Состоятельный человек, примерно ее ровесник и с безупречной репутацией. Но тоже одержимый. Помешан на перевоспитании молодых преступников. 12 Ковент-Гарден – Королевский оперный театр в Лондоне. Рут Ван-Райдок вздохнула. – Как я уже говорила, Джейн, в благотворительности тоже существует мода. Во времена Гулбрандсена все кому не лень пеклись об образовании. Еще раньше – устраивали благотворительные кухни. Мисс Марпл кивнула. – Да, да. Больным приносили желе из портвейна и бульон из телячьей головы. Помню, как этим занималась моя мать. – Правильно. Сперва насыщали тело. Потом стали питать умы. Все помешались на образовании для низших классов. Но и эта мода прошла. Скоро, по-моему, будет модным вообще не учить детей, пусть до восемнадцати лет не знают грамоты. У Фонда Гулбрандсена возникли некоторые трудности, потому что его функции взяло на себя государство. Тут и появился Льюис, энтузиаст трудового перевоспитания молодых правонарушителей. Сперва он заинтересовался этим как профессионал. Анализируя мошеннические проделки шустрых юнцов, он все более убеждался, что молодые правонарушители вовсе не дебилы. Напротив, у них отличные головы и незаурядные способности. Их надо только направить в нужное русло. – В этом что-то есть, – сказала мисс Марпл. – Хотя я не рискнула бы утверждать это столь категорично… Помню… Она не договорила и взглянула на часы. – О боже! Мне нужно обязательно поспеть на поезд в шесть тридцать шесть. Рут Ван-Райдок настойчиво повторила: – Так ты поедешь в Стоунигейтс? Взяв свою хозяйственную сумку и зонтик, мисс Марпл сказала: – Если Керри-Луиза меня пригласит. – Пригласит. Значит, поедешь? Обещаешь? Джейн Марпл обещала. Глава 3 Мисс Марпл сошла с поезда на станции Маркет-Кимбл. Любезный попутчик вынес за ней ее чемодан. Мисс Марпл, держа в руках сетку, выцветшую кожаную сумочку и несколько шалей, благодарно щебетала: – Вы очень любезны. Сейчас так трудно… не хватает носильщиков… Для меня поездка – это столько волнений… Щебетанье заглушил станционный радиоузел, который громко, но неразборчиво объявлял, что поезд пятнадцать восемнадцать прибыл на первую платформу и вскоре последует дальше, через такие-то станции – их названия разобрать было совершенно невозможно. На большой, продуваемой всеми ветрами станции Маркет-Кимбл почти не было ни пассажиров, ни железнодорожных служащих. Зато она могла похвалиться шестью платформами и запасным путем, где важно пыхтел крохотный паровозик с одним вагоном. Мисс Марпл, одетая несколько скромнее обычного (как хорошо, что она не успела отдать свое старое пестренькое платье), неуверенно озиралась вокруг. К ней подошел молодой человек. – Мисс Марпл? – спросил он неожиданно театральным тоном, как будто с ее имени начинался текст его роли в любительском спектакле. – Я из Стоунигейтса. Приехал вас встретить. Мисс Марпл с благодарностью взглянула на него. Милейшая старая дама, на вид очень беспомощная, но – если бы он сумел это заметить – с очень проницательными голубыми глазами. Внешность молодого человека мало соответствовала его звучному голосу. Она была гораздо менее импозантной, можно даже сказать незначительной. И еще он имел привычку нервно моргать. – О, благодарю вас, – сказала мисс Марпл. – У меня только этот чемодан. Она заметила, что молодой человек не взял ее чемодан. Он сделал знак носильщику, который вез на тележке несколько ящиков. – Возьмите это, пожалуйста, – сказал он. И прибавил с важностью: – Я из Стоунигейтса. Носильщик весело отозвался: – Будет сделано. Сейчас вернусь. Мисс Марпл показалось, что ее новому знакомому это не понравилось. Все равно, что адрес «Букингемский дворец» [13] приравнять к какому-нибудь «Лабернем-роуд, дом три». – Порядки на железных дорогах становятся просто невыносимыми, – посетовал он. Деликатно развернув мисс Марпл в сторону выхода, он добавил: – Я Эдгар Лоусон. Миссис Серроколд попросила меня встретить вас. Я помогаю мистеру Серроколду в его работе. 13 Букингемский дворец – главная королевская резиденция в Лондоне, построенная в 1703 году. Во дворе перед дворцом ежедневно происходит церемония смены караула королевских гвардейцев. Это был тонкий намек на то, что очень занятой человек отложил чрезвычайно важные дела, чтобы рыцарски услужить супруге своего патрона. И снова это прозвучало как-то неестественно, с привкусом театральности. Мисс Марпл очень насторожил этот Эдгар Лоусон. Они вышли из здания вокзала, и Эдгар подвел старую леди к видавшему виды «фордику». – Как вам угодно – впереди, со мной, или на заднем сиденье? – спросил он. Но тут произошло нечто неожиданное. К станции подкатил новенький, блестящий двухместный «Роллс-бентли» [14] и остановился впереди «Форда». Из него выпрыгнула очень красивая молодая женщина. Ее запачканные вельветовые брюки и простая блузка с расстегнутым воротом лишь подчеркивали несомненный факт, что она не только красива, но и элегантна. 14 « Ролл с-бентли» – марка дорогого легкового автомобиля компании «Роллс-Ройс». – А, вы уже здесь, Эдгар? Я так и думала, что не успею. Вижу, вы уже встретили мисс Марпл. Я тоже ее встречаю. – Она ослепительно улыбнулась гостье, показав великолепные зубы на загорелом лице южанки. – Я Джина, – сказала она. – Внучка Керри-Луизы. Как вы доехали? Наверное, ужасно? Какая миленькая сетка! Обожаю сетки. Позвольте, я понесу ее. И ваши шали. Вам будет удобнее. Эдгар вспыхнул и запротестовал: – Послушайте, Джина, это я встречаю мисс Марпл. Меня… Зубы девушки опять сверкнули в широкой улыбке. – Знаю, Эдгар. Но я вдруг подумала, что хорошо бы и мне приехать. Я отвезу ее, а вы можете подождать багаж. Усадив мисс Марпл, она захлопнула дверцу, обежала машину, села за руль, и они быстро отъехали от станции. Мисс Марпл оглянулась и увидела вытянувшееся лицо Эдгара Лоусона. – Мне кажется, дорогая, – кротко заметила она, – что мистер Лоусон не слишком доволен. Джина засмеялась. – Эдгар просто идиот, – сказала она. – Всегда такой напыщенный. Можно подумать, будто он что-то значит! – Разве он ничего не значит? – поинтересовалась мисс Марпл. – Эдгар? – В презрительном смехе Джины безотчетно прозвучала жестокая нотка. – Да он с приветом. – С приветом? – В Стоунигейтсе все с приветом. Исключая Льюиса и бабушку и еще нас с мальчиками. И уж конечно исключая мисс Беллевер. А все остальные точно… Иногда мне кажется, что и я там делаюсь немножко того… Даже тетя Милдред на прогулке что-то все время бормочет себе под нос, представляете? А ведь она как-никак – вдова каноника. Они выехали на шоссе и прибавили скорость. Джина бросила на свою спутницу быстрый взгляд. – Вы учились в школе вместе с бабушкой? Вот удивительно! Мисс Марпл отлично понимала, что она хочет сказать. Юность всегда удивляется тому, что и старость была когда-то юной, носила косички и одолевала десятичные дроби и английскую литературу. – Наверное, это было очень давно? – вежливо поинтересовалась Джина, по наивности не замечая бестактности своего вопроса. – Да, – сказала мисс Марпл. – По мне это сразу видно, не то что по вашей бабушке. Верно? Джина кивнула. – Вы правильно подметили. Бабушка почему-то кажется женщиной без возраста. – Я давно с ней не виделась. Может быть, с тех пор она все-таки изменилась. – Она, конечно, седая, – подумав, сказала Джина. – И ходит с палочкой, из-за артрита. В последнее время ей стало хуже… Джина не договорила, а помолчав спросила: – Вы когда-нибудь бывали раньше в Стоунигейтсе? – Нет, никогда. Но очень много о нем слышала. – Скажу вам сразу: дом просто ужасен, – сказала весело Джина. – Этакое готическое [15] чудовище. Громадина. Стив говорит, что это Лучший Викторианский [16] Сортирный Стиль. В общем, даже забавно. Но его обитатели безумно серьезны. То и дело натыкаешься на психиатров. Им тут раздолье. Они похожи на скаутских [17] командиров, только хуже. А среди молодых преступников встречаются очень милые. Один научил меня открывать замки кусочком проволоки. А другой, с виду совершенный ангелочек, поделился известными ему способами укокошить человека. 15 Готический стиль в архитектуре, распространенный в эпоху Средневековья, характеризуется обилием башенок, арок, острыми шпилями, цветными окнами-витражами и богатой орнаментикой. 16 Относящийся к эпохе царствования королевы Великобритании Виктории (1837—1901). 17 Скауты – добровольная ассоциация, объединяющая подростков от восьми до двадцати лет и проповедующая здоровый образ жизни, христианскую мораль, патриотизм. Была создана в 1908 году. Мисс Марпл молча усваивала эту информацию. – Больше всего мне нравятся убийцы, – сказала Джина. – А вот психи меньше. Конечно, Льюис и доктор Мэйверик считают, что ненормальны они все и что это – результат подавленных желаний и неблагополучия в семье, например, если мать сбежала с солдатом и тому подобное. Я так не считаю. Мало ли людей, у которых было ужасное детство, но они все-таки сумели вырасти порядочными. – Я думаю, что это очень сложная проблема, – сказала мисс Марпл. Джина засмеялась, опять показав свои великолепные зубы. – Честно говоря, меня она не слишком волнует. Но есть люди, которым не терпится улучшать жизнь на земле. Льюис на этом просто помешан. Специально едет на той неделе в Абердин [18] , потому что там будет слушаться дело какого-то парнишки, у которого уже пять судимостей. – А что молодой человек, который меня встретил на станции? Мистер Лоусон. Он сказал мне, что помогает мистеру Серроколду. Он у него секретарем? 18 Абердин – город и порт на северо-востоке Шотландии на берегу Северного моря. – У Эдгара не хватит мозгов, чтобы быть секретарем. Он ведь тоже из этих. Останавливался в гостиницах и выдавал себя за кавалера Ордена Виктории [19] или за боевого летчика, занимал деньги, а сам потом потихоньку смывался. По-моему, он просто дрянь. Но Льюис возится с каждым из них. Как бы принимает в члены семьи и дает работу. Это якобы должно повысить у них чувство ответственности. В один прекрасный день кто-нибудь из них перережет нас. – И Джина весело рассмеялась. 19 Орденом королевы Виктории награждают за выдающиеся заслуги перед монархом и королевской семьей. Был учрежден в 1896 году. Мисс Марпл смеяться не стала. Въехали в величавые ворота, у которых дежурил швейцар с военной выправкой; потом проехали аллею, обсаженную рододендронами [20] . Аллея, да и весь сад выглядели запущенными. Заметив взгляд своей спутницы, Джина сказала: – Садовников у нас нет еще с войны [21] , а теперь мы уж и рукой махнули. Но вид в самом деле ужасный. Вскоре Стоунигейтс предстал во всей своей красе. Как и сказала Джина, это действительно было очень большое здание в стиле викторианской готики. Некий Храм Плутократии [22] . Филантропия добавила к нему крылья и пристройки, которые хотя и не слишком отличались по стилю, но лишили здание всякой цельности и смысла. 20 Рододендрон – альпийская роза, род кустарника с неопадающими листьями и красными цветами, растущий в горной местности, разводится также как декоративное растение. 21 Имеется в виду Вторая мировая война 1939—1945 годов. 22 Плутократия – форма правления, при которой власть принадлежит богатым. – Уродина, верно? – сказала Джина, ласково глядя на дом. – А вон и бабушка, на террасе. Я здесь остановлюсь, и вы сможете выйти к ней. Мисс Марпл пошла вдоль террасы навстречу своей старой подруге. Миниатюрная фигурка издали казалась девичьей, хотя Керри-Луиза опиралась на палку и шла медленно, явно с трудом. Казалось, какой-то молодой девушке взбрело в голову изобразить старуху. – Джейн! – воскликнула миссис Серроколд. – Милая Керри-Луиза! Да, это она. Удивительно, как мало она изменилась, хотя, не в пример своей сестре, не употребляет косметики и прочих ухищрений. Волосы седые. Но поскольку они всегда были светлыми, почти серебристыми, их цвет изменился очень мало. Кожа у нее все еще нежно-розовая, только теперь это лепестки увядшей розы. А в глазах прежняя лучистая невинность. По-девичьи стройна, и этот грациозный наклон головы, как у птички. – Я очень себя виню, – сказала Керри-Луиза своим нежным голосом, – за то, что мы так долго не виделись. Ведь прошли годы, милая Джейн! Как хорошо, что ты наконец нас навестила. С другого конца террасы Джина крикнула: – Шла бы ты в дом, бабушка! Становится холодно. Джолли будет сердиться. Керри-Луиза засмеялась серебристым смехом. – Как они суетятся вокруг меня! Всячески напоминают, что я уже старая. – А ты не чувствуешь себя старой? – Нет, Джейн, не чувствую. Несмотря на мои боли и недуги, а у меня их много, в душе я все еще чувствую себя девчонкой вроде Джины. Наверное, так у всех. Зеркало говорит нам, как мы состарились, но все равно не верится. Мне кажется, и года не прошло с той поры, как я была во Флоренции. Помнишь фрейлейн Швайх и ее высокие ботинки? Приятельницы весело расхохотались, припоминая события чуть не полувековой давности. Они вместе направились к боковой двери. Там их встретила высокая и худая пожилая дама. У нее был надменно вскинутый нос, короткая стрижка и хорошего кроя костюм из толстого твида. [23] Она гневно сказала: – Чистое безумие, Кара, так поздно выходить из дому. Вы совершенно не способны о себе заботиться. Что скажет мистер Серроколд? – Не браните меня, Джолли, – умоляюще сказала Керри-Луиза. И представила ее своей гостье: – Это мисс Беллевер. Она для меня абсолютно все: нянька, дракон, сторожевой пес, секретарь, домоправительница и преданный друг. 23 Твид – грубая шерстяная ткань с особым диагональным плетением нитей двух или более разных цветов. Джульетта Беллевер фыркнула, но кончик ее большого носа покраснел, что было признаком волнения. – Делаю, что могу, – сказала она угрюмо. – Но у нас здесь сумасшедший дом. И просто невозможно ввести правильный распорядок. – Милая Джолли, ну конечно невозможно. Меня удивляет, что вы все еще пытаетесь. Где вы поместите мисс Марпл? – В Голубой комнате. Я провожу ее туда? – спросила мисс Беллевер. – Да, Джолли, пожалуйста. А потом ведите ее пить чай. Сегодня чай подадут, кажется, в библиотеке. В Голубой комнате висели тяжелые портьеры из выцветшей голубой парчи, которым, как решила мисс Марпл, было лет пятьдесят. Мебель была красного дерева, громоздкая и прочная. Над кроватью – массивный полог на четырех столбах. Мисс Беллевер открыла дверь, за которой оказалась ванная комната. Она была неожиданно современной, с бледно-лиловой кафельной плиткой и сверкающими хромированными кранами. Мисс Беллевер сказала сердито: – Джон Рестарик, когда женился на Каре, велел сделать в доме десять ванных комнат. Пожалуй, это здесь единственная дань времени. О других изменениях он не хотел и слышать. Говорил, что все здесь – антиквариат. Вы его знали? – Нет, ни разу не встречалась. Мы с миссис Серроколд виделись очень редко, хотя всегда переписывались. – Приятный был человек, – сказала мисс Беллевер. – В общем ни на что не пригодный, но очень милый. Масса обаяния и слишком большой успех у женщин. Это его и погубило. Каре он, конечно, не подходил. Помолчав, она добавила: – Ваши вещи распакует горничная. Не хотите ли перед чаем помыть руки? Получив утвердительный ответ, она сказала, что подождет мисс Марпл на верхней площадке лестницы. Мисс Марпл вошла в ванную, вымыла руки и робко вытерла их великолепным бледно-лиловым полотенцем, потом сняла шляпку и пригладила свои мягкие седые волосы. Мисс Беллевер, ожидавшая за дверью, повела ее вниз по широкой и мрачной лестнице, через большой темный зал в комнату, до потолка уставленную книжными полками. Из огромного окна открывался вид на искусственное озеро. Керри-Луиза стояла у окна, и мисс Марпл подошла к ней. – Внушительных размеров дом, – сказала мисс Марпл. – Я в нем просто теряюсь. – Да. Но, в сущности, нелепый. Он был построен разбогатевшим фабрикантом скобяных изделий или кем-то в этом роде. Довольно скоро он разорился. И неудивительно. Четырнадцать гостиных – и все огромные. Я никогда не могла понять, на что людям все эти гостиные. По мне, хватит и одной. Спальни тоже огромные. Столько ненужного пространства! Моя спальня меня просто подавляет. Так долго приходится идти от кровати до туалетного столика… А портьеры! Такие тяжелые, такие мрачные – бордового цвета. – И ты ее не отделала заново? Керри-Луиза немного удивилась. – Нет. Все осталось почти так же, как было, когда я поселилась здесь с Эриком. Маляры, конечно, побывали, но все цвета – прежние. Какая, собственно, разница? Мне кажется, я не имею права тратить деньги на подобные вещи, когда для них есть лучшее применение. – Неужели в доме ничего не изменили? – Ну как же! Изменили очень многое. Мы не тронули только середину – Большой Зал и комнаты, которые туда выходят. Самые лучшие. Джонни, мой второй муж, очень восхищался ими и говорил, что там ничего нельзя менять. Он был художник, театральный декоратор, так что в этих вещах разбирался. А оба крыла мы перестроили. Разгородили комнаты. Получились кабинеты и спальни для педагогов. Мальчики живут в здании Колледжа. Его отсюда видно. Мисс Марпл посмотрела на большие строения из красного кирпича, видневшиеся за деревьями. Потом ее взгляд упал на более близкий объект, и она сказала, улыбаясь: – Как хороша Джина! Лицо Керри-Луизы просияло. – Не правда ли? – сказала она с нежностью. – Я так рада, что она опять с нами. В начале войны я отправила ее в Америку, к Рут. Может быть, Рут говорила тебе о ней? – Нет. Только упомянула. – Бедная Рут! Она была очень расстроена браком Джины. Я много раз говорила ей, что ничуть не осуждаю Джину. Рут не понимает того, что поняла я: что прежние сословные и классовые различия исчезли или исчезают. Джина работала на каком-то военном предприятии и встретила этого молодого человека. Он был моряк и имел много военных отличий. Они поженились после недельного знакомства. Конечно, они поспешили. Не было времени узнать, действительно ли они подходят друг другу. Но теперь такие браки не редкость. Они – дети своей эпохи. Мы можем считать многие их действия неразумными, но с этим надо мириться. А Рут была ужасно расстроена. – Она считала молодого человека неподходящим? – Она твердила, что мы ничего о нем не знаем. Он родом со Среднего Запада [24] . Денег у него нет и, разумеется, никакой профессии. Таких мальчиков теперь сотни. Рут хотела для Джины совсем другого. Но что теперь говорить, дело сделано. Я была очень рада, что Джина приняла мое приглашение приехать вместе с мужем. Здесь жизнь кипит. Уолтеру есть чем заняться. Если он задумал изучать медицину, получить ученую степень, у нас тут все условия для этого. И Джина у себя дома. Я так рада, что она вернулась и в доме есть кто-то веселый, ласковый и живой. 24 Средний Запад – традиционное название территории США, лежащей между Скалистыми и Аллеганскими горами. Мисс Марпл кивнула и снова посмотрела в окно на молодую пару, стоявшую над озером. – Какая красивая пара! – сказала она. – Я не удивляюсь, что Джина в него влюбилась. – О, это не Уолтер. – В голосе миссис Серроколд вдруг послышалось смущение. – Это Стив, младший сын Джонни Рестарика. Когда Джонни… уехал отсюда, его мальчикам стало некуда деваться на каникулы. Вот я и брала их к себе. Здесь по-прежнему их дом. А Стив теперь все время живет тут. Он ведает нашим театром. Потому что мы поощряем все творческие наклонности. Льюис говорит, что большая часть преступлений среди молодежи рождается из желания как-то себя показать. У большинства этих мальчиков было несчастное детство, их всячески подавляли. Ограбив кого-то, они чувствуют себя героями. Вот мы и хотим, чтобы они сочиняли пьесы, сами в них играли и сами писали декорации. Театр мы поручили Стиву. Он оказался таким энтузиастом! Удивительно, но он сумел вдохнуть во все это жизнь! – Так, так, – медленно произнесла мисс Марпл. Она была дальнозорка (об этом знали, по горькому опыту, многие ее соседи в деревне Сент-Мэри-Мид) и ясно видела красивое смуглое лицо Стивена Рестарика, который в чем-то с жаром уверял Джину. Лица Джины она не могла видеть – та стояла к ней спиной. Но выражение лица Стивена не оставляло никаких сомнений. – Это не мое дело, – сказала мисс Марпл. – Но ты, конечно, видишь, Керри-Луиза, что он в нее влюблен. – О нет! – сказала Керри-Луиза несколько встревоженно. – Надеюсь, что нет. – Ты вечно витаешь в облаках, Керри-Луиза. Тут нет никаких сомнений. Глава 4 1 Прежде чем миссис Серроколд успела что-нибудь ответить, в библиотеку вошел ее муж. В руке он держал несколько распечатанных писем. Льюис Серроколд был невысок ростом, и внешность его была очень заурядной. Но сразу было видно, что он яркая личность. Недаром Рут однажды сказала о нем, что это не человек, а какая-то динамо-машина. Он был настолько увлечен своими делами и идеями, что частенько не замечал ничего и никого вокруг. – Дурные вести, дорогая, – сказал он. – Джекки Флинт опять взялся за старое. А я-то думал, что на этот раз он искренне хотел исправиться, просто ему нужно дать шанс. Он всегда интересовался железными дорогами. Поэтому мы с Мэйвериком надеялись, что за эту работу – на железной дороге – он будет держаться и выбьется в люди. А он опять за свое! Стал по мелочам красть из посылок. И даже то, что нельзя ни продать, ни как-то использовать. Значит, тут наверняка психологический мотив. И ведь мы так пока его и не разгадали. Но мы еще повоюем за этого несмышленыша. – Льюис, это моя старая подруга Джейн Марпл. – Здравствуйте, – рассеянно произнес мистер Серроколд. – Очень рад. Теперь его, разумеется, будут судить. А ведь мальчик славный. Звезд с неба не хватает, но очень славный. Условия у него дома просто неописуемые… Тут он прервал свою речь. Динамо переключилось на гостью. – Я в восторге, мисс Марпл, что вы приехали погостить у нас. Очень важно, что у Каролины появилась возможность пообщаться с подругой ее юности. Столько, наверное, общих воспоминаний! Здешняя атмосфера для нее несколько мрачна. Очень уж нелегка была жизнь этих бедных детей. Мы надеемся, что вы пробудете у нас подольше. Мисс Марпл теперь поняла, чем он привлек к себе ее подругу. Было очевидно, что для Льюиса Серроколда главное – его Дело. Многих женщин это могло раздражать. Но только не Керри-Луизу. Льюис Серроколд взял еще одно письмо. – А вот тут хорошие вести. Из банка «Уилтшир и Сомерсет». Наш Моррис отлично себя показал. Им очень довольны и со следующего месяца думают повысить в должности. Я всегда знал, что ему нужно только почувствовать ответственность. Иметь дело с деньгами и понимать, что они значат. Он обратился к мисс Марпл: – Половина этих мальчиков не знает, что такое деньги. Для них это просто возможность пойти в кино или купить сигареты. Но у них большие способности, и им нравится жонглировать цифрами. Вот мне и кажется, что именно этим их надо брать – готовить из них бухгалтеров, показывать им, так сказать, скрытую романтику денег. Обучать, а потом доверять ответственную работу. Чтобы они уже напрямую имели дело с деньгами. Так мы одержали самые большие наши победы. Подвели нас всего двое из тридцати восьми человек. А один стал даже старшим кассиром в фармакологической фирме. Это ответственная должность… Он остановился, чтобы сказать жене: – Дорогая, чай подали. – Я думала, что его подадут сюда. Я так и сказала Джолли. – Нет, чай будем пить в Зале. Там все уже собрались. – А я думала, что никого нет дома. Керри-Луиза взяла мисс Марпл под руку, и они пошли в Большой Зал. Чаепитие в такой обстановке было несколько несуразным. Чайные чашки и приборы принесли на подносе. Тут громоздились вперемежку с дешевыми белыми кружками остатки рокингемского [25] и споудского [26] сервизов. 25 Марка изделий из фарфора, обычно темно-желтого или белого цвета с глазурью и позолотой, названная по имени английского государственного деятеля маркиза Рокингема, в поместье которого в конце XVIII века она была впервые произведена. 26 Марка тонкого фарфора из твердой глины с костяной золой, названная по имени основателя фирмы Дж. Споуда (1735—1797) и производимая до наших дней. К чаю был подан хлеб, две банки варенья и множество дешевых, подозрительного вида пирожных. За чайным столом сидела полноватая немолодая женщина с седыми волосами. Миссис Серроколд сказала: – Джейн, это Милдред. Моя дочь Милдред, которую ты помнишь маленькой девочкой. Из тех, кого мисс Марпл успела встретить в этом доме, Милдред Стрэт более всех ему соответствовала. Само воплощение зажиточности и чувства собственного достоинства. Когда ей было уже около сорока, она вышла замуж за каноника англиканской церкви, а теперь была его вдовой. И выглядела она именно как вдова каноника – респектабельно и пресно. Это была некрасивая женщина с широким, невыразительным лицом и тусклыми глазами. В детстве, вспомнила мисс Марпл, она тоже была очень некрасива. – А вот Уолли Хадд, муж Джины. Уолли оказался высоким молодым человеком с зачесанными назад волосами и угрюмым выражением лица. Он неловко поклонился и продолжил набивать рот пирожными. Вошли Джина и Стивен Рестарик. Оба были очень оживленны. – Джина очень хорошо придумала, как расписать задник, – сказал Стивен. – Из тебя, Джина, вышел бы отличный театральный художник. Джина засмеялась, явно польщенная. Вошел Эдгар Лоусон и сел рядом с мистером Серроколдом. Когда Джина заговорила с ним, он сделал вид, будто не слышит. Все это несколько озадачило мисс Марпл, и она была рада после чая уйти к себе и прилечь. К обеду за столом собралось еще больше народу. Был молодой доктор Мэйверик, то ли психиатр, то ли психолог – мисс Марпл не очень ясно понимала разницу. Он изъяснялся исключительно научными терминами, и понять, что он говорил, было просто невозможно. Были также два очкастых молодых человека, которые преподавали в Колледже. Еще присутствовал мистер Баумгартен, специалист по трудовой терапии, и трое очень застенчивых юношей, которым выпала очередь быть «гостями в доме». Один из них, блондин с ярко-голубыми глазами, оказался, как шепотом сообщила Джина, тем самым экспертом по части «укокошить». Обед не был особенно аппетитным. Кое-как приготовлен и кое-как подан. Одеты все были очень по-разному, явно пренебрегая условностями этикета. Мисс Беллевер была в черном платье с закрытым воротом. Милдред Стрэт надела вечернее платье, но поверх него – вязаную кофту. На Керри-Луизе было короткое серое шерстяное платье, Джина сияла красотой в неком подобии крестьянского наряда. Уолли и Стивен Рестарик даже не переоделись. Эдгар Лоусон облачился в аккуратный темно-синий костюм, а Льюис Серроколд – в полагающийся к обеду смокинг. Льюис ел очень мало и едва ли замечал, что у него на тарелке. После обеда Льюис Серроколд и доктор Мэйверик удалились в кабинет. Специалист по трудовой терапии и оба учителя ушли к себе. Трое «воспитанников» вернулись в Колледж. Джина и Стивен отправились просматривать ее эскизы декораций. Милдред принялась вязать что-то неопределенное, а мисс Беллевер – штопать носки. Уолли тихо покачивался на стуле, тупо глядя в пространство. Керри-Луиза и мисс Марпл стали вспоминать прошлое, которое было понятно и интересно только им самим. Один только Эдгар Лоусон не мог найти себе места. Он то садился, то беспокойно вставал. – Мне, наверное, надо идти к мистеру Серроколду, – сказал он громко. – Может быть, я ему нужен. – Не думаю. Сегодня вечером он хотел кое-что обсудить с доктором Мэйвериком, – ласково сказала Керри-Луиза. – Тогда я, конечно, не стану мешать. Мне же меньше хлопот. Я и без того уж потерял сегодня время на станции, я ведь не знал, что миссис Хадд собралась сама туда ехать. – Ей следовало предупредить вас, – сказала Керри-Луиза. – Но она, вероятно, решила это в последний момент. – Понимаете, миссис Серроколд, она выставила меня дураком. Совершенным дураком. – Нет-нет, – сказала Керри-Луиза, улыбаясь. – Вы не должны так думать. – Я знаю, что я никому не нужен… Отлично знаю. А могло бы быть иначе, совершенно иначе, если бы я нашел свое место в жизни. Я не виноват, что это место мне не досталось. – Не надо, Эдгар, – сказала Керри-Луиза. – Зачем расстраиваться из-за пустяков? Джейн очень вам благодарна за то, что вы ее встретили. А у Джины часто бывают такие внезапные порывы. Она не хотела вас обидеть. – Нет, именно хотела. Все было сделано нарочно, чтобы меня унизить. – О Эдгар… – Вы не знаете и половины того, что происходит. Сейчас не стоит об этом заводить разговор, так что спокойной ночи. И он вышел, хлопнув дверью. Мисс Беллевер фыркнула: – Ужасные манеры! – Он очень ранимый, – не очень уверенно произнесла Керри-Луиза. Милдред Стрэт, щелкая спицами, резко сказала: – Он отвратительно ведет себя. Мама, ты не должна ему это позволять. – Льюис говорит, что он не может сдерживаться. – Каждый может сдерживаться и не грубить, – сухо возразила ей Милдред. – Но Джина тоже виновата. Она легкомысленна во всех отношениях. Никогда не думает, что из ее капризов получится. Сегодня она поощряет его, завтра унижает. Чего же можно ожидать? Уолли Хадд заговорил. Впервые за весь вечер: – Этот парень псих. Вот и все! Псих! 2 Вечером у себя в комнате мисс Марпл попыталась составить себе общую картину из того, что ей удалось уже узнать, но картина эта была еще слишком нечеткой. Тут несомненно было несколько бурных встречных течений. Но давало ли это основания для тревоги, какую испытывала Рут Ван-Райдок, сказать было невозможно. Мисс Марпл казалось, что все происходившее вокруг никак не затрагивает Керри-Луизу. Стивен влюблен в Джину. Может быть, и Джина влюблена в Стивена, однако последнее неясно. Уолтеру Хадду очень невесело – вот это совершенно очевидно. Подобные ситуации могут возникать – и возникают – повсюду. В них, к сожалению, нет ничего исключительного. Оканчиваются они бракоразводным процессом, и все участники, с новыми надеждами, все начинают снова – и снова могут запутаться. Милдред Стрэт явно не любит Джину и ревнует к ней свою мать. Это, по мнению мисс Марпл, было вполне естественно. Она вспомнила, что рассказывала ей Рут Ван-Райдок. Как Керри-Луиза огорчалась, что у нее нет детей, как удочерила маленькую Пиппу и как вдруг оказалось, что ребенок у нее все-таки будет. «Случай нередкий, – говорил мисс Марпл ее врач. – Когда женщина успокаивается, Природа делает свое дело». Он добавлял, что обычно это сулит мало хорошего приемышу. Однако на этот раз все получилось иначе. Гулбрандсен и его жена обожали маленькую Пиппу. Она заняла в их сердцах настолько прочное место, что потеснить ее было трудно. Гулбрандсен давно уже был отцом, так что это отцовство не было для него чем-то новым. Материнское чувство Керри-Луизы было удовлетворено Пиппой. Беременность она перенесла тяжело, а роды были трудные и длились долго. Возможно, что Керри-Луизе, всегда чуждавшейся суровой жизненной прозы, не понравилась эта первая встреча с ней. И вот стали подрастать две девочки – одна хорошенькая и забавная, другая некрасивая и не слишком умная. Это, подумала мисс Марпл, было опять-таки вполне естественно. Когда люди удочеряют маленькую девочку, они, конечно, выбирают хорошенькую. И хотя Милдред могло повезти и она могла уродиться в Мартинов – эта семья произвела на свет красивую Рут и изящную Керри-Луизу, – Природа решила, что она будет похожа на Гулбрандсенов, людей рослых и здоровых, но очень некрасивых. К тому же Керри-Луиза старалась ничем не напоминать приемной дочери о том, что она неродная, так старалась, что была чересчур снисходительна к Пиппе, а к Милдред порою несправедлива. Пиппа вышла замуж и уехала в Италию. Милдред некоторое время оставалась единственной дочерью. Но скоро Пиппа умерла, Керри-Луиза привезла ее ребенка в Стоунигейтс, и Милдред опять отступила на второй план. Потом ее мать снова вышла замуж, и в доме появились сыновья Рестарика. В 1934 году Милдред вышла замуж за каноника Стрэта, ученого-антиквария [27] , старше ее на пятнадцать лет, и уехала с ним на юг Англии. Возможно, что она была с ним счастлива, а возможно, и нет. Этого никто не знал. Детей у нее не было. А теперь она снова живет в доме, в котором выросла. И снова, как показалось мисс Марпл, не чувствует себя там особенно счастливой. 27 Антикварий – исследователь древностей. Джина, Стивен, Уолли, Милдред, мисс Беллевер, которая любила порядок, но никак не могла навести его. Льюис Серроколд – вот кто был безраздельно счастлив: идеалист, сумевший воплотить свои идеалы в практические дела. Никто из этих людей, по мнению мисс Марпл, не представлял угрозу для Керри-Луизы. Непонятно, что же так насторожило Рут. Ее сестра была покойна и безмятежна вопреки всему. Такой она была всю свою жизнь. Откуда же эта тревога? А что чувствует она, Джейн Марпл? Действительно ли в этом доме назревает некая беда? Имеются и другие действующие лица, находящиеся несколько дальше от эпицентра водоворота: специалисты по трудовой терапии, учителя – серьезные и безобидные молодые люди; молодой, с большим апломбом доктор Мэйверик; трое розовощеких юных правонарушителей с невинными глазами; Эдгар Лоусон… Уже засыпая, мисс Марпл почему-то подумала об Эдгаре Лоусоне. Он напоминал ей о ком-то или о чем-то. Что-то в Эдгаре Лоусоне слегка ее беспокоило. А может, даже и не слегка. Не приспособленный к жизни, так это, кажется, называется. Но как это могло навредить Керри-Луизе? И могло ли? Мисс Марпл мысленно как бы покачала головой. Ее тревожило нечто более серьезное. Глава 5 1 На следующее утро, постаравшись не встретиться с хозяйкой дома, мисс Марпл спустилась в сад. Его вид огорчил ее. В свое время сад был заложен с большим размахом. Там были кусты рододендронов, бархатные газоны, пышные цветочные бордюры и розарий, окаймленный подстриженными кустами тиса [28] . Теперь от былого великолепия не осталось и следа. Лужайки были выкошены кое-как; бордюры заглушены сорняками, среди которых едва пробивались спутанные стебли цветов; дорожки заросли мхом и давно не чистились. Зато огород, обнесенный кирпичными стенами, был в отличном состоянии. Потому, очевидно, что от него была польза. А вот большая часть газонов и цветников была превращена в теннисные корты и в лужайку для игры в шары. 28 Тис – южное вечнозеленое хвойное дерево или кустарник с твердой ценной древесиной и ядовитой хвоей и семенами. Оглядев цветочный бордюр, мисс Марпл досадливо пощелкала языком и выдернула оттуда пышно разросшийся сорняк. Она держала его в руке, когда в саду показался Эдгар Лоусон. Увидев мисс Марпл, он в нерешительности остановился. Но она громко его окликнула. Когда он подошел, она спросила, не знает ли он, где хранятся садовые инструменты. Эдгар сказал, что где-то тут садовник, и он должен знать. – Обидно видеть такую запущенность, – прощебетала мисс Марпл. – Я так люблю сады. – Она не хотела, чтобы Эдгар отправился на поиски инструментов, и поэтому поспешно продолжала: – Ведь это, в сущности, почти все, на что еще способна старая, бестолковая женщина. Вот вам, мистер Лоусон, наверное, совсем не до сада. У вас гораздо более важная работа. Ответственная работа при мистере Серроколде. Вот что интересно вам. – Да, да, очень интересно, – тут же охотно отозвался он. – И ваша помощь, конечно, крайне важна для мистера Серроколда. Его лицо омрачилось. – Вот этого я не знаю, не уверен. Дело в том, что за этим стоит… Он не договорил. Мисс Марпл задумчиво разглядывала его. Жалкий, низенький и щуплый человечек в унылом, хотя и очень аккуратном темном костюме. Такого мало кто заметит, а если заметит – не запомнит… Рядом была садовая скамья. Мисс Марпл направилась туда и села. Эдгар, насупившись, ждал, что еще она скажет. – Я уверена, – подбадривающе прощебетала мисс Марпл, – что мистер Серроколд очень на вас полагается. – Не знаю, – сказал Эдгар. – Право, не знаю. – Еще больше нахмурившись, он машинально уселся рядом. – Я нахожусь в очень трудном положении. – Да? – сказала мисс Марпл. Эдгар смотрел прямо перед собой. – Все это весьма конфиденциально, – выпалил он вдруг. – Да, да, конечно, – сказала мисс Марпл. – Если бы я получил то, чем должен владеть по праву… – Да? – Вам я, пожалуй, могу сказать. Уверен, что от вас это не пойдет дальше. – О нет! Можете всеце… – Она не договорила, поняв, что ему даже не требуются ее заверения. – Мой отец… видите ли, мой отец – очень важная особа. Да, теперь уже не надо было ничего говорить. Требовалось только слушать. – Кроме мистера Серроколда, никто не знает. Видите ли, огласка могла бы повредить положению моего отца. – Он обернулся к ней и улыбнулся. Печальной улыбкой, полной затаенной гордости. – Дело в том, что я сын Уинстона Черчилля. [29] 29 Черчилль Уинстон (1874—1965) – британский государственный и политический деятель, премьер-министр Великобритании в 1940—1945 и 1951—1955 годах. – О, – сказала мисс Марпл. – Понимаю. Она действительно с пониманием восприняла это заявление. Ей тут же вспомнилась довольно печальная история, случившаяся в ее родном Сент-Мэри-Мид, и то, чем эта история кончилась. Эдгар Лоусон продолжал, его откровения звучали совсем как театральный монолог: – Были причины. Моя мать была замужняя женщина. Ее муж находился в доме умалишенных – развод был невозможен, – о браке не могло быть и речи. Я не виню своих родителей. Во всяком случае, мне хочется так думать… Он всегда делал для меня все, что мог. Разумеется, негласно. Вот тут и начались мои беды. У него есть враги – они стали и моими врагами. Им удалось разлучить нас. И они следят за мной. Куда бы я ни шел – слежка. И во всем мне вредят. Мисс Марпл покачала головой. – Подумать только! – сказала она. – Я изучал в Лондоне медицину. На экзаменах меня спрашивали не по билету. Специально, чтобы я провалился. На улицах за мной следили. Наговаривали на меня квартирной хозяйке. Меня преследуют всюду. – Ну, вы наверняка преувеличиваете, – попробовала успокоить его мисс Марпл. – Говорю вам, что я точно знаю это! О, они очень хитры. Мне никак не удается их увидеть или хотя бы выяснить, кто они. Но я все-таки выясню… Мистер Серроколд увез меня из Лондона и привез сюда. Он был добр ко мне. Очень добр. Но даже здесь я не чувствую себя в безопасности. Они и здесь тоже не оставляют меня в покое. Настраивают всех против меня. Мистер Серроколд говорит, что это не так, но мистер Серроколд не все знает. Впрочем, иногда мне кажется… Он не договорил и поднялся со скамьи. – Повторяю, это сугубо конфиденциально, – сказал он. – Вы, конечно, понимаете. Так вот, если вы заметите, что кто-то следит за мной, шпионит, дайте мне знать кто! И он удалился – унылый, неприметный и жалкий. Мисс Марпл задумчиво смотрела ему вслед. – Псих, – раздалось над ее головой. – Обыкновенный псих. Около скамейки стоял Уолтер Хадд. Засунув руки в карманы, он хмуро взирал на удалявшегося Эдгара. – Вообще странная здесь компания, – сказал он. – Чокнутые, все до единого. Мисс Марпл молчала, и Уолтер продолжал: – Этот Эдгар, что вы о нем думаете? Говорит, будто его настоящий отец – лорд Монтгомери [30] . По-моему, не похоже, чтобы Монти! Судя по тому, что я о нем слышал, – нет! – Нет, конечно, – сказала мисс Марпл. – Очень маловероятно. – Джине он плел совсем другое – будто он наследник российского престола, сын какого-то там великого князя [31] . Не знает, что ли, кто его настоящий отец? 30 Монтгомери Бернард Лоу (1887—1976) – лорд, британский фельдмаршал, один из крупнейших военачальников во время Второй мировой войны. 31 Великий князь – титул сына, брата или внука русских царей. – Вероятно, нет, – сказала мисс Марпл. – В этом-то и вся беда. Уолтер опустился рядом с нею на скамью и снова повторил: – Тут у нас все не в себе. – Вам не нравится в Стоунигейтсе? Молодой человек нахмурился. – Я здесь просто ничего не понимаю! Возьмите это имение: дом – и обитателей. Они ведь богаты. Им нечего беспокоиться о деньгах. А посмотрите, как они живут! Надбитый старинный фарфор и простые кружки, все вперемешку. Ни одного приличного слуги – нанимают каких-то случайных. Обивка, драпировки – сплошной атлас да парча – и все расползается! Большие серебряные чайницы – и все потускнели и пожелтели, потому что не чищены. Миссис Серроколд ни до чего нет дела. Видели вы платье, что было на ней вчера вечером? Изношено, заштопано под мышками. А ведь она может пойти в самый дорогой магазин и выбрать что угодно. Хоть на Бонд-стрит [32] . Деньги? Да они купаются в деньгах! 32 Бонд-стрит – одна из главных торговых улиц Лондона, известная фешенебельными магазинами, особенно ювелирными. Он замолчал и задумался. – Бедности я не боюсь. Не так уж она страшна, если вы молоды, здоровы и готовы работать. У меня никогда не было больших денег, но была цель. Я хотел открыть гараж. Кое-какие деньги у меня были отложены. О своих планах я сказал Джине. И она как будто была не против. Но, вообще-то, я мало о ней знал. В военной форме все девушки одинаковы. То есть я хочу сказать, что не догадаешься, какая из них с деньгами. Я, конечно, видел, что она на голову меня выше. По части образования. Но это вроде было не важно. Уж очень нас потянуло друг к другу. И мы поженились. У меня были отложены деньги, Джина сказала, что у нее тоже. Собирались открыть заправочную станцию у меня на родине. Джина была согласна. Мы были без ума друг от друга. Но тут вмешалась спесивая тетка Джины и давай мутить воду. А Джина захотела в Англию, повидать бабушку. Что ж, правильно. Здесь ее родной дом. Да и мне хотелось в Англию, любопытно было посмотреть. Столько я о ней слышал. Мы и приехали. Но в гости, на время – так я понимал. Теперь он был мрачнее тучи. – Оказалось не так. Мы тут застряли, в этом сумасшедшем доме. «Почему бы вам здесь не остаться, не поселиться?» Вот что они говорят. Здесь и работа, мол, для меня найдется. Работа! Не нужна мне такая работа – кормить конфетками малолетних бандитов, играть с ними в детские игры… Ну какой тут смысл? А это имение могло бы стать шикарным местом, да еще каким шикарным! Неужели эти богачи не понимают, как им повезло? Не понимают, что мало у кого все это есть? Можно ли так отмахиваться от собственного счастья? Работать я совсем не против, раз нужно. Только работать где сам захочу и чтобы чего-то добиться. А здесь я точно паутиной опутан. И не узнаю Джину. Это уже не та девушка, на которой я женился в Штатах. Теперь я, черт возьми, даже поговорить с ней не могу. Проклятие! – Я вас хорошо понимаю, – участливо сказала мисс Марпл. Уолли бросил на нее быстрый взгляд. – Я ведь только с вами так разболтался. А большей частью молчу как рыба. Не знаю, почему заговорил. Вы англичанка с головы до ног, а почему-то напомнили мне мою тетю Бетси. – Мне это очень приятно слышать. – Умница была, – задумчиво продолжал Уолли. – Тоненькая, того гляди переломится, а крепкая. Ох, какая крепкая! Он встал со скамьи. – Простите, что столько наговорил, – извинился он. Мисс Марпл впервые увидела его улыбку. Улыбка была очень привлекательная, и Уолли Хадд из угрюмого и неловкого мальчишки внезапно преобразился в красивого и симпатичного молодого человека. – Наверное, мне не терпелось высказаться, но плохо, что я обрушил все это на вас. – Совсем напротив, мой мальчик, – сказала мисс Марпл. – У меня тоже есть племянник, но он, конечно, гораздо старше вас. Она на миг вспомнила ультрасовременного писателя Реймонда Уэста. Большего контраста с Уолтером Хаддом нельзя было вообразить. – Сейчас у вас будет другая компания, – сказал Уолтер Хадд. – Эта дама меня не любит. Так что я пойду. До свиданья, мэм. Спасибо за беседу. 2 – Вижу, что вам надоедал этот ужасный молодой человек, – сказала миссис Стрэт, несколько запыхавшись, и опустилась на скамью. – Какая трагедия! – Трагедия? – Да, замужество Джины. Все оттого, что ее отправили в Америку. Я в свое время говорила маме, что это крайне неразумно. В наших краях было тихо. Воздушных налетов почти не было. Меня возмущает, как легко многие впадают в панику – кто из-за детей, а кто из-за себя. – Вероятно, трудно было выбрать правильное решение, – задумчиво сказала мисс Марпл. – Ведь дело касалось детей. А что, если бы Англию все-таки оккупировали, и тогда бы они выросли при немцах. Ну, и бомбежки. – Чепуха! – отрезала миссис Стрэт. – Я никогда не сомневалась в нашей победе, просто во всем, что касалось Джины, мама всегда теряла чувство меры. Ребенка баловали как только могли. Начнем с того, что ее незачем было увозить из Италии. – Кажется, ее отец не возражал. – О Сан-Севериано? Разве вы не знаете итальянцев? Для них важны только деньги. Он и на Пиппе женился из-за денег. – Боже мой! А я слышала, что он был ей очень предан и безутешно горевал, когда она умерла. – Притворялся! Не понимаю, как это мама согласилась на ее брак с иностранцем. Думаю, это у нее от американцев – благоговение перед всяческими титулами. – А я-то думала, что милая Керри-Луиза далека, и даже слишком далека, от житейской суеты, – кротко сказала мисс Марпл. – Да уж, так далека, что уже нет никаких сил терпеть все ее фантазии и идеалистические прожекты. Вы и представить не можете, тетя Джейн, что это такое. А я знаю, о чем говорю. Я выросла среди всего этого кошмара. Мисс Марпл с некоторым удивлением услышала, что ее называют «тетя Джейн». Впрочем, так действительно повелось. На рождественских подарках детям Керри-Луизы она всегда писала: «С любовью от тети Джейн». Так она и осталась для них «тетей Джейн», когда о ней заходил разговор. Что, впрочем, случалось едва ли часто… Мисс Марпл задумчиво смотрела на сидевшую рядом с ней пожилую женщину. На ее поджатые губы, на глубокие борозды от носа к углам рта, на стиснутые руки. – У вас, вероятно, было… трудное детство, – ласково сказала она. Милдред Стрэт благодарно взглянула на нее. – О, как хорошо, что хоть кто-то понимает это. Взрослые не знают, что приходится переживать детям. Пиппа была хорошенькая. И старше меня. Ей всегда доставалось все внимание и все похвалы. И отец и мама постоянно с ней носились. Я же была тихая, застенчивая. А Пиппа вообще не знала, что такое застенчивость. Ребенок способен очень глубоко страдать, тетя Джейн. – Я это знаю, – сказала мисс Марпл. – «Милдред жуткая тупица», – так всегда говорила Пиппа. Но я ведь была моложе. Понятно, что я не могла поспевать за нею в учении. Очень несправедливо, когда твою сестру все время ставят выше тебя. Все говорили маме: «Какая Пиппа прелестная девочка!» А меня никто не замечал. Отец шутил и играл только с Пиппой. Должны же они были понимать, как мне это обидно! Нет, все внимание доставалось ей. Я была слишком мала, чтобы осознать, что самое важное – это какой ты человек, а не как ты выглядишь. Ее губы задрожали, потом снова плотно сжались. – И как несправедливо! Ведь я была их родной дочерью. А Пиппа только приемышем. Я была у себя дома. А она была – никто. – Наверное, именно поэтому ваши родители были к ней особенно снисходительны, – заметила мисс Марпл. – Они ее больше любили, – сказала Милдред Стрэт. И добавила: – Для собственных родителей она была нежеланной, а вернее всего – она была незаконной, – и, помолчав, продолжила: – Это проявилось в Джине. Дурная наследственность всегда дает себя знать. Пусть Льюис исповедует какие угодно теории о влиянии среды, а яблочко от яблони недалеко падает. Вы только посмотрите на Джину! – Джина – прелестная девушка, – сказала мисс Марпл. – Но вы посмотрите, как она себя ведет! – воскликнула миссис Стрэт. – Она же флиртует со Стивеном Рестариком! Это только мамочка, как всегда, ничего не видит. Возмутительно! Конечно, она очень неудачно вышла замуж, но брак есть брак. Он налагает определенные обязанности. В конце концов, она сама выбрала этого ужасного молодого человека. – Неужели он так ужасен? – Ах, милая тетя Джейн! По-моему, он выглядит как настоящий гангстер. Угрюмый, грубый. Почти не раскрывает рта. И всегда такой неопрятный. – Мне кажется, он несчастлив, – мягко сказала мисс Марпл. – С чего бы? Причин у него для этого нет, не считая, конечно, поведения Джины. Здесь для него столько всего сделали. Льюис предложил ему на выбор несколько полезных и почтенных занятий. Но он предпочитает дуться и ничего не делать. А что здесь вообще творится! Льюис думает только о своих кошмарных подопечных, а мама занята исключительно им, Льюисом. Беспрекословно его слушается. Вы только взгляните, во что превратился наш сад! Сплошные сорняки. В доме тоже никакого порядка. Я знаю, что хороших слуг сейчас найти трудно. Но ведь все-таки можно. Если бы не хватало денег, другое дело. Но просто всем на все наплевать. Будь это мой дом… – Она вдруг осеклась. – Боюсь, что времена изменились, и нам всем приходится с этим мириться, – сказала мисс Марпл. – Большие имения теперь содержать очень трудно. Вас, конечно, огорчает, что дом стал совсем не похож на дом вашего детства. А вы действительно предпочитаете жить здесь, а не… не где-нибудь… у себя? Милдред Стрэт вспыхнула. – В конце концов, мой дом здесь, – с нажимом произнесла она. – Это был дом моего отца. Уж этого-то никто не может отменить. Я имею право здесь жить, если захочу, и я хочу! Если бы только с мамой не было так трудно! Она даже не хочет купить себе приличной одежды. Это очень огорчает Джолли. – Я как раз хотела спросить у вас о мисс Беллевер. – О, наше счастье, что есть она! Маму она просто обожает. Она здесь уже давно, со времен Джонни Рестарика. Она так поддержала маму во время этой ужасной истории. Вы, вероятно, слышали, что он оставил маму. Связался с этой кошмарной дамочкой из Югославии. С этой развратницей, менявшей любовников как перчатки. Мама держалась с большим достоинством. Без лишнего шума дала ему развод. Мало того, продолжала принимать на каникулы его сыновей. Необходимости в этом не было, можно было устроить иначе. Конечно, их не оставили бы с отцом и с той женщиной. Но мама брала их сюда… И все это время мисс Беллевер была для нее самой надежной опорой. Правда, иногда мне кажется, что, избавив маму от всех житейских забот, она совсем уж отгородила ее от жизни. Но теперь просто не могу представить, что бы мама делала без нее. Милдред Стрэт помолчала, потом с удивлением сказала: – Вон идет Льюис. Он очень редко выходит в сад. Мистер Серроколд приближался к ним так же целеустремленно, как он делал все, за что бы ни брался. Он не заметил Милдред, потому что в данную минуту его интересовала только мисс Марпл. – Должен извиниться, – сказал он. – Я хотел провести вас по нашему заведению и все вам показать. Об этом меня попросила Каролина. Но, к сожалению, я спешно еду в Ливерпуль [33] . Там будут судить одного нашего мальчика. За кражу посылок. Вам все покажет Мэйверик. Сейчас он сюда придет. А я вернусь только послезавтра. Как было бы хорошо, если бы до суда все же не дошло! 33 Ливерпуль – крупный промышленный центр и порт в графстве Ланкашир на северо-западном побережье Англии. Милдред встала и удалилась. Льюис Серроколд не заметил и ее ухода. Сквозь толстые стекла очков он серьезно смотрел на мисс Марпл. – Видите ли, судьи редко бывают объективны. То они слишком суровы, то чересчур снисходительны. Срок заключения в несколько месяцев не пугает мальчишек. Им лишь бы отличиться, чтобы было чем похвастать перед девушкой. Более суровый приговор нередко отрезвляет их. Заставляет понять, что игра не стоит свеч. Но лучше всего вообще не сажать их в тюрьму. Им нужно исправительно-трудовое воспитание, вот как у нас. Мисс Марпл решилась его прервать: – Мистер Серроколд, вас не тревожит юный мистер Лоусон? Можно ли считать его… вполне нормальным? Вопрос явно расстроил мистера Серроколда. – Неужели опять? Что он вам говорил? – Сказал, что он сын Уинстона Черчилля. – Да-да. Обычная картина. Бедный мальчик – незаконнорожденный, как вы, вероятно, догадались, и вырос в крайней бедности. Ко мне его направило одно лондонское благотворительное общество. Он однажды бросился на прохожего, утверждая, что тот якобы ведет за ним слежку. Очень типичный случай, как считает доктор Мэйверик. Я ознакомился с его историей болезни. Мать – из бедного, но порядочного семейства в Плимуте [34] . Отец – моряк. Мать не знала даже его фамилии… Ребенок рос в нужде. Он стал сочинять романтические небылицы о своем отце, а потом и о себе. Носил форму и награды, на которые не имел права. Это опять-таки весьма типично. Но Мэйверик делал благоприятные прогнозы. Надо было только внушить ему уверенность в себе. Я пытался также развить в нем чувство ответственности. Внушал ему, что главное – не социальное происхождение, а то, как человек себя проявит. Внушал ему, что у него отличные способности. И мы наблюдали у него заметное улучшение. Я так радовался. А вот теперь вы говорите, что… 34 Плимут – город на юго-западе Англии на берегу пролива Ла-Манш. Он горестно покачал головой. – Мистер Серроколд, а это не опасно? – Опасно? Но он не проявляет склонности к самоубийству. – Я не имею в виду самоубийство. Он говорил мне о врагах, о том, что его преследуют. Разве это не опасный симптом? – Не думаю, что его состояние так уж обострилось. Но я поговорю с Мэйвериком. До сих пор мальчик, наоборот, подавал надежды. Большие надежды. Он взглянул на часы. – Мне пора. А вот и наша милая Джолли. Поручаю вас ей. Быстрым шагом подошла мисс Беллевер: – Машина подана, мистер Серроколд. Доктор Мэйверик звонил из Института. Я сказала, что провожу мисс Марпл. А он встретит нас у ворот. – Благодарю вас. Иду. А мой портфель? – Он в машине, мистер Серроколд. Льюис Серроколд поспешно ушел. Глядя ему вслед, мисс Беллевер сказала: – В один прекрасный день этот человек упадет замертво. Никогда не расслабляться и не отдыхать! Это противно человеческой природе. Он спит всего четыре часа в сутки. – Он очень предан своему делу, – сказала мисс Марпл. – Ни о чем другом не думает, – угрюмо согласилась мисс Беллевер. – Ему и в голову не приходит позаботиться о жене, он нисколько с ней не считается. Вы знаете, мисс Марпл, какое это кроткое существо. Ее бы окружить любовью и вниманием… Но здесь все внимание отдано юнцам, которые хнычут, потому что хотят сладкой жизни любым путем… но совсем не хотят работать. А как насчет порядочных мальчиков из порядочных семей? Почему бы и для них что-то не сделать? Очевидно, честные и достойные не интересуют чудаков вроде мистера Серроколда, доктора Мэйверика и прочих здешних разводящих сантименты недоучек. Меня и моих братьев воспитывали сурово, мисс Марпл, и хныканье не поощрялось. Уж очень все теперь изнежены. Они прошли через сад к воротам, которые Эрик Гулбрандсен воздвиг у входа в свою Школу – солидное и уродливое здание из красного кирпича. Доктор Мэйверик, который и сам показался мисс Марпл не совсем нормальным, вышел им навстречу. – Благодарю вас, мисс Беллевер, – сказал он. – А вы, мисс… э… мисс Марпл, несомненно заинтересуетесь тем, что мы здесь делаем. Нашим уникальным подходом к важной проблеме. Мистер Серроколд – человек, который широко мыслит и далеко видит. Нас поддерживает сэр Джон Стилуэл, мой прежний начальник. До выхода на пенсию он работал в Министерстве внутренних дел. Он сыграл решающую роль в создании нашего центра. Наша проблема – это проблема медицинская, вот что необходимо понять судебным органам. Психиатрия заняла подобающее ей место во время войны. Таков единственный положительный результат войны. А я прежде всего хочу показать вам наш основной принцип. Взгляните сюда. Мисс Марпл подняла глаза на надпись, высеченную над высокой аркой входа. «ИМЕЙ НАДЕЖДУ, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ» [35] – Великолепно, не правда ли? Именно та нота, которая должна здесь звучать. Мы не браним этих мальчиков и не наказываем. Они ожидают наказания, а мы хотим дать им почувствовать, что они отличные парни. – Как, например, Эдгар Лоусон? – спросила мисс Марпл. – Это интересный случай. Вы с ним говорили? 35 Здесь обыгрывается фраза, написанная над вратами ада в «Божественной комедии» Данте: «Оставь надежду, всяк сюда входящий» («Ад», III, 9). – Это он со мной говорил, – уточнила мисс Марпл. И добавила извиняющимся тоном: – Но ведь он, кажется, немного не в себе? Доктор Мэйверик весело рассмеялся. – Все мы немного не в себе, дорогая мисс Марпл, – сказал он, пропуская ее в дверях. – В этом и состоит тайная суть нашего существования. Мы все немного помешаны. Глава 6 В общем, день выдался трудный. Энтузиазм, как убедилась мисс Марпл, уже сам по себе может утомлять. Она ощущала недовольство собой и своей реакцией на все увиденное. Картина становилась все полнее, но мисс Марпл никак не могла выявить четкую причинно-следственную связь, вернее, связи происходящего. И у нее почему-то все не шел из головы этот никчемный и жалкий Эдгар Лоусон… Вот если бы ей удалось отыскать в своей памяти подобный типаж… Она вспомнила ту непонятную историю с фургоном мистера Селкирка, потом рассеянного почтальона, потом садовника, который работал в Духов день [36] , наконец, прелюбопытное дело с облегченными весами. Нет, ничего похожего. И все же с Эдгаром Лоусоном что-то было не так, хотя у нее не было никаких очевидных фактов. Но мисс Марпл опять-таки не видела, как это могло повредить ее подруге. Жизнь в Стоунигейтсе была, бесспорно, сложной. Заботы и желания его обитателей настолько разные, что до идиллии было очень далеко. Но все их обиды и недовольство (насколько она могла видеть) не могли нанести ущерб Керри-Луизе. 36 Духов день – Воскресенье Святого Духа, традиционный церковный праздник, приходящийся на седьмое воскресенье после Пасхи. Керри-Луиза… Мисс Марпл внезапно вспомнила, что только она сама, да еще далекая Рут, называли ее этим именем. Муж называл ее Каролиной. Мисс Беллевер – Карой. Стивен Рестарик обычно звал ее Мадонна. Для Уолли она была миссис Серроколд, а для Джины – бабушкой. Не в этом ли многообразии имен таится тревожный смысл? Не была ли Каролина-Луиза Серроколд для окружающих скорее символом, чем реальным человеком? На следующее утро, когда Керри-Луиза, ступая с некоторым трудом, подошла к садовой скамье и, усевшись рядом со своей подругой, спросила, о чем она думает, мисс Марпл сразу ответила: – О тебе, Керри-Луиза. – Что же именно? – Скажи честно, тебя ничто не тревожит? – Не тревожит? – Собеседница удивленно подняла ясные голубые глаза. – Что же может меня тревожить, Джейн? – Тревоги есть у всех нас. – Мисс Марпл чуть улыбнулась. – Вот у меня, например, сколько угодно. Улитки в саду, хлопоты с починкой белья, не всегда удается достать леденцы. На них я настаиваю сливовую наливку. Масса мелочей. Не может быть, чтобы у тебя совсем уж не было забот. – Да, конечно, они есть и у меня, – нерешительно сказала миссис Серроколд, – Льюис слишком много работает. Стивен со своим театром забывает поесть. Джина стала очень нервной. Но я не умею и никогда не умела влиять на людей. Не знаю, как это удается тебе. А раз меня никто не слушает, какой смысл тревожиться? – Мне кажется, что Милдред не слишком счастлива. – Да, – сказала Керри-Луиза. – Она с детства считает себя самой несчастной. Вот Пиппа – та всегда сияла. – Может быть, у Милдред есть на то причины? – предположила мисс Марпл. Керри-Луиза спокойно сказала: – Ревность? Да, вероятно. Но людям не требуются причины, чтобы испытывать те или иные чувства. Они испытывают то, к чему предрасположены. А ты другого мнения, Джейн? Мисс Марпл вспомнилась мисс Монкриф, которую тиранила и целиком подчинила себе больная мать. Бедная мисс Монкриф, мечтавшая путешествовать и повидать свет. Она вспомнила, как вся деревня Сент-Мэри-Мид хоть и старалась соблюсти приличия, но радовалась, когда миссис Монкриф упокоилась в могиле и мисс Монкриф обрела наконец свободу и достаточные средства. И как мисс Монкриф, отправившись путешествовать, не уехала дальше побережья Франции. Решив навестить там «маминых старых подруг», она была так тронута судьбой пожилой дамы, страдавшей ипохондрией [37] , что вернула билет и поселилась у нее, готовая терпеть все старческие капризы, работать сверх сил и опять мечтать о прелестях путешествий. 37 Ипохондрия – психическое расстройство, выражающееся в чрезмерной мнительности в отношении собственного здоровья, в подавленном настроении, в беспокойстве по поводу своих якобы очень тяжелых болезней. Мисс Марпл сказала: – А ведь ты, пожалуй, права, Керри-Луиза. – Конечно, моей беззаботной жизнью я отчасти обязана Джолли. Милая Джолли! Она появилась у нас, когда мы с Джонни только что поженились. И знаешь, мы сразу поняли, какое обрели сокровище. Она заботится обо мне, точно о малом, беспомощном ребенке. Все для меня готова сделать. Иной раз мне просто бывает совестно. Мне кажется, что ради меня Джолли способна убит ь. Ой, Джейн! Какую ужасную вещь я сказала! – Она, конечно, очень тебе предана, – согласилась мисс Марпл. – И очень на меня сердита. – Миссис Серроколд засмеялась серебристым смехом. – Она хотела бы, чтобы я щеголяла в роскошных туалетах и чтобы все тут плясали под мою дудку. Она здесь единственный человек, который совершенно не разделяет педагогического энтузиазма Льюиса. По ее мнению, наши бедные мальчики – это преступники, которые не стоят наших забот. А еще она считает, что здешний сырой климат плох для моего ревматизма и мне необходимо ехать в Египет или еще куда-нибудь, где тепло и сухо. – А тебя очень мучает твой ревматизм? – В последнее время – да. Стало трудно ходить. Ужасно сводит ноги. Но что же делать? – Она опять улыбнулась своей чарующей улыбкой. – Возраст. Из застекленной двери показалась мисс Беллевер и поспешила к ним. – Кара, по телефону только что передали телеграмму: «Приезжаю сегодня вечером. Кристиан Гулбрандсен». – Кристиан? – Керри-Луиза очень удивилась. – Я не знала, что он в Англии. – Я думаю поместить его в Дубовой гостиной. – Да, пожалуйста, Джолли. Чтобы ему не пришлось подыматься по лестнице. Мисс Беллевер кивнула и направилась к дому. – Кристиан Гулбрандсен – мой пасынок, – пояснила Керри-Луиза. – Старший сын Эрика. Он на два года старше меня. Это один из попечителей Фонда, а точнее, главный попечитель. Какая досада, что Льюис уехал! Кристиан редко остается у нас дольше чем на сутки. Это чрезвычайно занятой человек. И, наверное, им с Льюисом надо было бы обсудить множество дел. Кристиан Гулбрандсен приехал как раз к чаю. Это был крупный человек с крупными чертами лица и размеренной речью. Он очень нежно приветствовал Керри-Луизу. – Как поживает наша маленькая Керри-Луиза? Ничуть не состарилась. Ни на один день. Он положил руки ей на плечи и смотрел на нее, улыбаясь. Чья-то рука потянула его за рукав. – Кристиан! Он обернулся. – Милдред! Как поживаешь, Милдред? – Последнее время чувствую себя очень неважно. – Плохо. Очень плохо. Между Кристианом Гулбрандсеном и его сводной сестрой, Милдред, было заметное сходство. Но он был старше ее на тридцать лет, и их можно было принять за отца и дочь. Его приезд явно обрадовал Милдред. Она раскраснелась, разговорилась и несколько раз в течение дня упоминала «моего брата Кристиана» или «моего брата мистера Гулбрандсена». – Ну а как поживает маленькая Джина? – спросил Гулбрандсен, обращаясь к своей очаровательной племяннице. – Ты и твой муж еще здесь? – Да. Мы тут, кажется, надолго обосновались, правда, Уолли? – Похоже на то, – сказал Уолли. Маленькими, проницательными глазами Гулбрандсен сразу понял, что представляет собой Уолли. Тот, как всегда, был угрюм и недружелюбен. – Ну вот я и в лоне семьи, – сказал Гулбрандсен. Он сказал это особенно бодрым и веселым тоном, но мисс Марпл показалось, что ему не так уж весело. Его губы были угрюмо сжаты, а взгляд выражал озабоченность. Когда его представили мисс Марпл, он окинул новоприбывшую внимательным, оценивающим взглядом. – Мы не знали, что ты в Англии, Кристиан, – сказала миссис Серроколд. – Я приехал неожиданно. – Как досадно, что ты разминулся с Льюисом. Ты к нам надолго? – Собирался завтра уехать. А когда вернется Льюис? – Завтра во второй половине дня или вечером. – Тогда я, видимо, останусь еще на денек. – Если бы ты нас известил… – Милая Керри-Луиза, обстоятельства заставили меня выехать как можно скорее, совершенно неожиданные обстоятельства… – Значит, дождешься Льюиса? – Да. Мне непременно надо с ним поговорить. Мисс Беллевер, обращаясь к мисс Марпл, пояснила: – Мистер Гулбрандсен и мистер Серроколд являются попечителями Института Гулбрандсена. А вместе с ними еще епископ Кромерский и мистер Джилфой. Мисс Беллевер, как и остальные, видимо, решила, что Кристиан Гулбрандсен приехал в Стоунигейтс по делам Института. Но мисс Марпл не была в этом уверена. Раз или два старик, незаметно для Керри-Луизы, бросал на нее пытливый и словно бы недоумевающий взгляд. Потом он приглядывался к остальным, как бы украдкой проверяя каждого. Это было очень странно. После чая мисс Марпл тактично удалилась в библиотеку. Она уселась там со своим вязаньем и была крайне удивлена, когда туда пришел Кристиан Гулбрандсен и уселся рядом. – Вы, кажется, очень давняя подруга нашей милой Керри-Луизы? – спросил он. – Мы с ней учились в школе в Италии, мистер Гулбрандсен. Много-много лет назад. – Да-да. И вы очень к ней привязаны? – Да, конечно. – Мисс Марпл тепло улыбнулась. – Я думаю, что ее любят все. Так и должно быть, потому что она изумительный человек. Когда мой отец женился на ней, мои братья и я сразу очень ее полюбили. Она стала нашей милой сестрой. А отцу она была преданной женой и помогала ему во всех его начинаниях. Никогда не думала о себе. Только о том, чтобы было хорошо другим. – Она всегда была идеалисткой, – сказала мисс Марпл. – Идеалисткой? Да, вот именно. Поэтому она, возможно, и не замечает, как много в мире зла. Мисс Марпл удивленно посмотрела на него. Его лицо было очень серьезным. – Скажите, – спросил он, – как ее здоровье? Мисс Марпл удивилась еще больше. – По-моему, она здорова. Не считая артрита или ревматизма. – Ревматизма? А сердце? Сердце у нее здоровое? – Насколько я знаю, да, – сказала мисс Марпл, вконец заинтригованная. – Но ведь мы встретились с ней только вчера, я не видела ее много лет. О состоянии ее здоровья вам лучше спросить домашних, например мисс Беллевер. – Да, да, мисс Беллевер. Или Милдред? – Да, или Милдред. Мисс Марпл слегка смутилась. Кристиан Гулбрандсен пытливо на нее посмотрел. – Как вам кажется? Между матерью и дочерью нет особенно теплых чувств? – Пожалуй, нет. – Вот и я так думаю. Жаль. Ведь это ее единственный ребенок. А миссис Беллевер, по-вашему, действительно к ней привязана? – Да, очень. – И Керри-Луиза во всем полагается на мисс Беллевер? – Да, так мне кажется. Кристиан Гулбрандсен нахмурился и тихонько сказал – скорее самому себе, чем мисс Марпл: – Есть еще маленькая Джина, но она слишком молода. И трудно… – Он умолк, но потом продолжил: —…трудно решить, как лучше действовать. Я очень хотел бы избежать ошибок. Чтобы с этой милой женщиной не случилось ничего дурного. Но это нелегко, очень нелегко. Тут в комнату вошла миссис Стрэт. – Вот ты где, Кристиан. А мы не могли понять, куда ты пропал. Доктор Мэйверик просит узнать, нет ли у тебя вопросов к нему. – Здешний новый доктор? Нет, я подожду возвращения Льюиса. – Но доктор уже ждет тебя в кабинете Льюиса. Что мне сказать? – Я сам скажу ему несколько слов. Гулбрандсен поспешно вышел. Милдред Стрэт проводила его взглядом, потом уставилась на мисс Марпл. – Что случилось? Кристиан просто сам не свой. Что он тут говорил? – Он только спросил меня о здоровье твоей матери. – О здоровье? Почему вас? Милдред говорила резко. Ее широкое лицо покрылось грубым румянцем. – Право, не знаю. – Мама совершенно здорова. Даже удивительно здорова для женщины ее возраста. Гораздо здоровее меня, если на то пошло. – После небольшой паузы она добавила: – Надеюсь, вы так и сказали ему. – Как я могу, я ведь ничего об этом не знаю, – сказала мисс Марпл. – Он спросил меня, как у нее с сердцем. – С сердцем? – Да. – Сердце у мамы в полном порядке. – Я очень рада это слышать, моя девочка. – Но зачем Кристиану понадобилось об этом спрашивать? – Понятия не имею, – сказала мисс Марпл. Глава 7 1 Следующий день прошел вроде бы спокойно, хотя мисс Марпл казалось, что в доме ощущается некое внутреннее напряжение. Кристиан Гулбрандсен провел утро с доктором Мэйвериком. Обошел вместе с ним Институт и обсудил некоторые проблемы его деятельности. Сразу после полудня Джина увезла его прокатиться, а потом мисс Марпл услышала, как он попросил мисс Беллевер что-то показать ему в саду. Явный предлог, чтобы поговорить наедине с этой суровой женщиной. Но если неожиданный приезд Кристиана Гулбрандсена был сугубо деловым, почему он искал общества мисс Беллевер, которая ведала исключительно хозяйством? Однако мисс Марпл все время себя одергивала, считая, что у нее слишком богатое воображение. Единственный тревожный инцидент этого дня произошел около четырех часов. Она свернула свое вязанье и вышла в сад, чтобы немного прогуляться перед чаем. Обойдя один из разросшихся рододендронов, она увидела Эдгара Лоусона, который почти бежал, что-то бормоча про себя, и едва на нее не наткнулся. Извинившись на ходу, он поспешил дальше. Но мисс Марпл успела приметить странное выражение его лица. – Вам нехорошо, мистер Лоусон? – Как мне может быть хорошо? Я только что пережил удар. Страшный удар. – Какой же именно? Молодой человек тревожно оглянулся назад, потом по сторонам. Мисс Марпл стало не по себе. – Сказать? – Он с сомнением посмотрел на нее. – Не знаю. Не знаю. За мной все время следят. Мисс Марпл решилась. Она твердо взяла его под руку. – Пойдемте по этой дорожке. Тут нет ни деревьев, ни кустов. Никто не сможет нас подслушать. – Да, да, вы правы. – Он сделал глубокий вдох, наклонил голову и сказал почти шепотом: – Я сделал открытие. Ужасное открытие! – Какое? Эдгар Лоусон дрожал всем телом. И почти плакал. – Я доверился… Я верил… А все было ложью, ложью. Мне лгали, чтобы я не дознался до истины. Невыносимо! Какое коварство! Он был единственным человеком, которому я доверял, а теперь оказывается, что он-то и стоит за всем этим. Это он был моим врагом! Он посылал шпионов всюду следить за мной. Но больше ему это не удастся. Я не буду молчать! Я скажу ему, что все знаю про все его делишки. – Кто он? – спросила мисс Марпл. Эдгар Лоусон гордо выпрямился, чтобы придать себе внушительный вид. Но этот величественный жест был попросту смешон. – Я говорю о своем отце. – О виконте Монтгомери или о Уинстоне Черчилле? Эдгар бросил на нее уничижительный взгляд. – Они внушали мне это – чтобы я не узнал правду. Но теперь я ее знаю. У меня есть друг – истинный друг. Друг, который открыл мне правду и рассказал, как меня обманывали. Что ж, теперь моему отцу придется во всем признаться. Я уличу его во лжи! Я брошу правду ему в лицо. Посмотрим, что он на это скажет! Внезапно сорвавшись с места, Эдгар бросился бежать и скрылся в парке. Мисс Марпл, не на шутку встревоженная, вернулась в дом. 2 Льюис Серроколд приехал в шесть тридцать. Он оставил машину у ворот и пошел домой через парк. Из своего окна мисс Марпл увидела, как Кристиан Гулбрандсен вышел к нему навстречу, как они поздоровались, а потом стали расхаживать взад и вперед около террасы. Мисс Марпл предусмотрительно привезла с собой бинокль. Сейчас она им воспользовалась. Что-то появилось над дальней купой деревьев… Кажется, это стайка чижей? Переводя бинокль, мисс Марпл заметила, что собеседники очень взволнованы. Она немного больше высунулась из окна. Временами до нее долетали обрывки их разговора. Но если бы кто-то из них поднял глаза, он увидел бы страстную любительницу птиц, которая устремила свой взгляд на какую-то далекую от них точку. – Как скрыть от Керри-Луизы… – говорил Гулбрандсен. Когда они прошли под ее окном в следующий раз, говорил Льюис Серроколд: – …если скрыть удастся. Я согласен, что прежде всего надо подумать о ней… Можно было расслышать еще: «в самом деле серьезно…», «не оправданно…», «слишком большая ответственность…», «следует обратиться за советом…» Наконец мисс Марпл услышала, как Кристиан Гулбрандсен сказал: – Стало холодно. Пойдемте в дом. Мисс Марпл отошла от окна в недоумении. То, что она услышала, было слишком отрывочно, чтобы можно было составить нечто осмысленное, но этот странный разговор подтверждал смутные опасения, которые все больше ею овладевали, и тревога Рут Ван-Райдок теперь не казалась ей напрасной. Если что-то было неладно в Стоунигейтсе, оно действительно касалось Керри-Луизы. 3 Обед в тот день тоже прошел в каком-то напряжении. Гулбрандсен и Льюис были рассеянны и погружены в свои мысли. Уолтер Хадд дулся больше обычного, Джине и Стивену на этот раз нечего было сказать ни друг другу, ни остальным. Один лишь доктор Мэйверик поддерживал разговор, обсуждая что-то сугубо профессиональное с мистером Баумгартеном, специалистом по трудовой терапии. После обеда, когда все перешли в Зал, Кристиан Гулбрандсен сразу попросил извинить его. Ему надо было написать важное письмо. – Если позволишь, милая Керри-Луиза, я пойду к себе. – У тебя там есть все, что нужно? Джолли? – Да-да, все есть. Даже пишущая машинка, стоило мне попросить. Мисс Беллевер – сама любезность и внимательность. Он вышел из Зала через дверь, выходившую к подножию главной лестницы, и направился в коридор, в конце которого находилась его комната и смежная с ней ванная. Когда он ушел, Керри-Луиза спросила: – Сегодня ты не идешь в ваш театр, Джина? Девушка покачала головой и села у окна, выходившего на подъездную аллею и двор. Стивен взглянул на нее, подошел к роялю и стал тихонько наигрывать странный и печальный мотив. Мистер Баумгартен и мистер Лэси – специалисты по трудовой терапии, – а также доктор Мэйверик пожелали всем спокойной ночи и ушли. Уолтер включил настольную лампу. Вдруг что-то затрещало, и половина лампочек в Зале погасла. Он проворчал: – Эти чертовы пробки вечно выбивает. Пойду вверну новые. Когда он вышел, Керри-Луиза сказала: – Уолли хорошо разбирается в электроприборах, помните, как он починил тостер? – Это, кажется, единственное, что он сделал в этом доме, – сказала Милдред. – Мама, ты приняла свое тонизирующее? Мисс Беллевер, всполошившись, вскочила: – Совсем про него позабыла. – Она пошла в столовую и тотчас вернулась со стаканчиком розовой жидкости. Керри-Луиза, улыбаясь, послушно протянула к нему руку. – Ужасная гадость! Хоть бы раз забыли ее дать, – сказала она, сделав гримасу. Неожиданно вмешался Льюис Серроколд: – Я бы не стал сегодня его принимать, дорогая. Я совсем не уверен, что оно тебе показано. Спокойно, но с обычной для него решительностью он взял стакан из рук мисс Беллевер и поставил его на дубовый буфет. Мисс Беллевер тут же вмешалась: – Я, право, не могу с вами согласиться, мистер Серроколд. Миссис Серроколд чувствует себя гораздо лучше с тех пор, как… Она не договорила и быстро обернулась. Кто-то с силой толкнул входную дверь, и она, распахнувшись, с шумом захлопнулась. В Зал вступил Эдгар Лоусон. Это выглядело как триумфальный выход на сцену исполнителя главной роли. Он остановился посреди комнаты и принял эффектную позу. Это было смешно – но не только смешно. – Вот где он! Вот где мой враг! – возопил он, сверля взглядом Льюиса Серроколда. Тот спросил удивленно: – Что такое? В чем дело, Эдгар? – И вы можете спрашивать – вы? Вам известно, в чем дело. Вы обманывали меня, вы следили за мной, вы действовали заодно с моими врагами. Льюис взял его за руку. – Ну-ну, мальчик, зачем так волноваться? Расскажи мне обо всем спокойно. Пойдем ко мне в кабинет. Он провел Эдгара через Зал к двери справа и закрыл ее за собой. После этого послышался звук ключа, который поворачивали в замке. Мисс Беллевер взглянула на мисс Марпл, и у обеих мелькнула одна и та же мысль… Ключ повернул не Льюис Серроколд. Мисс Беллевер сказала сердито: – Молодой человек окончательно помешался. Это опасно. – Он очень неуравновешен, – поддержала ее Милдред. – И никакой благодарности за все, что для него сделали. Мама, ты должна положить конец его выходкам. – В общем-то он безобиден, – со вздохом сказала Керри-Луиза. – И любит Льюиса. Очень любит. Мисс Марпл посмотрела на нее с любопытством. Во взгляде, каким Эдгар только что смотрел на Льюиса Серроколда, не было любви. Совсем наоборот… И она подумала, уже не в первый раз, что Керри-Луиза сознательно пытается уйти от реальной действительности. – У Эдгара что-то было в кармане. Он там что-то вертел, – с тревогой сказала Джина. Пальцы Стивена соскользнули с клавишей. – В фильме в подобном случае непременно фигурировал бы револьвер, – усмехнувшись добавил он. Мисс Марпл кашлянула. – Мне кажется, – сказала она, словно извиняясь, – что это был именно револьвер. За закрытой дверью кабинета Льюиса ясно слышались голоса. Теперь они стали еще слышнее. Эдгар Лоусон кричал. Голос Льюиса Серроколда звучал спокойно. – Ложь, ложь – все ложь! Вы мой отец. Я ваш сын. Вы лишили меня всех моих прав. Это имение должно было бы быть моим. Вы ненавидите меня! Хотите избавиться от меня! Льюис что-то успокаивающе бормотал. Но истерический голос звучал все громче. Послышалась грубая брань. Видимо, Эдгар быстро терял над собой контроль. Льюис повторял: «Спокойно-спокойно, – ты же знаешь, что все это ложь». Но его слова не успокаивали, а, казалось, приводили молодого человека в еще большую ярость. В Зале все замолкли, напряженно прислушиваясь к тому, что происходило за запертой дверью кабинета. – Нет, ты меня выслушаешь! – кричал Эдгар. – И не смотри на меня с таким презрением! Я отомщу! Я отомщу за все, что я выстрадал! На этот раз Льюис каким-то не своим голосом отрывисто сказал: – Положи револьвер! – Эдгар его убьет! – крикнула Джина. – У него помешательство. Надо вызвать полицию! Но Керри-Луиза по-прежнему спокойно произнесла: – Не бойся, Джина. Эдгар любит Льюиса. Он просто все драматизирует. Из-за двери послышался смех. Как отметила про себя мисс Марпл, это был смех сумасшедшего. – Да, у меня револьвер. И он заряжен. Молчи и не двигайся! Ты меня выслушаешь. Это ты устроил заговор против меня. И сейчас за это расплатишься. Прозвучало что-то похожее на выстрел, и все вздрогнули. Но Керри-Луиза сказала: – Успокойтесь, это снаружи. Где-то в парке. За запертой дверью Эдгар выкрикивал безумные слова: – Что смотришь на меня! Неужели не страшно? Будто бы! На колени и моли о пощаде. Сейчас я выстрелю! Я застрелю тебя! Я твой сын – непризнанный, отвергнутый. Ты хотел утаить меня от всего света. Приставил ко мне шпионов – чтобы затравить меня. И это мой отец! Я незаконный, да? Ты все время лгал мне. Притворялся этаким добреньким, а все это время… все это время… Ты недостоин жить! И не будешь жить! Вслед за этим снова послышалась грубая брань. Мисс Марпл услышала, как мисс Беллевер сказала: – Что-то надо делать!.. – и вышла из Зала. Эдгар перевел дух и опять закричал: – Ты умрешь, умрешь! Сейчас умрешь! Вот тебе, дьявол, получай! Раздались два выстрела, на этот раз не в парке, а явно за запертой дверью. Кто-то, кажется Милдред, крикнул: – Боже! Что нам делать? За дверью послышался глухой стук, потом звук, может быть, более страшный, чем все, что раздавалось перед тем. Звук тяжких рыданий. Кто-то пробежал мимо мисс Марпл и стал колотить в дверь и трясти ее. Это был Стивен Рестарик. – Открой дверь! Открой! – кричал он. В Зал со связкой ключей вбежала мисс Беллевер. – Попробуйте эти, – проговорила она, запыхавшись. В этот миг снова загорелись все лампочки. Все в Зале обрело прежние очертания и выступило из призрачной полутьмы. Стивен Рестарик стал подбирать ключ. Было слышно, как ключ, торчавший изнутри, выпал из замка. В кабинете все еще слышались отчаянные рыдания. Уолтер Хадд, неспешно войдя в Зал, остановился как вкопанный. – Эй, что тут происходит? – Этот сумасшедший застрелил мистера Серроколда, – сквозь слезы ответила Милдред. – Пожалуйста, дайте мне поговорить с ним. – Это сказала Керри-Луиза. Она встала и подошла к двери кабинета. Мягко отстранив Стивена Рестарика, она сказала: – Я поговорю с ним. И тихо позвала: – Эдгар… Эдгар, пожалуйста, впустите меня. Было слышно, как в дверь вставили ключ и повернули его. Дверь медленно открылась. Открыл ее не Эдгар, а мистер Серроколд. Он тяжело дышал, точно после бега, но был совершенно спокоен. – Все в порядке, дорогая, – сказал он. – Все в порядке. – Мы думали, что вас застрелили, – сердито сказала мисс Беллевер. Льюис Серроколд нахмурился. И сказал с некоторым раздражением: – Как видите, не застрелили. – Но ведь мы слышали выстрелы, – сказала Милдред. – Да, он выстрелил дважды. – И не попал? – Разумеется, не попал. «Почему же «разумеется», – подумала мисс Марпл. – Ведь Эдгар стрелял почти в упор?» Льюис Серроколд сказал все так же раздраженно: – Где Мэйверик? Вот кто нам сейчас нужен. – Я сейчас вызову его. А полицию тоже вызвать? – спросила мисс Беллевер. – Полицию? Ну конечно нет! – Полицию надо вызвать непременно. Он опасен. – Чепуха! – сказал Льюис Серроколд. – Бедный малый! Посмотрите на него, неужели он может показаться опасным? Теперь Эдгар действительно не казался опасным. Он выглядел мальчишкой, вызывающим жалость и, пожалуй, брезгливость. – Я не хотел, – простонал он. – Не понимаю, что на меня нашло… И как я мог все это нагородить… Я, наверное, сошел с ума… Милдред презрительно фыркнула. – Да, да, – лепетал Эдгар, – у меня помутилось в голове. Но я не хотел… Мистер Серроколд, я правда не хотел… Льюис Серроколд похлопал его по плечу. – Все в порядке, мальчик. Никакого вреда ты не причинил. – Ведь я мог убить вас, мистер Серроколд. Уолтер Хадд подошел и вгляделся в кусок стены позади письменного стола. – Вот куда попали пули, – сказал он. Его взгляд упал на письменный стол и на стул, стоявший за ним. – Промахнулся, но ненамного, – добавил он мрачно. – Я потерял голову. Не понимал, что делаю. Я думал, что он лишил меня моих прав. Думал… Мисс Марпл наконец задала вопрос, вертевшийся у нее на языке: – Кто вам сказал, что мистер Серроколд ваш отец? На какую-то секунду на расстроенном лице Эдгара мелькнуло хитрое выражение. И тотчас исчезло. – Никто, – сказал он. – Мне это просто пришло в голову. Уолтер Хадд смотрел на револьвер, валявшийся на полу. – Откуда ты взял эту пушку? – Пушку? – Эдгар тоже уставился на револьвер. – Чертовски похож на мой, – сказал Уолтер. Он нагнулся и поднял револьвер. – Так и есть, черт возьми! Ты его взял у меня в комнате, мразь ты этакая. Льюис Серроколд встал между съежившимся Эдгаром и грозным американцем. – Разберемся позже, – сказал он. – А вот и Мэйверик. Пожалуйста, займитесь им, Мэйверик. Доктор Мэйверик взялся за Эдгара со всем своим профессиональным рвением. – Так не годится, Эдгар, – сказал он. – Совсем не годится. – Это буйное помешательство! – резко сказала Милдред. – Он стрелял из револьвера и нес какую-то чушь. Едва не попал в моего отчима. Эдгар едва слышно заскулил, и доктор Мэйверик укоризненно произнес: – Осторожнее, прошу вас, миссис Стрэт. – Надоело мне все это! Надоело! Говорю вам – он точно сумасшедший. Эдгар вырвался из рук доктора Мэйверика и упал на колени перед Серроколдом. – Спасите меня! Спасите! Не давайте им меня увезти и запереть! Не позволяйте им… «Какая неприятная сцена!» – подумала мисс Марпл. – Говорят вам, что он… – опять сердито начала Милдред. Мать попыталась успокоить ее: – Прошу тебя, Милдред. Не сейчас. Сейчас он страдает. Уолтер пробормотал: – Какое там, к черту, страдает! Псих – да и остальные тоже. – Я займусь им, – сказал доктор Мэйверик. – Пойдемте со мной, Эдгар. Успокоительное – и в постель. А завтра утром обо всем поговорим. Ведь вы доверяете мне? Поднимаясь на ноги и все еще дрожа, Эдгар с сомнением посмотрел на молодого доктора, потом на Милдред Стрэт. – Она сказала, что я сумасшедший. – Нет-нет, вы не сумасшедший. В Зале раздались четкие шаги мисс Беллевер. Губы ее были сжаты, лицо покрылось красными пятнами. – Я позвонила в полицию, – сказала она сурово. – Они прибудут через несколько минут. – Джолли! – испуганно воскликнула Керри-Луиза. Эдгар издал вопль. Льюис Серроколд сердито нахмурился. – Я ведь сказал вам, Джолли, что не хочу вызывать полицию. Здесь требуется только врач. – Это как вам угодно, – сказала мисс Беллевер. – Правда, у меня на этот счет другое мнение. Но вызвать полицию все равно бы пришлось. Убит мистер Гулбрандсен. Глава 8 Ее слова были восприняты не сразу. После довольно продолжительного молчания Керри-Луиза недоверчиво спросила: – Кристиан убит? Не может быть! – Если вы мне не верите, – сказала мисс Беллевер, поджав еще больше губы и обращаясь не столько к Керри-Луизе, сколько к остальным, – идите и убедитесь сами. Она сердилась. И говорила отрывисто и резко. Медленно, все еще не веря, Керри-Луиза сделала шаг к двери. Льюис Серроколд положил руку ей на плечо. – Нет, дорогая, лучше пойду я. Он вышел. Доктор Мэйверик, с сомнением посмотрев на Эдгара, последовал за ним. Пошла и мисс Беллевер. Мисс Марпл ласково усадила Керри-Луизу в кресло. Она села. В глазах ее были ужас и боль. – Кристиан убит? – повторила она. Так мог бы спросить ребенок, которого больно ударили. Уолтер Хадд, стоя возле Эдгара Лоусона, сердито глядел на него. В руке он держал поднятый с пола револьвер. Миссис Серроколд сказала удивленно, ни к кому конкретно не обращаясь: – Но кто же мог убить Кристиана? Уолтер пробормотал про себя: – Чокнутые! Все до одного. Стивен придвинулся ближе к Джине, словно желая ее защитить. Ее юное испуганное лицо было таким страдающим, таким живым в этой громоздкой комнате. Внезапно распахнулась входная дверь, и вместе со струей холодного воздуха вошел человек в широком пальто. Его радушное приветствие прозвучало до ужаса неуместно. – Алло, как вы тут? На дороге густой туман. Пришлось не ехать, а ползти. В первое мгновение мисс Марпл подумала, что у нее двоится в глазах. Как мог один и тот же человек стоять возле Джины и одновременно появиться в дверях? Потом она поняла, что это всего лишь сходство, а если приглядеться, то не такое уж и большое. Эти молодые люди несомненно были братьями. Только Стивен Рестарик был худощав – до того, что казался истощенным, а вновь прибывший выглядел сытым и холеным. Широкое, теплое пальто с каракулевым воротником уютно облекало его мощное тело. Он был красив и с тем отпечатком веселой властности, какой рождается жизненным успехом. И еще мисс Марпл заметила, что глаза пришедшего остановились прежде всего на Джине. Он спросил немного неуверенно, переведя взгляд на Керри-Луизу: – Разве вы не ждали меня? Не получили мою телеграмму? – Он подошел к ней. Керри-Луиза почти машинально подала ему руку. Он взял ее и нежно поцеловал. Было видно, что это не простая галантность, а искренняя дань любви и уважения. Она сказала тихо: – Конечно, получили, милый Алекс. Только сейчас у нас… – Что-то случилось? Ответила ему Милдред, и даже с каким-то мрачным упоением, которое очень не понравилось мисс Марпл. – Кристиана Гулбрандсена, моего брата Кристиана, нашли мертвым. Он застрелен. – О боже! – с несколько преувеличенным ужасом воскликнул Алекс. – Вы хотите сказать – застрелился? Керри-Луиза протестующе подняла руку. – О нет! – сказала она. – Только не это. Кристиан этого никогда бы не сделал. – Дядя Кристиан никогда бы не застрелился, я уверена, – сказала Джина. Алекс Рестарик переводил взгляд поочередно на каждого из присутствующих. Его брат Стивен утвердительно кивнул. Уолтер Хадд ответил сердитым взглядом. Потом глаза Алекса остановились на мисс Марпл, и тут лицо его омрачилось. Как если бы он обнаружил на сцене откуда-то вдруг взявшийся лишний реквизит. Он, вероятно, ждал, чтобы ему объяснили причину ее появления. Однако никто ничего не говорил, и мисс Марпл предстала ему просто как незнакомая и слегка растерянная старая дама. – Когда? – спросил Алекс – То есть когда это случилось? – Перед самым твоим приездом, – сказала Джина. – Всего три-четыре минуты назад. Мы слышали выстрел. Только как-то не обратили внимания. – Не обратили внимания? Почему? – Тут, видишь ли, происходило еще кое-что… – неуверенно сказала Джина. – И еще как происходило! – добавил со значением Уолтер. Из дверей библиотеки в Зал вошла Джульетта Беллевер. – Мистер Серроколд предлагает всем нам собраться в библиотеке. Так будет удобнее для полиции. Всем, кроме миссис Серроколд. Кара, вы испытали потрясение. Я велела положить вам в постель горячие бутылки. Сейчас я отведу вас наверх и… Керри-Луиза встала и покачала головой. – Сначала я должна увидеть Кристиана, – сказала она. – О нет, дорогая! Это вас расстроит. Керри-Луиза очень мягко отстранила ее. – Милая Джолли, вы не понимаете. – Она огляделась вокруг и сказала: – Джейн? Мисс Марпл уже шла к ней. – Ты пойдешь со мной, Джейн? Они вместе направились к двери. Входивший в это время доктор Мэйверик почти столкнулся с ними. – Доктор Мэйверик, остановите ее! Это так неразумно! – воскликнула мисс Беллевер. Керри-Луиза спокойно взглянула на молодого доктора. И даже слегка улыбнулась. Доктор Мэйверик спросил: – Вы хотите… увидеть его? – Я должна. – Понимаю. – Он посторонился. – Если вы так считаете, как угодно. Но после этого прошу вас лечь и предоставить себя заботам мисс Беллевер. Сейчас вы еще не ощущаете потрясения, но, уверяю вас, оно скажется. – Вы, вероятно, правы. Я буду разумна. Пойдем, Джейн. Обе женщины вышли из комнаты, прошли мимо главной лестницы и дальше по коридору, мимо столовой, которая была справа, и кухни, которая была слева; прошли мимо двери на террасу, пока не дошли до Дубовой гостиной, отведенной Кристиану Гулбрандсену. Она и была обставлена скорее как гостиная, чем спальня. Кровать помещалась в алькове. Небольшая дверь вела в туалетную комнату и в ванную. Керри-Луиза остановилась на пороге. Кристиан Гулбрандсен сидел за большим бюро красного дерева. Перед ним была раскрытая портативная пишущая машинка. Он все еще сидел там, только сполз немного вбок. Высокие подлокотники кресла не дали ему упасть на пол. Льюис Серроколд стоял у окна и, слегка раздвинув занавеси, смотрел в ночной мрак. Он оглянулся и нахмурился. – Дорогая, тебе не следовало приходить. Он подошел к ней, и она протянула ему руку. Мисс Марпл отступила немного назад. – Нет, Льюис. Мне надо… увидеть его. Я должна своими глазами все видеть. Она подошла к бюро. – Здесь нельзя ничего трогать, – сказал Льюис, остерегая ее. – До прихода полиции… – Да, конечно. Значит, кто-то его застрелил? – Да. – Льюис Серроколд был удивлен подобным вопросом. – Я думал… ты знаешь. – Да, знаю. Кристиан не мог покончить с собой… и выстрелить случайно, по неосторожности, тоже не мог… он хорошо умел обращаться с оружием. Значит… – Она на миг запнулась. – Значит, убийство. Она зашла за бюро и смотрела на покойного. Лицо ее выражало печаль и нежность. – Милый Кристиан, – тихо произнесла она. – Он всегда был добр ко мне. – Она чуть дотронулась до его головы. – Господь с тобой, и спасибо тебе, милый Кристиан… – Видит бог, я хотел избавить тебя от этого, Каролина, – сказал Льюис Серроколд. Таким взволнованным мисс Марпл его еще не видела. Жена тихо покачала головой. – Ты не можешь никого и ни от чего избавить, – сказала она. – Рано или поздно нам приходится встречать горе лицом к лицу. И раз уж так случилось, лучше не тянуть. Я пойду лягу. А ты, Льюис, наверное, останешься до прихода полиции? – Да. Керри-Луиза повернулась, чтобы уйти, и мисс Марпл обняла ее за плечи, поддерживая. Глава 9 Полицейского инспектора Карри и его спутников встретила в Зале только мисс Беллевер. Она деловито выступила вперед. – Я – Джульетта Беллевер, компаньонка и секретарь миссис Серроколд. – Это вы обнаружили тело и позвонили нам? – Да. Почти все сейчас в библиотеке, вон в ту дверь, пожалуйста. Мистер Серроколд остался в комнате мистера Гулбрандсена следить за тем, чтобы там ни к чему не прикасались. Доктор Мэйверик – он уже сделал предварительный осмотр тела – сейчас сюда придет. Ему пришлось отвести… пациента… в другое крыло дома. Вас проводить? – Да, пожалуйста. «Деловая особа, – подумал инспектор. – Она словно все уже на машинке отстукала». Он пошел за ней по коридору. В следующие двадцать минут полицейские выполнили все, что положено в таких случаях. Фотограф сделал снимки. Прибыл полицейский врач и встретился с доктором Мэйвериком. Спустя полчаса карета увезла останки Кристиана Гулбрандсена, и инспектор Карри приступил к допросу. Льюис Серроколд привел его в библиотеку, и он зорко оглядел собравшихся, мысленно делая первые заметки. Старушка с седой головой; пожилая женщина; красивая девушка, которую он не раз видел и раньше, за рулем машины; ее странноватый американский муж; двое молодых людей, тоже имеющие какое-то отношение к семье; и деловитая мисс Беллевер, которая звонила инспектору и первая его встретила. Инспектор Карри заготовил небольшую речь и теперь ее произнес: – Вы, конечно, сейчас очень взволнованы, – начал он, – и я надеюсь, что сегодня не задержу вас слишком долго. Мелкие подробности мы оставим до завтра. Так как именно мисс Беллевер первая увидела мистера Гулбрандсена мертвым, ее я и попрошу обрисовать мне общую картину, чтобы избежать многих повторений. Мистер Серроколд, если вы хотите пойти сейчас к жене – пожалуйста. С вами я поговорю, когда закончу с мисс Беллевер. Все ясно? Нет ли здесь небольшой комнаты, где я мог бы?.. Льюис Серроколд сказал: – Мой кабинет, Джолли? Мисс Беллевер кивнула: – Я как раз хотела это предложить. Она пошла впереди. Инспектор Карри и его помощник сержант последовали за ней. Мисс Беллевер была на высоте. Можно было подумать, что расследование поручено не инспектору Карри, а ей. Однако наступил момент, когда инициатива перешла к нему. Инспектор Карри обладал приятным голосом и приятными манерами. Он был спокоен, серьезен и даже как бы слегка извинялся за вторжение. Некоторые были склонны недооценивать его, и напрасно. Он имел не меньше деловых качеств, чем мисс Беллевер. Но предпочитал не выставлять их напоказ. Он откашлялся. – Основные сведения я уже получил от мистера Серроколда. Мистер Кристиан Гулбрандсен был старшим сыном покойного Эрика Гулбрандсена, учредителя Фонда, стипендий и прочего. Он был одним из попечителей Фонда. И прибыл сюда вчера, неожиданно. Все правильно? – Да. Инспектору Карри понравилась односложность ее ответов. Он продолжал: – Мистер Серроколд был в это время в Ливерпуле. Сюда он вернулся сегодня вечером, поездом восемнадцать тридцать? – Да. – Сегодня после обеда мистер Гулбрандсен объявил о своем намерении поработать у себя в комнате и после того, как подали кофе, удалился. Так? – Да. – А теперь, мисс Беллевер, будьте добры своими словами рассказать мне, как именно вы обнаружили, что он мертв. – Сегодня вечером у нас произошел довольно неприятный инцидент. Один молодой психопат, сильно возбужденный, угрожал мистеру Серроколду револьвером. Они заперлись в этой комнате. Молодой человек стрелял, видите, в стене отверстия от пуль? К счастью, мистер Серроколд остался невредим. А молодой человек совершенно расклеился. Мистер Серроколд послал меня за доктором Мэйвериком. Я позвонила ему по внутреннему телефону, но никто не брал трубку. Я нашла его среди его коллег, передала просьбу мистера Серроколда, и он сразу пришел сюда. Возвращаясь назад, я решила зайти к мистеру Гулбрандсену, спросить, не нужно ли ему чего-нибудь перед сном – горячего молока или виски. Я постучала, ответа не было, и я вошла. Увидела, что мистер Гулбрандсен мертв, и позвонила вам. – Какие имеются в доме входы и выходы? И как они запираются? Мог ли кто-нибудь войти незамеченным? – Через боковую дверь, выходящую на террасу, мог войти каждый. Она запирается только, когда все мы ложимся спать, потому что через нее все ходят в здания Школы. – А в Школе, кажется, находятся от двухсот до двухсот пятидесяти молодых правонарушителей? – Да. Но здания Школы тщательно запираются и охраняются. Я считаю очень маловероятным, чтобы оттуда можно было выйти незамеченным. – Это нам, конечно, придется проверить. Скажите, мог ли мистер Гулбрандсен вызвать там недовольство? Каким-нибудь решением? Мисс Беллевер покачала головой: – О нет! Мистер Гулбрандсен не имел никакого отношения к управлению Школой. – Какова была цель его приезда? – Не имею понятия. – Но ему необходимо было встретиться с мистером Серроколдом, и он решил дождаться его возвращения? – Да. – Следовательно, он приехал ради встречи с мистером Серроколдом? – Да. Если он приехал по делам Фонда, эта встреча была ему необходима. – Понятно. И он уже совещался с мистером Серроколдом? – Нет, не успел. Мистер Серроколд приехал только сегодня к обеду. – А после обеда мистер Гулбрандсен сказал, что ему надо написать важные письма, и ушел к себе? И не сказал при этом, что желал бы поговорить с мистером Серроколдом? Мисс Беллевер чуть поколебалась. – Нет, не сказал. – Странно. Ведь он задержался здесь дольше, чем хотел, именно ради этого разговора. – Действительно, странно. Эту странность мисс Беллевер, видимо, заметила только сейчас. – Мистер Серроколд не пошел с ним в его комнату? – Нет, мистер Серроколд остался в Зале. – И вы не знаете, когда именно был убит мистер Гулбрандсен? – Возможно, что мы даже слышали выстрел. В таком случае это было в девять часов двадцать три минуты. – Вы слышали выстрел? И это вас не встревожило? – Нет, потому что тут были особые обстоятельства. И она более подробно описала сцену между Льюисом Серроколдом и Эдгаром Лоусоном, которая происходила именно в те минуты. – И никому не пришло в голову, что стреляли в доме? – Нет. Никому. Мы испытали такое облегчение, когда поняли, что стреляли не здесь, не в этой комнате. И мисс Беллевер добавила мрачно: – Кто же мог подумать, что в доме в один и тот же вечер могло произойти и покушение на убийство, и убийство… Инспектор Карри был вынужден признать справедливость этого замечания. – И все-таки, – вдруг сказала мисс Беллевер, – именно это побудило меня зайти к мистеру Гулбрандсену. Я действительно хотела спросить, не нужно ли ему чего-нибудь, но это был предлог. Я хотела убедиться, что у него все в порядке. Инспектор Карри внимательно посмотрел на нее. – Почему вам показалось, что что-то могло быть не так? – Не знаю. Вероятно, все-таки из-за выстрела в парке. В тот момент ему не придали значения. Но позже я о нем вспомнила. Правда, я решила, что это мог быть выхлоп машины мистера Рестарика. – Машины мистера Рестарика? – Да, Алекса Рестарика. Он приехал сегодня вечером – на машине. Вошел сразу после того, как все случилось. – Вот как? Когда вы обнаружили тело мистера Гулбрандсена, вы не дотрагивались до каких-нибудь вещей в его комнате? – Конечно нет. – Мисс Беллевер даже обиделась. – Я знаю, что в таких случаях ничего нельзя трогать и передвигать. – А сейчас, когда вы провели нас в его комнату, там все было точно так, как в тот раз, когда вы обнаружили тело? Мисс Беллевер задумалась. И даже зажмурила глаза. Инспектор Карри подумал, что она обладает так называемой фотографической памятью. – Все так, но не совсем, – сказала она. – В пишущей машинке ничего уже не было. – То есть, – сказал инспектор Карри, – когда вы вошли в первый раз, у мистера Гулбрандсена было в машинке недопечатанное письмо, а потом это письмо кто-то вынул. – Да, я почти уверена, что видела в машинке край листа. – Благодарю вас, мисс Беллевер. А кто, кроме вас, побывал в той комнате до нашего прибытия? – Конечно, мистер Серроколд. Он и оставался там, когда я вышла вас встретить. А кроме него, миссис Серроколд и мисс Марпл. Миссис Серроколд непременно хотела посмотреть на убитого. – Миссис Серроколд и мисс Марпл? – переспросил инспектор Карри. – Которая из них мисс Марпл? – Старая седая дама. Это школьная подруга миссис Серроколд. Она приехала погостить. Четыре дня назад. – Что ж, благодарю вас, мисс Беллевер. Вы дали нам очень ясную картину. Сейчас я подробнее поговорю с мистером Серроколдом. Впрочем… Мисс Марпл – пожилой человек. Я поговорю сперва с ней, чтобы она могла скорее лечь в постель. Было бы жестоко заставлять старую леди ждать до поздней ночи, – сказал человеколюбивый инспектор. – Она, вероятно, в шоке. – Значит, пригласить ее сюда? – Да, пожалуйста. Мисс Беллевер вышла. А инспектор Карри уставился в потолок. – Гулбрандсен? – сказал он. – Почему именно Гулбрандсен? Здесь проживает более двухсот социально опасных юнцов. Любой из них мог бы совершить это. Так оно скорее всего и было. Но почему убили именно Гулбрандсена? Он был здесь человеком посторонним. – Конечно, мы еще не все знаем, – сказал сержант Лейк. – Мы еще ничего не знаем, – согласился инспектор Карри. Когда вошла мисс Марпл, он галантно встал. Она казалась взволнованной, и он прежде всего поспешил успокоить ее: – Не волнуйтесь, мэм [38] . – Он помнил, что старые дамы любят обращение «мэм». Они еще привыкли причислять полицейских к низшему классу, который должен оказывать им почтение. – Очень прискорбное событие. Но нам необходимо разобраться во всех обстоятельствах. Чтобы все было ясно. 38 Мэм – сокращенная разговорная форма от мадам, почтительного обращения к женщине. – Да, конечно, – сказала мисс Марпл. – А ведь это очень трудно, не правда ли? Чтобы все стало ясно. Потому что, когда смотришь на что-нибудь одно, нельзя одновременно видеть другое. А мы так часто смотрим не туда, куда следовало бы. Хотя очень трудно сказать, случайно ли мы смотрим не туда или потому, что кто-то ловко умеет отвлечь! Я до сих пор не пойму, откуда у них берутся золотые рыбки. Ведь стеклянный сосуд нельзя сложить, сделать его плоским, не правда ли? Инспектор Карри удивленно поморгал, но сказал успокоительно: – Да-да, именно. Итак, мэм, мисс Беллевер сообщила мне о событиях сегодняшнего вечера. Все вы, конечно, многое пережили. – О, ужасная драма… – Во-первых, эта сцена между мистером Серроколдом и… – Инспектор заглянул в свои заметки —…и Эдгаром Лоусоном. – Очень странный молодой человек, – подхватила мисс Марпл. – Я все время чувствовала, что с ним что-то не то. – Ну еще бы не почувствовать, – сказал инспектор Карри. – А тут, едва все более или менее успокоились, еще одна новость – о смерти мистера Гулбрандсена. Я знаю, что вы с миссис Серроколд пошли взглянуть на… на тело. – Да. Она попросила меня проводить ее. Мы очень давние подруги. – Понимаю. Итак, вы вошли в комнату мистера Гулбрандсена. Не трогали ли вы там что-нибудь, вы или она? – О нет! Мистер Серроколд предупредил нас, что этого делать нельзя. – А был ли в пишущей машинке какой-нибудь листок? Вы случайно не заметили, мэм? – Не было, – не задумываясь ответила мисс Марпл. – Я сразу обратила на это внимание, потому что сочла странным. Ведь мистер Гулбрандсен сидел за машинкой, значит, он должен был что-то печатать. Да, это мне показалось очень странным. Инспектор Карри пристально посмотрел на нее. – Вы разговаривали с мистером Гулбрандсеном? – Очень мало. – Можете ли вы припомнить из сказанного им что-нибудь особенное, значительное? Мисс Марпл подумала. – Он спросил меня о здоровье миссис Серроколд. Как у нее с сердцем. – С сердцем? У нее что, больное сердце? – Насколько мне известно, нет. Инспектор Карри немного помолчал, потом спросил: – Во время ссоры между мистером Серроколдом и Эдгаром Лоусоном слышали ли вы выстрел? – Сама я его не слышала. Я ведь немного глуховата. Но я слышала, как миссис Серроколд сказала, что выстрелили где-то в парке. – Мистер Гулбрандсен, насколько я понял, удалился сразу после обеда? – Да. Сказал, что ему надо писать письма. – Он не собирался совещаться с мистером Серроколдом по какому-либо делу? – Нет. Потом мисс Марпл добавила: – Один разговор у них все же был. – В самом деле? Когда? Я понял, что мистер Серроколд приехал как раз перед обедом. – Это верно. Но он прошел к дому через парк. Мистер Гулбрандсен вышел ему навстречу, и они некоторое время прогуливались взад и вперед вдоль террасы. – Кто-нибудь знает об этом? – Едва ли, – сказала мисс Марпл. – Разве только мистер Серроколд сообщил об этом своей жене. А я случайно выглянула в то время из окна – посмотреть на птиц. – На птиц? – Да. – Помолчав, мисс Марпл добавила: – Мне даже показалось, что это чижи. Чижи не вызвали у инспектора никакого интереса. – Может быть, – деликатно осведомился он, – вы случайно… услышали что-либо из их беседы? На инспектора взглянула пара невинных фарфорово-голубых глаз. – Боюсь, что только отрывки, – сказала мисс Марпл. – Что же именно? После некоторого молчания мисс Марпл сказала: – Предмет их разговора мне остался неясен, но я поняла, что они хотели что-то скрыть от миссис Серроколд. Пощадить ее – именно так выразился мистер Гулбрандсен, а мистер Серроколд сказал: «Я согласен, что о ней надо подумать прежде всего». Еще они говорили о «слишком большой ответственности» и что надо посоветоваться с посторонним лицом. Она остановилась. – Я думаю, вам лучше всего спросить обо всем этом самого мистера Серроколда. – Мы так и сделаем, мэм. Не заметили ли вы в течение вечера еще чего-либо необычного? Мисс Марпл подумала. – Понимаете, необычным было все. – Понимаю. Что-то все же мелькнуло в памяти мисс Марпл. – Вот что было, пожалуй, самым необычным. Мистер Серроколд не дал своей жене принять лекарство. Мисс Беллевер это очень раздосадовало. Она улыбнулась, пожалуй, чуть-чуть виновато. – Это, впрочем, такая мелочь… – Да, конечно. Что ж, благодарю вас, мисс Марпл. Когда мисс Марпл вышла из комнаты, сержант Лейк сказал: – Такая старая, а какая наблюдательная… Глава 10 Войдя в кабинет, Льюис Серроколд тщательно закрыл за собой дверь, создав этим конфиденциальную обстановку. Он сел не на тот стул, где только что сидела мисс Марпл, а в свое собственное кресло за письменным столом. Мисс Беллевер усадила инспектора Карри на один из стульев, стоявших сбоку, бессознательно сохранив для Льюиса Серроколда его привычное место. Усевшись в кресло, Льюис Серроколд задумчиво посмотрел на обоих полицейских. Его лицо было усталым и осунувшимся. Это было лицо человека, пережившего тяжкое испытание, и это немного удивило инспектора. Хотя смерть Кристиана Гулбрандсена несомненно потрясла Льюиса Серроколда, покойный все же не был ни близким другом, ни родственником, а всего лишь дальним родственником жены. Роли странным образом переменились. Не похоже было, что Льюис Серроколд пришел отвечать на вопросы полиции. Создавалось впечатление, что он явился с намерением сам проводить расследование. Инспектор Карри почувствовал легкое раздражение. – Итак, мистер Серроколд… – решительно произнес он. Льюис Серроколд все еще находился в задумчивости. Он сказал со вздохом: – Как трудно выбрать правильное направление!.. – Это уж наша забота, мистер Серроколд, – сказал инспектор Карри. – Итак, мистер Гулбрандсен приехал неожиданно? – Совершенно неожиданно. – Вы не знали, что он приедет? – Не имел понятия. – А о цели его приезда вы тоже не имели понятия? – Нет, мне известно, почему он приехал, – спокойно сказал Льюис Серроколд. – Он мне сам это сказал. – Когда? – Я шел со станции, и он увидел меня из окна и вышел встретить. Тогда он и объяснил мне причину своего приезда. – Вероятно, дела Института Гулбрандсена? – О нет, к Институту это не имело никакого отношения. – Мисс Беллевер думает, что имело. – Естественно. Так казалось всем. Гулбрандсен хотел, чтобы все так думали. И я тоже ему подыгрывал. – Почему, мистер Серроколд? Льюис Серроколд медленно произнес: – Потому что оба мы считали важным, чтобы об истинной цели его приезда никто не догадался. – Какова же была эта истинная цель? Некоторое время Льюис Серроколд хранил молчание. Потом вздохнул и заговорил: – Гулбрандсен регулярно приезжал сюда дважды в год, на заседания попечителей. В последний раз это было всего месяц назад. Следовательно, его можно было ждать только через пять месяцев. Поэтому все и подумали, что на этот раз дело было срочное, но что опять-таки оно касается Фонда. Насколько я знаю, Гулбрандсен ничего не сделал для того, чтобы рассеять это заблуждение, или ему так казалось. Да, верно, ему так казалось. – Боюсь, мистер Серроколд, что я не вполне вас понимаю. Льюис Серроколд ответил не сразу. Потом сказал очень серьезно: – Из-за смерти Гулбрандсена – а это несомненно убийство – я вынужден все вам открыть. Но меня заботит счастье и душевный покой моей жены. Я не вправе что-либо вам диктовать, инспектор, но, если есть возможность кое-что скрыть от нее, я буду вам очень признателен. Видите ли, инспектор, Кристиан Гулбрандсен приехал специально, чтобы сообщить мне, что, по его мнению, мою жену методично и хладнокровно отравляют. – Что? – Инспектор Карри наклонился к нему поближе. Серроколд утвердительно кивнул. – Представляете, как это меня потрясло. Сам я не подозревал ничего подобного, но после слов Кристиана я понял, что некоторые симптомы, на которые моя жена жаловалась в последнее время, вполне подтверждают такое подозрение. То, что она принимала за ревматизм – судороги в ногах, боли, иногда тошнота. Все это очень похоже на симптомы отравления мышьяком. [39] – Мисс Марпл сказала нам, что Кристиан Гулбрандсен спрашивал ее о состоянии сердца миссис Серроколд. 39 Мышьяк – белый порошок без вкуса и запаха, в малых дозах применяемый в медицине, в больших являющийся смертельным ядом. – Вот как? Это интересно. Он, вероятно, думал, что это какой-то яд, который действует на сердце и ведет к внезапной, не вызывающей подозрений смерти. Но я склонен думать, что это мышьяк. – Значит, вы уверены, что подозрения Кристиана Гулбрандсена имеют под собой основания? – Да, я так думаю. Хотя бы потому, что Гулбрандсен едва ли высказал бы мне такие подозрения, если бы не имел оснований. Это был человек осторожный и трезвый. Его трудно было убедить в чем-либо, но сам он был очень проницателен. – Какие же доказательства он приводил? – Мы не успели поговорить подробно. Только раз, да и то как-то на ходу. Он успел только сообщить причину своего приезда, и мы условились ничего не говорить моей жене, пока не будем вполне уверены. – И кто же, по его мнению, это делал? – Он не сказал, а я думаю, что и не знал. Может, кого-то только подозревал… Сейчас я думаю, что подозревал, – иначе почему его убили? Мы договорились все тщательно проверить. Он предложил просить совета и помощи доктора Голбрейта, епископа Кромерского. Доктор Голбрейт очень давний друг Гулбрандсенов и тоже является одним из попечителей Фонда. Это человек мудрый и опытный. Он очень поддержал бы мою жену, если бы мы сочли необходимым открыть ей наши подозрения. Мы хотели посоветоваться с ним, следует ли сообщать о наших предположениях полиции. – Неординарный подход, – сказал Карри. – После обеда Гулбрандсен ушел к себе, чтобы написать письмо доктору Голбрейту. Он как раз печатал его, когда был убит. – Откуда вам это известно? – Потому что я вынул это письмо из машинки, – спокойно сказал Льюис. – Вот оно. Он извлек из нагрудного кармана вчетверо сложенный лист и протянул его Карри. Последний сказал резко: – Вы не должны были вынимать его и вообще что-либо трогать в комнате. – Ничего другого я не трогал. Знаю, что, на ваш взгляд, я совершил непростительный проступок, но у меня была очень серьезная причина. Я был уверен, что моя жена непременно захочет войти в комнату, и боялся, что она может увидеть его и прочесть. Я знаю, что поступил неправильно, но если бы снова оказался в подобной ситуации, то поступил бы так же. Я готов на все – на все, чтобы избавить мою жену от огорчений. Инспектор Карри ничего на это не сказал. Он читал отпечатанное на машинке письмо. «Дорогой доктор Голбрейт! Если вы имеете хоть какую-то возможность, прошу вас приехать в Стоунигейтс сразу же, как получите это письмо. Здесь происходит нечто чрезвычайно серьезное, и я не знаю, как мне действовать. Но я знаю, как сильна ваша привязанность к нашей дорогой Керри-Луизе и как вас заботит все, что ее касается. Что она должна знать? Что мы можем скрыть от нее? Вот вопросы, на которые мне так трудно найти ответ. Чтобы дольше не говорить загадками, скажу: у меня есть основания думать, что это доброе, невинное создание тайком постепенно отравляют. Впервые я заподозрил это, когда…» На этом письмо обрывалось. – Когда Кристиан Гулбрандсен дошел до этих слов, его убили? – спросил Карри. – Да. – Но тогда почему письмо было оставлено в машинке? – Мне приходят в голову два объяснения. Первое: что убийца не знал, кому и зачем писал Гулбрандсен. Второе: что он не успел вытащить листок. Услышал, что кто-то идет, и едва успел унести ноги… – И Гулбрандсен даже не намекнул вам, кого он подозревал – если подозревал, конечно? После очень небольшой паузы Льюис ответил: – Нет. И добавил несколько загадочно: – Кристиан был очень справедливым человеком. – Каким образом, по-вашему, вашей жене дают яд? – Я размышлял над этим, пока одевался к обеду, мне кажется, что легче всего смешивать его с лекарством. Моя жена принимает укрепляющую микстуру. В бутылочку с лекарством каждый может подмешать мышьяку. Что касается пищи, то все мы едим одно и то же, отдельно для моей жены ничего не готовят. – Мы должны взять это лекарство и отправить его на анализ. – Я вам уже приготовил, – спокойно сказал Льюис. – Я налил немного в этот пузырек сегодня перед обедом. Из ящика своего бюро он достал маленький закупоренный флакон, содержавший какую-то красную жидкость. Инспектор Карри как-то странно на него взглянул. – Вы очень предусмотрительны, мистер Серроколд. – Я привык действовать решительно. Сегодня вечером я не позволил ей принять ее обычную дозу. Стакан до сих пор еще стоит на дубовом буфете в Зале. Сама бутылка в гостиной… Карри наклонился через письменный стол. Он понизил голос и заговорил доверительно и совершенно неофициально: – Простите, мистер Серроколд, но почему вы так уж стараетесь все скрыть от жены? Боитесь, что она впадет в панику? Право, ради ее собственной безопасности было бы лучше предостеречь ее. – Да-да, возможно. Но думаю, что вы не вполне понимаете. Впрочем, не зная Каролину, понять трудно. Инспектор, моя жена – идеалистка, безгранично верящая в людей. Вот о ком можно сказать: не видит зла, не слышит зла и не говорит зла [40] . Для нее непостижимо, что кто-то может желать ее смерти. Но это еще не все. Этот «кто-то» в данном случае – вы понимаете, – вероятно, очень близок и дорог ей… 40 Здесь обыгрывается известная восточная притча о трех обезьянах: у одной закрыты глаза, у другой уши, у третьей рот. – Так вот что вы думаете! – Рядом с нами живут две сотни извращенных личностей, не раз совершавших акты грубого и бессмысленного насилия. Но по самой элементарной логике, никого из них в данном случае подозревать нельзя. Ее методично травит кто-то из домашних. Подумайте, кто окружает ее: муж, дочь, внучка, муж внучки, пасынок, к которому она относится как к родному сыну, мисс Беллевер – преданная компаньонка, многолетний друг. Все они близки и дороги ей – и тем не менее это мог делать только кто-то из них. – Есть и посторонние… – медленно сказал Карри. – Да, действительно. Доктор Мэйверик и один или два человека из персонала часто у нас бывают. Есть, наконец, слуги. Но скажите откровенно: какой мотив может быть у них? – Есть еще молодой – как его – Эдгар Лоусон, – сказал инспектор. – Да. Но он в последнее время бывает в нашем доме редко. У него также не может быть никакого мотива. И он глубоко привязан к Каролине – как, впрочем, и все. – Но он крайне неуравновешен. Взять хоть его сегодняшнее нападение на вас. Серроколд нетерпеливо отмахнулся. – Детская выходка. Он и не думал убивать меня. – А два пулевых отверстия в стене? Ведь он стрелял в вас. – Стрелял, но вовсе не в меня. Это было не более чем спектакль. – Довольно опасный спектакль, мистер Серроколд. – Вы не понимаете. Вам следует поговорить с нашим психиатром доктором Мэйвериком. Эдгар – незаконнорожденный. Страдая от отсутствия отца и от своего убогого происхождения, он утешался тем, что воображал себя сыном какого-нибудь знаменитого человека. Это – распространенное явление, уверяю вас. Здесь у нас он заметно выправился. Потом почему-то произошел рецидив. Ему вдруг почудилось, что его отец – это я, он устроил мелодраматическую сцену, размахивал револьвером, выкрикивая угрозы. Я ничуть не испугался. После того как он два раза выстрелил, он разрыдался. Доктор Мэйверик увел его и дал успокоительное. Завтра утром он, полагаю, будет совершенно в норме. – Вы не хотите подать на него в суд? – Это было бы самое худшее – для него. – Откровенно говоря, мистер Серроколд, его свободу следовало бы ограничить. Человек, который стреляет из револьвера ради самоутверждения… Надо, знаете ли, думать и о других людях. – Поговорите на эту тему с доктором Мэйвериком, – сказал Льюис. – Он представит вам точку зрения профессионала. Во всяком случае, бедняга Эдгар уж наверняка неповинен в убийстве Гулбрандсена. Он в это время угрожал мне. – Да, вернемся к нашей главной теме, мистер Серроколд. Мы уже говорили о людях со стороны. По-видимому, каждый мог войти в дом снаружи и застрелить мистера Гулбрандсена. Ведь дверь на террасу не была заперта. Но не надо забывать и о тех, кто живет в доме. В свете того, что вы мне только что сказали, им надо уделить самое пристальное внимание. Возможно, что, кроме этой старушки мисс… да, мисс Марпл, которая случайно выглянула из окна своей комнаты, никто не знает, что вы с Кристианом Гулбрандсеном уже говорили наедине. Если так, Гулбрандсена могли убить, чтобы он не сообщил вам о своих подозрениях. Конечно, сейчас еще рано говорить о возможных мотивах… Мистер Гулбрандсен был, кажется, человеком состоятельным? – Да, он был очень богат. У него есть сыновья, дочери и внуки, и все они, видимо, что-то унаследуют. Но никто из них не проживает в нашей стране, и все они – солидные, весьма уважаемые люди. Насколько я знаю, среди них нет ни одной сомнительной личности. – Были ли у него враги? – Это маловероятно. У таких людей нет врагов. – Стало быть, мы ограничены стенами этого дома и его обитателями. Кто же из них мог его убить? Льюис Серроколд медленно произнес: – Мне очень трудно говорить об этом. Ведь это члены моей семьи, наши гости, конечно, по-вашему, все они попадают под подозрение, но только учтите – все, за исключением слуг, находились в Большом Зале, когда Кристиан ушел к себе, и, пока я сам был там, никто из Зала не выходил. – Никто? – Кажется… – Льюис нахмурился, пытаясь вспомнить. – Ах да! Погасло несколько лампочек, и мистер Уолтер Хадд выходил, чтобы выяснить, в чем дело. – Молодой американец? – Да. Разумеется, я не знаю, что еще происходило после того, как Эдгар и я вошли сюда, в кабинет. – И больше вы ничего не можете сказать, мистер Серроколд? Льюис Серроколд покачал головой. – Боюсь, что ничем не могу вам помочь. Все это так… так непостижимо. Инспектор Карри вздохнул и сказал: – Пожалуйста, передайте остальным, что они могут ложиться спать. Я поговорю с ними завтра. Когда мистер Серроколд вышел из комнаты, инспектор Карри спросил сержанта Лейка: – Ну как, по-вашему? – Он знает, кто убил, или думает, что знает, – сказал Лейк. – Согласен с вами. И то, что он знает, очень ему не нравится. Глава 11 1 Джина взволнованно приветствовала мисс Марпл, когда та наутро вышла к завтраку, и так же взволнованно сообщила: – Полицейские опять здесь. Сейчас они в библиотеке. Уолли потрясен их хладнокровием. Его все это очень увлекает. А меня нет. Меня это ужасает. Я так страшно переживаю. Как вы думаете, почему? Потому что я наполовину итальянка? – Очень возможно. Во всяком случае, это объясняет, почему вы не скрываете того, что чувствуете. При этом мисс Марпл чуть улыбнулась. – А Джолли ужасно злится, – сказала Джина, ведя ее в столовую. – Наверное, потому, что сейчас всем руководит полиция, и Джолли не может командовать ими, как привыкла командовать нами. Вот Алексу и Стивену, – строго сказала Джина, входя в столовую, где братья заканчивали завтрак, – все это совершенно безразлично. – Милая Джина, – сказал Алекс, – ты к нам очень несправедлива. Доброе утро, мисс Марпл. Мне это никак не безразлично. Если опустить тот факт, что я едва знал твоего дядю Кристиана, я ведь самый главный подозреваемый. Надеюсь, ты это понимаешь? – То есть как? – Ведь я подъехал к дому как раз в то время. Сейчас все это проверяют и высчитывают, и оказывается, я слишком задержался на пути от въездных ворот до дома. А это значит, по их мнению, что я мог успеть, оставив машину, обежать вокруг дома, войти через боковую дверь, застрелить Кристиана и бегом вернуться к машине. – А как было на самом деле? – Мне всегда казалось, что девочек сызмала учат не задавать нескромных вопросов. Я несколько минут простоял как идиот, глядя на фары в тумане и соображая, как добиться такого эффекта на сцене. Для постановки моего нового балета «Ночи в порту». – Ты можешь им сказать это! – Конечно. Но ты же знаешь, что такое полицейские. Они тебя вежливенько поблагодарят, все запишут, но поди догадайся, что они о тебе думают… Эти ребята не очень-то доверчивы… – Забавно было бы увидеть тебя в кутузке, – сказал Стивен со своей тонкой, немного жесткой улыбкой. – Вот я – вне всяких подозрений. Я весь вечер не уходил из Зала. – Не могут же они подозревать кого-то из нас! – воскликнула Джина. Ее темные глаза испуганно округлились. – Только не говори, что это сделал некий бродяга, – сказал Алекс, щедро накладывая себе джему. – Слишком банально. В комнату заглянула мисс Беллевер: – Мисс Марпл, когда вы окончите завтрак, пройдите, пожалуйста, в библиотеку. – Опять вас, – сказала Джина. – Раньше нас всех. Она как будто была этим немного обижена. – Слышите? Что это? – спросил Алекс. – Не слышу, – сказал Стивен. – Пистолетный выстрел. – Стреляют в комнате, где убили дядю Кристиана, – сказала Джина. – Не понимаю зачем. И в парке тоже. Дверь снова открылась, и вошла Милдред Стрэт. Она была в черном платье – и в ожерелье из оникса. [41] Ни на кого не глядя, она пробормотала: «Доброе утро» – и села. 41 Оникс – минерал, идущий на украшения и мелкие поделки, характерной особенностью которого является чередование белых и черных или белых и красных полос. Потом сказала приглушенно: – Чаю, Джина, пожалуйста. Нет, есть я не буду. Только немного тостов. Она деликатно промокнула нос и глаза носовым платком. Потом подняла глаза на братьев, но словно не видела их. Стивену и Алексу стало не по себе. Они перешли на шепот, а вскоре встали и вышли. Обращаясь не то к мисс Марпл, не то к пустому пространству, Милдред Стрэт сказала: – Хоть бы черные галстуки надели! – Не думаю, – извиняющимся тоном сказала мисс Марпл, – что они заранее знали о готовящемся убийстве. Джина как-то подозрительно пискнула, и Милдред Стрэт сурово на нее взглянула. – Где же Уолтер? – спросила она. Джина покраснела. – Не знаю. Я его еще не видела. И потупилась, как провинившийся ребенок. Мисс Марпл встала. – Пойду в библиотеку, – сказала она. 2 В библиотеке у окна стоял Льюис Серроколд. Больше там никого не было. Он обернулся к входившей мисс Марпл, подошел к ней и взял ее руку в свои. – Надеюсь, – сказал он, – что потрясение было не слишком сильным. Столкнуться с убийством – а это несомненно было убийство – тяжелое испытание для тех, кто видит это впервые. Скромность не позволила мисс Марпл ответить, что она вполне привыкла к подобным испытаниям. Она сказала только, что жизнь в Сент-Мэри-Мид вовсе не столь чиста и безгрешна, как думают те, кто там не живет. – В деревне случаются весьма нехорошие вещи, уверяю вас, – сказала она. – Вот где можно наблюдать жизнь и людские нравы, не то что в городе. Льюис Серроколд слушал ее с вежливым, но рассеянным видом. Потом сказал напрямик: – Мне нужна ваша помощь. – Я готова, мистер Серроколд. – Дело касается моей жены Каролины. Я знаю, что вы очень к ней привязаны. – О да! Ее любят все. – Я тоже так думал. Но, оказывается, я ошибался. С разрешения инспектора Карри я сообщу вам то, чего другие еще не знают. Вернее, один-то точно знает. И он кратко повторил ей то, что сказал накануне вечером инспектору Карри. Мисс Марпл пришла в ужас. – Не могу поверить, мистер Серроколд. Не могу поверить! – Мне тоже не верилось, когда я услышал это от Кристиана Гулбрандсена. – Я думала, что у милой Керри-Луизы нет ни одного врага. – Невероятно, но похоже, что есть. Вы понимаете, в чем дело? Ее травят, методично подсыпая небольшие дозы, такое возможно только дома. Значит, это делает кто-то из нашего тесного семейного круга… – Если это действительно происходит. А вы уверены, что мистер Гулбрандсен не ошибался? – Кристиан не ошибался. Он был слишком осмотрительным человеком, чтобы сказать такое, не имея оснований. К тому же полиция взяла бутылку с лекарством и то, что было в стакане. И там и там обнаружен мышьяк, а в рецепте его не было указано. Будет сделан еще количественный анализ, это требует больше времени. Но что касается ингредиентов, найденных в микстуре… здесь нет никаких сомнений… мышьяк! – Значит, ее ревматизм и то, что ей трудно ходить, все это… – Судороги в ногах – очень типичный симптом, насколько я знаю. Перед вашим приездом у Каролины было раз или два что-то похожее на острый гастрит. Но мне и в голову не приходило, пока Кристиан… Он не договорил. Мисс Марпл тихо сказала: – Значит, Рут была права. – Рут? – удивленно переспросил Льюис Серроколд. Мисс Марпл покраснела. – Я кое-чего не сказала вам. Мой приезд сюда не случайность. Сейчас объясню. Боюсь, что я неважный рассказчик. Пожалуйста, наберитесь терпения. Льюис Серроколд слушал, а мисс Марпл рассказывала ему, как тревожилась Рут и как торопила ее ехать. – Поразительно! – сказал он. – А я ничего не подозревал. – Все было очень неясно, – сказала мисс Марпл. – Рут и сама не знала, откуда у нее такие опасения. Я все допытывалась. Я по опыту знаю, что причина всегда есть. Но Рут только твердила: «Что-то у них там неладно». Льюис Серроколд мрачно заметил: – Что ж, она, как видно, была права. Теперь вы понимаете мое положение, мисс Марпл. Надо ли сказать Керри-Луизе? – О нет! – выпалила мисс Марпл, но, вспыхнув, с сомнением взглянула на Льюиса. Он кивнул: – Значит, и вы так считаете? Так же, как считал Кристиан Гулбрандсен, да и сам я так думаю. А если бы дело касалось обычной женщины? – Керри-Луиза – необычная женщина. Она живет своей верой в людей. Боюсь, что я плохо выражаю свою мысль. Но, пока мы не знаем, кто… – Да, в этом вся трудность. Ведь если ничего ей не говорить, мы рискуем… – Поэтому вы хотите, чтобы я оберегала ее? – Вы единственный человек, которому я могу довериться, – сказал Льюис Серроколд. – Здесь все как будто преданы ей. Но так ли это? А вашей дружбе уже столько лет. – И я приехала всего несколько дней назад, – очень кстати добавила мисс Марпл. Льюис Серроколд улыбнулся. – Вот именно. – Прошу прощения за такой меркантильный вопрос, – сказала мисс Марпл. – В случае смерти нашей милой Керри-Луизы – кто ее наследники? – Деньги! – с горечью сказал Льюис. – Неужели все в конце концов сводится к ним? – Пожалуй, в данном случае, да. Керри-Луиза такой очаровательный человек, что трудно представить себе, чтобы у нее мог быть враг. Значит, все сводится именно к деньгам. Надо ли мне говорить вам, мистер Серроколд, что из-за денег люди часто готовы на все. – Да, наверное, это так. Он продолжал: – Разумеется, инспектор Карри уже занялся этой стороной дела. Сегодня приедет из Лондона мистер Джилфой, который может дать подробную информацию. «Джилфой, Джилфой, Джеймс и Джилфой» – это очень известная адвокатская фирма. Отец нынешнего мистера Джилфоя был одним из первых попечителей. Они составляли завещание и для Каролины, и для Эрика Гулбрандсена. Я объясню вам суть дела насколько можно проще. – Благодарю вас, – сказала мисс Марпл. – Юридический язык очень сложен, так мне всегда казалось. Эрик Гулбрандсен оставил своему Фонду очень большие средства на стипендии ученым и на другие благотворительные цели. Своей дочери Милдред и приемной дочери Пиппе (матери Джины) он завещал равные суммы. Остаток своего огромного состояния он оставил попечителям, с тем чтобы проценты выплачивались Каролине пожизненно. – А после ее смерти? – После ее смерти все эти деньги должны быть разделены поровну между Милдред и Пиппой или их детьми, если они умрут раньше Каролины. – То есть между миссис Стрэт и Джиной. – Да. У Каролины есть и немалое собственное состояние, хотя, конечно, его не сравнить с деньгами Гулбрандсена. Половину всех своих денег она перевела на мое имя четыре года назад, десять тысяч фунтов завещала Джульетте Беллевер, а остальное, поровну, своим пасынкам Алексу и Стивену Рестарикам. – Боже! – сказала мисс Марпл. – Вот это плохо! Очень плохо! – То есть? – Это значит, что у каждого из них есть мотив – деньги. – Да. И все же я не могу поверить, что кто-либо из них способен ее убить. Просто не могу… Милдред – ее дочь – и без того хорошо обеспечена. Джина обожает свою бабушку. Она легко и щедро тратит деньги, но ради них уж точно не станет брать грех на душу. Джолли Беллевер фанатически предана Каролине. Братья Рестарик любят ее как родную мать. Собственных средств у них нет, но Каролина из своего дохода финансирует их предприятия, особенно Алекса. Я просто не могу поверить, что кто-то из них двоих способен отравить ее ради того, чтобы наследовать ее деньги. Нет, я не могу этому поверить, мисс Марпл. – Есть еще муж Джины. – Да, – сказал Льюис очень мрачно. – Есть еще муж Джины. – Его вы мало знаете. Но видно, что он очень несчастлив. Льюис вздохнул. – Он не пришелся здесь ко двору. Он не сочувствует тому, что мы пытаемся делать. На что ему это? Он молод и к тому же довольно примитивен. В его стране ценят только тех, кому улыбнулась удача… – Тогда как мы любим неудачников, – сказала мисс Марпл. Льюис Серроколд взглянул на нее пристально и подозрительно. Она слегка покраснела и заговорила – не слишком связно: – Иногда мне кажется, видите ли, что можно впасть в другую крайность… Я хочу сказать, что если у юноши хорошая наследственность, если его разумно воспитали, если у него есть твердость, выдержка и способность продвинуться, то ведь именно такие люди нужны стране. Льюис насупился, а мисс Марпл продолжала. Ее щеки становились все более розовыми, а речь – все более несвязной: – Нет, конечно, нельзя не ценить то, что вы и Керри-Луиза… Истинно благородное дело, дело милосердия… А милосердие необходимо… Ведь важнее всего то, чем человек является сам по себе… Одним везет, другим нет… И со счастливчиков спрос, конечно, больше… Но иной раз мне кажется, что и тут нужна мера. О, я не о вас, мистер Серроколд. Я вообще… Есть у англичан эта странность. Даже на войне они больше гордятся поражениями и отступлениями, чем победами. Иностранцы не могут понять, почему мы так гордимся Дюнкерком [42] . Они о подобных вещах предпочитают не упоминать. А мы всегда даже как-то конфузимся, когда побеждаем. И победой не принято хвастать. А что воспевают наши поэмы? [43] Гибель легкой кавалерии в Крымской войне [44] . Или то, как маленький «Ревендж» [45] пошел ко дну в Карибском море [46] . Очень странная черта, если вдуматься!.. 42 Дюнкерк – город и порт на севере Франции, через который весной 1940 года, после ожесточенного сражения с немцами, войска союзников были эвакуированы на территорию Великобритании. 43 Имеется в виду ставшее хрестоматийным стихотворение «Атака легкой кавалерийской бригады» (1854) английского поэта А. Теннисона (1809—1892). 44 Крымская война – центральная кампания в войне 1853—1856 годов между Россией и коалицией Англии, Турции, Франции и Сардинии за господство на Ближнем Востоке, в ходе которой царская Россия потерпела поражение. 45 « Ревенд ж» («Мщение») – название баллады А. Теннисона, воспевающей подвиг английского корабля «Ревендж», затонувшего в 1591 году в сражении с превосходящими силами испанцев. 46 Карибское море – море, расположенное между Центральной и Южной Америкой и островами Вест-Индии – Большими и Малыми Антильскими. Мисс Марпл остановилась, чтобы перевести дух. – Я хотела сказать, что молодому Уолтеру Хадду все у нас должно казаться странным. – Да, – сказал Льюис. – Я понимаю, о чем вы. Уолтер очень отличился на войне. Его храбрость вне всяких сомнений. – Это, конечно, мало что значит, – признала мисс Марпл. – Одно дело – война, другое – повседневная жизнь. Конечно, чтобы совершить убийство, тоже, по-моему, нужна храбрость. А чаще, пожалуй, просто самоуверенность. Да, именно самоуверенность. – Но едва ли у Уолтера Хадда мог быть достаточно веский мотив. – Вы полагаете? – сказала мисс Марпл. – Ему все здесь ужасно не нравится. Он хотел бы уехать. И увезти Джину. И если ему нужны деньги, ему важно, чтобы Джина получила все свои деньги, прежде чем она… увлечется другим человеком. – Увлечется другим человеком? – озадаченно переспросил Льюис. Мисс Марпл про себя подивилась слепоте энтузиастов социальных реформ. – Вот именно. Оба брата Рестарик влюблены в нее. – О, не думаю, – рассеянно произнес Льюис. И продолжал: – Стивен для нас неоценим – просто неоценим. Он удивительно сумел увлечь и заинтересовать мальчиков. В прошлом месяце они показали великолепный спектакль. Декорации, костюмы – все сами. Это лишний раз доказывает – я всегда говорил об этом Мэйверику, – что на преступления их толкает отсутствие в их жизни ярких событий. Ребенок придумывает себе драматические ситуации. Мэйверик говорит… ах да, Мэйверик… – Льюис не договорил, о чем-то вдруг вспомнив. – Надо, чтобы Мэйверик поговорил с инспектором об Эдгаре. Нелепая история… – А что вы на самом деле знаете об Эдгаре Лоусоне, мистер Серроколд? – Все, – решительно сказал Льюис. – То есть все, что надо знать. Знаю, каково его происхождение… воспитание… и эту его укоренившуюся неуверенность в себе… Мисс Марпл прервала его: – Не мог ли Эдгар Лоусон пытаться отравить Керри-Луизу? – Едва ли. Он пробыл здесь всего несколько недель. И вообще смешно! Зачем Эдгару травить мою жену? Что он может этим выиграть? – Ничего материального, конечно. Но он может иметь какой-то свой мотив. Он ведь очень странный. – Вы хотите сказать – ненормальный? – Пожалуй. Впрочем, не совсем. Просто в нем что-то не так. Нельзя сказать, чтобы она выразилась ясно. Льюис Серроколд принял ее слова в их прямом смысле. – Да, – сказал он со вздохом. – У бедного малого все не так. Но улучшение было значительное. Я просто не понимаю, что спровоцировало этот внезапный рецидив. Мисс Марпл подхватила: – Да, я тоже пытаюсь это понять… Если… В комнату вошел инспектор Карри, и она не договорила. Глава 12 1 Льюис Серроколд вышел, а инспектор Карри сел и как-то особенно улыбнулся мисс Марпл. – Итак, мистер Серроколд просил вас быть сторожевым псом, – сказал он. – Ну да, – сказала она извиняющимся тоном. – Надеюсь, вы ничего не имеете против. – Не имею. Считаю это хорошей мыслью. А знает ли мистер Серроколд, что вы как нельзя лучше подходите для этой роли? – Я не совсем понимаю вас, инспектор. – Он думает, что вы – очень милая пожилая дама, которая училась вместе с его женой. А мы, – он одобрительно кивнул, – знаем, что вы умеете кое-что еще. Преступления – это прямо по вашей части. Мистер Серроколд знает только один вид преступника – начинающего и подающего надежды. Мне прямо становится противно. Может, я, конечно, не прав, сужу по старинке. Но разве мало у нас хороших, порядочных парней, которым очень следовало бы помочь делать в жизни первые шаги? Так нет! Добродетель, мол, сама по себе награда. Порядочным людям миллионеры ничего не завещают. Впрочем, не слушайте меня, я ведь сужу по старинке. Но мне довелось видеть парней и девушек – уж, кажется, все было против них: и дурные родители, и невезенье, а они выстояли, не оступились. Вот таким я завещаю свою кубышку, если она у меня будет. Да только не будет ее. Будет пенсия, и копайся себе в саду. Он опять ласково кивнул мисс Марпл. – Вчера мой начальник Блэкер рассказал мне о вас. Сказал, что у вас большой опыт, что вы здорово изучили неприглядные стороны человеческой натуры. Я хотел бы знать вашу точку зрения. Кто же злодей? Молодой муж и доблестный американский солдат? – Это очень устроило бы всех, – сказала мисс Марпл. Инспектор Карри улыбнулся своим воспоминаниям. – Один такой солдат когда-то увел у меня девушку, так что я, конечно, предубежден. Поведение молодого человека тоже не располагает в его пользу. Ну а каково мнение сыщика-любителя? Кто тайно на протяжении длительного времени отравляет миссис Серроколд? – Обычно, – сказала рассудительно мисс Марпл, – зная человеческую натуру, мы прежде всего подозреваем мужа. Или, соответственно, жену. При отравлениях это всегда первое, что приходит в голову, не правда ли? – Полностью с вами согласен, – сказал инспектор Карри. – Однако в данном случае, – мисс Марпл покачала головой, – я не могу подозревать мистера Серроколда. Видите ли, инспектор, он действительно привязан к своей жене. Обычно это выставляется напоказ. А его чувство сдержанное, но оно искренне. Он любит свою жену, и я убеждена, что не стал бы травить ее. – Не говоря уж о том, что у него нет мотива. Она уже перевела деньги на его имя. – Конечно, – сказала рассудительно мисс Марпл, – бывают и другие причины избавиться от жены. Например, любовь к молодой женщине. Но в нашем случае я не вижу и этого. Не похоже, чтобы мистер Серроколд имел какие-то сердечные дела. Боюсь, – сказала она с явным оттенком сожаления, – что мы должны исключить его из числа подозреваемых. – Жаль, – улыбаясь, сказал инспектор. – Во всяком случае, он не убивал Гулбрандсена. Мне кажется несомненным, что одно связано с другим. Тот, кто травит миссис Серроколд, тот и убил Гулбрандсена, чтобы он не выдал его. Сейчас мы должны выяснить, у кого была возможность убить Гулбрандсена. Главным подозреваемым, безусловно, является Уолтер Хадд. Это он включил настольную лампу, вызвал короткое замыкание, что и дало ему предлог выйти из Зала. А пробки находятся в коридорчике, который напротив кухни. Выстрел раздался именно тогда, когда его не было в Зале. Итак, вот подозреваемый номер один. – Кто же номер два? – спросила мисс Марпл. – Подозреваемый номер два – это Алекс Рестарик, который что-то уж чересчур долго добирался на своей машине от въездных ворот до дома. – Кто-нибудь еще? – с интересом спросила мисс Марпл и не забыла добавить: – Очень любезно с вашей стороны сообщить мне все это. – Тут вовсе не любезность, – сказал инспектор Карри. – Мне нужна ваша помощь. Вы попали в точку, когда спросили, кто еще. Тут мне приходится положиться на вас. Вы вчера вечером были в Зале и можете сказать мне, кто еще оттуда выходил… – Да, да, это я могла бы заметить… Но вот заметила ли? В тех обстоятельствах… – Вы хотите сказать, что все вы слушали, что происходило в кабинете мистера Серроколда? Мисс Марпл энергично кивнула. – Да, мы все очень перепугались. Мистер Лоусон был явно в припадке безумия. Кроме миссис Серроколд, которая казалась совершенно спокойной, все мы очень переживали за мистера Серроколда. Мистер Лоусон кричал, выкрикивал ужасные вещи, ведь нам все было слышно. К тому же было темно, погасли почти все лампочки. Где уж тут было что-нибудь заметить. – Значит, пока это происходило, каждый мог выскользнуть из Зала, пройти по коридору до Дубовой гостиной, застрелить мистера Гулбрандсена и вернуться? – Думаю, что это было возможно… – Можете ли вы сказать определенно, кто оставался в Зале все время? Мисс Марпл подумала. – Прежде всего миссис Серроколд, я все время смотрела на нее. Она сидела возле двери в кабинет и ни разу не встала. Меня страшно тогда удивило, как она может быть такой спокойной. – А остальные? – Мисс Беллевер выходила. Но мне кажется, нет, я почти уверена, что это было после выстрела. Миссис Стрэт? Не знаю. Она сидела позади меня. Джина сидела у дальнего окна. Мне кажется, что она оставалась там все время, но не могу сказать наверняка. Стивен сидел за роялем. Он перестал играть, когда ссора разгорелась… – Выстрел может ввести нас в заблуждение, – сказал инспектор Карри. – Эту штуку нередко проделывают. Стреляют нарочно, чтобы зафиксировать время, когда якобы совершено преступление. Если бы в этой истории была замешана мисс Беллевер (версия, конечно, надуманная, но чего только на свете не бывает), она поступила бы так, как поступила: вышла бы из Зала после выстрела. Нет, этот выстрел для нас не ориентир. Нам важен отрезок времени от момента выхода из Зала Кристиана Гулбрандсена до того, как мисс Беллевер обнаружила, что он мертв. То есть исключить из списка подозреваемых мы можем только тех, кто наверняка не мог его убить. Это Льюис Серроколд и Эдгар Лоусон, которые все это время были в кабинете. И миссис Серроколд, которая неотлучно находилась в Зале. Конечно, досадно, что Гулбрандсен был убит как раз во время разборки между Серроколдом и Лоусоном. – Всего лишь досадно? – тихо спросила мисс Марпл. – А что, по-вашему? – Мне пришло в голову, что ссора могла быть специально спровоцирована. – Как же вы себе это представляете? – Видите ли, все находят очень странным внезапный рецидив болезни у Эдгара Лоусона. У него комплекс, или уж не знаю как это там называется. Он все время придумывает себе отца. Им оказывается то Уинстон Черчилль, то виконт Монтгомери, словом, любой знаменитый человек, какой приходит ему в голову. А что, если кто-то решил внушить ему, что это Льюис Серроколд? Что именно Льюис Серроколд его преследует. И что он, Эдгар Лоусон, по праву наследник Стоунигейтса. Расчет верный. При его теперешнем болезненном состоянии эта мысль превратится в навязчивую идею, он возбудится до исступления и устроит сцену. Отличное прикрытие! Всеобщее внимание будет приковано к создавшейся ситуации, особенно если этот «кто-то» предусмотрительно снабдит его револьвером. – Да. А револьвер, между прочим, Уолтера Хадда. – Я об этом подумала, – сказала мисс Марпл. – Но… конечно, Уолтер необщителен и угрюм, и все же он явно не так уж глуп. – Значит, Уолтера вы не подозреваете? – Я думаю, что все вздохнули бы с облегчением, если бы это оказался он. Звучит ужасно, но что поделаешь – он здесь чужак. – А его жена? – спросил инспектор Карри. – Она тоже вздохнула бы с облегчением? Мисс Марпл не ответила. Она думала о Джине и о Стивене Рестарике, которых в день своего приезда видела вместе. Вспомнила она и глаза Алекса Рестарика, прикованные к Джине с первого же момента, как он появился вчера вечером в Зале. А сама Джина? К кому склоняется она? 2 Два часа спустя инспектор устало откинулся на спинку стула, потянулся и вздохнул. – Ну что ж, – сказал он, – многое мы уже отсеяли. Сержант Лейк согласился с ним: – Слуг можно исключить, – сказал он. – Все они в это время были на месте. Те, кто здесь живет. А приходящие уже ушли домой. Карри кивнул. Он был очень утомлен. Он уже опросил физиотерапевтов, педагогов и тех, кого про себя называл «молодыми каторжниками» и кому в тот вечер выпала очередь обедать в семье Серроколда. Их показания полностью совпадали. Он мог сбросить их со счетов. В их среде действовали законы стада, что определяло все их поступки и привычки. Любителей пооригинальничать среди них не было, и это весьма облегчало установление алиби. Доктора Мэйверика, который, как показалось инспектору, был главным среди персонала Института, он оставил под конец. – Но сейчас, Лейк, мы побеседуем и с ним. И в комнату бодро вошел молодой врач – опрятный, подтянутый, с несколько жестким взглядом сквозь стекла пенсне. Он подтвердил показания своих сотрудников и согласился с выводами инспектора. В непроницаемых стенах нет ни малейшей щели. Смерть Кристиана Гулбрандсена не может быть приписана ни одному из «молодых пациентов», как едва не назвал их Карри – настолько загипнотизировала его медицинская атмосфера. – Да, инспектор, все они здесь пациенты, – сказал доктор Мэйверик, слегка улыбаясь. Эта снисходительная улыбка не могла не вызвать у инспектора некоторого раздражения. Он спросил со всей профессиональной строгостью: – А теперь, доктор Мэйверик, вы можете отчитаться в ваших собственных действиях в тот вечер? – Разумеется. Вот, я все записал и примерно указал время. Доктор Мэйверик, вместе с мистером Лэси и доктором Баумгартеном, покинул Зал в двадцать один пятнадцать. Он и его коллеги направились в комнату доктора Баумгартена, с тем чтобы обсудить там некоторые методы лечения, пока не пришла мисс Беллевер просить доктора Мэйверика скорее вернуться в Зал. Это было примерно в половине десятого. Он поспешил туда и застал Эдгара Лоусона в совершенной депрессии. Инспектор Карри слегка повел рукой. – Одну минуту, доктор Мэйверик. Этот молодой человек действительно психически нездоров? Доктор Мэйверик снова снисходительно улыбнулся. – Мы все психически нездоровы, инспектор. Дурацкий ответ, подумал инспектор. Доктор Мэйверик пусть о себе думает что угодно, но про себя-то инспектор знал, что он абсолютно психически здоров. – Но его можно считать дееспособным? – спросил инспектор. – Он сознает, что делает? – Отлично сознает. – Значит, он хотел совершить преднамеренное убийство, когда стрелял в мистера Серроколда. – О нет, инспектор! Ничего подобного. – Послушайте, доктор Мэйверик! Я видел в стене два отверстия от пуль. Они прошли в опасной близости от головы мистера Серроколда. – Возможно. Но у Лоусона не было намерения убить мистера Серроколда или хотя бы ранить его. Он очень любит мистера Серроколда. – Весьма странный способ выражать любовь. Доктор Мэйверик снова улыбнулся. Эту улыбку инспектор Карри переносил уже с трудом. – Все, что мы делаем, мы делаем намеренно. Ну например: вы не можете вспомнить чье-то имя или лицо. Почему? Да потому, что вы бессознательно хотите его забыть. Взгляд инспектора выразил недоверие. – Даже если мы просто оговариваемся, в этой оговорке таится глубокий смысл. Эдгар Лоусон стоял всего в нескольких футах от мистера Серроколда. Он легко мог убить его наповал. И, однако, промахнулся. Почему же он промахнулся? Да потому, что хотел промахнуться. Вот и все. Мистеру Серроколду не грозила ни малейшая опасность, и сам мистер Серроколд ясно это сознавал. Он понял жест Эдгара именно так, как его и надо было понимать. Как жест протеста и вызова миру, который отказал ему в главном, что нужно ребенку, – в любви и защищенности. – Я хотел бы видеть этого молодого человека. – Конечно, если желаете. Вчерашняя вспышка очистила его разум и успокоила душу. Сегодня ему гораздо лучше. Мистер Серроколд будет очень доволен. Инспектор Карри внимательно посмотрел на доктора Мэйверика, однако тот был абсолютно серьезен. Инспектор вздохнул. – Есть ли у вас мышьяк? – спросил он. – Мышьяк? – Вопрос был для доктора Мэйверика неожиданным. – Любопытно узнать, почему именно мышьяк? – Прошу вас отвечать на вопрос. – Нет, мышьяка ни в каком виде у меня нет. – А лекарства есть? – Конечно. Успокаивающие. Морфий, барбитураты. Обычный набор. – Вы лечите миссис Серроколд? – Нет. Их семейный врач – доктор Гантер из Маркет-Кимбла. У меня, разумеется, тоже есть диплом врача, но я практикую исключительно как психиатр. – Так-так. Что ж, благодарю вас, доктор Мэйверик. Когда доктор Мэйверик вышел, инспектор Карри сказал сержанту Лейку, что психиатры действуют ему на нервы. – Перейдем к членам семейства, – сказал он. – И начнем с этого американца, Уолтера Хадда. Уолтер Хадд вел себя осторожно. Он словно присматривался к полицейскому инспектору. Но отвечать не отказывался. – Электропроводка в Стоунигейтсе в плохом состоянии. Вся система очень устарела. В Штатах такого не допустили бы. – Кажется, электричество провели еще при покойном мистере Гулбрандсене-старшем, когда оно было в новинку, – сказал инспектор Карри, слегка улыбаясь. – Вот именно! Добрая старая феодальная Англия. И с тех пор здесь ничего не меняли. На этот раз выбило пробки и погасли почти все лампочки в Зале. Он, Уолтер, пошел заменить пробки. Поменял и вернулся. – Сколько времени вы отсутствовали? – Точно сказать не могу. Пробки находятся в неудобном месте. Мне понадобились лесенка и свеча. В общем, это заняло минут десять-пятнадцать. – Вы слышали выстрел? – Нет, я ничего не слышал. На кухонную половину ведут двойные двери, а одна из них обита чем-то вроде войлока. – Понимаю. А когда вы вернулись в Зал, что вы увидели? – Все там столпились у двери, которая ведет в кабинет мистера Серроколда. Миссис Стрэт сказала, что мистер Серроколд убит, но оказалось, что он цел и невредим. Этот болван Лоусон промахнулся. – Вы узнали револьвер? – Еще бы! Это был мой собственный револьвер. – Когда вы видели его в последний раз? – Дня два или три назад. – Где вы хранили его? – В комоде, в моей комнате. – Кому было известно, что вы храните его там? – Не знаю, кому и что известно в этом доме. – Что вы хотите этим сказать? – Что они здесь все с приветом. – Когда вы вернулись в Зал, там были все? – Кто – все? – Все те, кто там был, когда вы пошли менять пробки? – Джина была… и старая седая дама, и мисс Беллевер… Я не обратил особого внимания, но, кажется, так. – Мистер Гулбрандсен приехал позавчера и приехал неожиданно? – Да. Как я понял, это был непредвиденный визит. – Его приезд кого-нибудь поразил или взволновал? Уолтеру Хадду понадобились две-три секунды, прежде чем он ответил: – Нет, такого я не заметил. И опять в его поведении появилась настороженность. – Известно ли вам что-нибудь о цели его приезда? – Думаю, что он приехал по делам драгоценного Фонда. Вот уж бредовая затея! – Такие затеи, как вы их называете, существуют и в Штатах. – Да. Но одно дело – вклад в социальную программу, а другое – вся эта воспитательная возня. Мне психиатры еще в армии осточертели. Здесь же они так и кишат. Учат молодых громил плести корзиночки из рафии [47] и делать подставки для трубок. Нежности какие! Это же для малых ребят. 47 Рафия – пальмовое дерево с большими листьями, родиной которого является остров Мадагаскар. Из волокон, получаемых из листьев рафии, плетут корзины, шляпы и др. Инспектор Карри никак не прокомментировал этот критический отзыв. Не исключено, что в глубине души он был согласен. Внимательно глядя на Уолтера, он спросил: – Как вы думаете, кто мог убить мистера Гулбрандсена? – Думаю, что упражнялся один из одаренных воспитанников Школы. – Нет, мистер Хадд, это исключено. Хотя в Школе всячески стараются создать атмосферу свободы, это как-никак место заключения. И порядки там соответствующие. Никто после наступления темноты не может выбраться оттуда. – Я все же не исключал бы воспитанников Школы. А если вам угодно искать ближе к семейному кругу, думаю, что вернее всего ставить на Алекса Рестарика. – Почему вы так думаете? – У него была такая возможность. Он приехал один на машине и как раз в это время ехал через парк. – А зачем ему убивать Кристиана Гулбрандсена? Уолтер пожал плечами: – Я здесь человек пришлый. И не знаю всех их семейных дел… Может, старик что-то узнал про Алекса и мог рассказать Серроколдам. – И что было бы? – Возможно, они перестали бы давать ему деньги. А он их здорово умеет тратить, как я слышал. – На свои театральные антрепризы? – Так он их называет. – Вы полагаете – на что-то иное? Уолтер Хадд снова пожал плечами. – Откуда мне знать? – сказал он. Глава 13 1 Алекс Рестарик много говорил и много жестикулировал. – Да знаю, знаю! Я идеально подхожу на роль подозреваемого. Приезжаю сюда один, а на пути к дому вдруг впадаю в творческий экстаз. Впрочем, вы едва ли это поймете. – А вдруг все-таки пойму, – сухо возразил инспектор. Но Алекс Рестарик продолжал, не останавливаясь: – Ведь именно так и бывает. На тебя находит. Неизвестно когда и как. Какой-нибудь неожиданный эффект или ракурс – внезапное озарение – и забываешь про всех и вся. В следующем месяце я ставлю «Ночи в порту». И вдруг вчера вечером вижу нечто изумительное. Идеальное освещение. Туман – фары, разрезающие туман и отраженные им, тускло освещающие какие-то высокие здания. И все усиливало этот эффект! Выстрелы – звук бегущих шагов – пофыркивание электрического движка, но так могут пыхтеть и буксиры на Темзе. Я подумал: вот оно! Вот что мне надо! Но как воспроизвести это на сцене? И… Инспектор Карри перебил его: – Вы услышали выстрелы? Откуда? – Из тумана, инспектор. – Алекс взмахнул холеными руками. – Из тумана. Это и было самым изумительным. – И вам не пришло в голову, что случилась беда? – Беда? С какой стати? – Разве выстрелы такая уж обычная вещь? – Ах, я же знал, что вы не поймете! Выстрелы вписывались в сцену, которую я создавал. Выстрелы были мне нужны. Опасность – опиум – безумие… Не все ли мне равно, что это было в действительности? Может быть, выхлопы грузовика на дороге? Или браконьер стрелял кроликов? – На кроликов здесь ставят капканы. Алекс неудержимо несся дальше: – А может, это ребенок забавлялся фейерверком. Я даже не подумал о них как о реальных выстрелах. Я мысленно был в портовом притоне, вернее, в задних рядах кресел, и смотрел на притон. – Сколько было выстрелов? – Не знаю, – нетерпеливо сказал Алекс. – Два или три. Два подряд, это я помню. Инспектор Карри кивнул. – Вы, кажется, сказали, что слышали топот бегущих ног? Откуда? – Из тумана. Где-то возле дома. Инспектор Карри сдержанно пояснил: – Это может указывать на то, что убийца Кристиана Гулбрандсена появился снаружи. – Разумеется. Не хотите же вы сказать, что его убил кто-нибудь из домашних? Все еще осторожничая, инспектор Карри ответил общей фразой: – Мы вынуждены учитывать все возможности. – Видимо, да, – великодушно согласился Алекс Рестарик. – Как ваша работа должна иссушить душу, инспектор! Подробности, время, место – как же все это мелко! И ради чего? Разве это вернет к жизни несчастного Кристиана Гулбрандсена? – А удовлетворение, мистер Рестарик, когда удается поймать преступника? – О, это уже явно влияние Дикого Запада! [48] – Вы хорошо знали мистера Гулбрандсена? – Не настолько, чтобы его убить, инспектор. Я иногда встречался с ним, потому что жил здесь в детстве. Он появлялся ненадолго. Это был один из наших промышленных боссов. Тип, который меня не интересует. Кажется, он собирал скульптуры Торвальдсена [49] . – Алекс содрогнулся. – Это говорит само за себя, не правда ли? Боже! У богатых свои причуды! 48 Дикий Запад – традиционное название западных территорий США в период их колонизации, особенно в 70—90-е годы XIX века. «Нечто с Дикого Запада» – здесь «нечто романтико-героическое». 49 Торвальдсен Бертель (1768 или 1770—1844) – датский скульптор, представитель классицизма, трактовавший темы и формы античного искусства в духе буржуазного рационализма. Инспектор Карри задумчиво смотрел на него. Потом спросил: – Вы интересуетесь ядами, мистер Рестарик? – Ядами? Дорогой инспектор, неужели же он был сперва отравлен, а потом еще и застрелен? Это был бы самый безумный детектив! – Он не был отравлен. Но вы не ответили на мой вопрос. – Яды, конечно, обладают некоторой притягательностью… Это нечто более утонченное, чем револьверная пуля или какой-нибудь пошлый кинжал. Что же касается специальных познаний в этой области, то их у меня нет. – Держали ли вы у себя когда-нибудь мышьяк? – Чтобы подсыпать кому-то в сандвичи после спектакля? Неплохая идея. Вы не знаете Розу Глайден? Эти актрисы воображают, будто они известны всем. Нет, о мышьяке я никогда не думал. Его, кажется, можно извлечь из гербицида [50] или из липучки для мух. – Как часто вы здесь бываете, мистер Рестарик? – Раз на раз не приходится, инспектор. Иногда не бываю по многу недель. Но по мере возможности стараюсь приезжать на выходные. Я до сих пор считаю Стоунигейтс родительским домом. 50 Гербициды – химические вещества, применяемые в сельском хозяйстве для уничтожения сорняков. – И миссис Серроколд поощряет это? – Вы не представляете, скольким я обязан миссис Серроколд, я перед ней в вечном долгу… Столько понимания, сочувствия и любви… – А еще, кажется, немало наличных денег? На лице Алекса выразилось легкое отвращение. – Она считает меня своим сыном и верит в меня, в то, что я делаю. – Она когда-нибудь говорила с вами о своем завещании? – Да, конечно. Но могу я спросить вас о цели ваших вопросов, инспектор? С миссис Серроколд что-нибудь случилось? – Надеюсь, что нет, – мрачно сказал инспектор Карри. – Что могут означать ваши слова? – Если вы их не понимаете, тем лучше, – ответил инспектор. – А если понимаете, пусть они будут для вас предостережением. Когда Алекс ушел, сержант Лейк сказал: – Строит из себя не поймешь кого. Карри покачал головой: – Трудно сказать. Может быть, он и в самом деле талантлив. А может, просто любит пошиковать да перед кем-нибудь покрасоваться. Неизвестно. Говорит, будто слышал чей-то топот. Готов спорить, что это он выдумал. – С какой-то целью? – Именно с особой целью. Нам пока неясно, с какой. Но мы докопаемся. – Возможно, сэр, что один из их парнишек все-таки сумел тайком выбраться из здания Школы. Среди них могут быть и взломщики, а если так… – Именно это нам и хотят внушить. Очень удобная для всех версия. Голову даю на отсечение, что на самом деле все совсем не так. 2 – Я сидел за роялем, – сказал Стивен Рестарик, – и тихонько бренчал, когда началась ссора между Льюисом и Эдгаром. – Что вы в этот момент подумали? – По правде сказать, не принял всерьез. У бедного малого бывают подобные приступы злобы. Он, конечно, не то чтобы псих. Он, так сказать, выпускает пар. Ведь все мы подтруниваем над ним, особенно, конечно, Джина. – Джина? То есть миссис Хадд? Почему же особенно она? – Потому что она женщина. И красивая женщина. И потому, что она находит его смешным. Она наполовину итальянка, а у итальянцев есть некая врожденная жестокость. У них нет сочувствия к старым, уродливым и прочим убогим. Они тычут в них пальцами и насмешничают. Именно это проделывает Джина. Не впрямую, конечно. Она его не считает за человека. Нелепый, надутый, а в глубине души неуверенный в себе. Он хочет произвести впечатление, а выглядит просто глупо. Но ей нет дела до того, что бедняга очень страдает. – Вы хотите сказать, что Эдгар Лоусон влюблен в миссис Хадд? – спросил инспектор Карри. – Да. Мы все более или менее в нее влюблены, – весело ответил Стивен. – Ей это нравится. – А ее мужу это тоже нравится? – Нет, ему это совсем не нравится. И он очень страдает, бедняга. Но долго так продолжаться не может. Я имею в виду их брак. Он скоро распадется. Это был обычный роман военного времени. – Очень интересно, – сказал инспектор. – Но мы ушли от темы нашего разговора. От убийства Кристиана Гулбрандсена. – Да, конечно. Только об этом мне совершенно нечего вам сказать. Я сидел за роялем и встал, только когда наша милая Джолли принесла связку ржавых ключей. И попробовала подобрать ключ к двери кабинета. – Итак, вы сидели за роялем и продолжали играть? – Аккомпанируя битве не на жизнь, а на смерть, которая шла в кабинете Льюиса? Нет, я перестал играть, когда темп борьбы в кабинете стал слишком бурным. Не то чтобы я сомневался в исходе боя. Льюис обладает тем, что я назвал бы испепеляющим взглядом. Он легко мог остановить Эдгара, просто взглянув на него. – Однако Эдгар Лоусон дважды в него выстрелил. Стивен покачал головой: – Это был спектакль. Эдгар получал от него удовольствие. Моя милая мамочка тоже обожала устраивать подобные спектакли. Она не то умерла, не то с кем-то сбежала, когда мне было всего четыре года, но тем не менее я помню, что она хваталась за револьвер, если ее что-нибудь расстраивало. Однажды она это проделала в ночном клубе. Изрешетила стену. Стреляла она отлично. В общем, наделала немало хлопот. Она была русской балериной. – Вот как? Можете ли вы сказать, мистер Рестарик, кто вчера вечером выходил из Зала – в интересующий нас промежуток времени? – Уолли выходил чинить электричество. Джульетта Беллевер – чтобы подобрать ключ к двери кабинета. Больше вроде никто. – А вы заметили бы, если бы вышел еще кто-то? Стивен задумался. – Едва ли. Особенно если на цыпочках, тихонько. В Зале ведь было очень темно. И шла битва, к которой мы все напряженно прислушивались. – О ком вы можете точно сказать, что он никуда не выходил? – Миссис Серроколд – да, и Джина. За них я готов поручиться. – Благодарю вас, мистер Рестарик. Стивен направился к двери. Но, поколебавшись, вернулся. – Скажите, что значат эти разговоры о мышьяке? – А кто вам сказал про мышьяк? – Мой брат. – А, да. – Кто-нибудь давал миссис Серроколд мышьяк? – спросил Стивен. – Почему вы назвали именно миссис Серроколд? – Я читал о симптомах отравления мышьяком. Периферический неврит [51] , так это, кажется, называется. Очень похоже на то, чем она в последнее время страдает. А вчера Льюис отобрал у нее лекарство. Значит, вот что тут происходит? 51 Неврит – воспаление нервного ствола, проявляющееся болью, снижением или утратой чувствительности, а также частичным параличом. – Дело расследуется, – сказал инспектор Карри самым официальным тоном. – А сама она знает об этом? – Мистер Серроколд всячески заботится о том, чтобы не встревожить ее. – Слово «встревожить» здесь не подходит. Миссис Серроколд ничем нельзя встревожить… Так вот что стоит за убийством Кристиана Гулбрандсена? Он обнаружил, что ее отравляют? Но как он мог это обнаружить? И с какой стати стали бы ее травить? Какая-то бессмыслица. – Вас это очень удивляет, не правда ли, мистер Рестарик? – Вот именно. Когда Алекс рассказал мне, я не поверил своим ушам. – Кто, по-вашему, может давать мышьяк миссис Серроколд? На красивом лице Стивена Рестарика мелькнула улыбка. – Не тот, кого обычно подозревают. Мужа можете исключить. Льюис ничего не выигрывает. К тому же он ее обожает. Он сам не свой, когда у нее даже просто заболит мизинчик. – Тогда кто же? Есть ли у вас какие-нибудь подозрения? – О да! Я бы даже сказал – уверенность. – Объяснитесь, пожалуйста. Стивен покачал головой: – Просто у меня, так сказать, внутренняя уверенность. И только. Доказательств нет. И вы вряд ли согласитесь со мной. Стивен Рестарик вышел небрежной походкой, а инспектор Карри стал рисовать кошек на листе бумаги, лежавшем перед ним. Он думал о трех вещах. Первое. Что Стивен Рестарик очень высокого о себе мнения. Второе. Что Стивен Рестарик и его брат представляют собой единый фронт. И третье. Что Стивен Рестарик красив, а Уолтер Хадд нет. И еще о двух вещах задумался инспектор: что понимает Стивен под «внутренней уверенностью» и мог ли Стивен со своего места за роялем видеть Джину. По всему выходило, что не мог. 3 В готический полумрак библиотеки Джина внесла экзотическую яркость. Даже инспектор Карри был на миг ослеплен молодой красавицей, которая облокотилась на стол и выжидательно произнесла: – Ну что? Взглянув на ее ярко-красную блузку и темно-зеленые брюки, инспектор Карри сухо заметил: – Я вижу, что вы не надели траур, миссис Хадд. – У меня его нет, – ответила Джина. – Я знаю, что на такой случай всем полагается иметь маленькое черное платье и надевать к нему жемчуг. Но я ненавижу черное. По-моему, оно уродливо, и носить его должны только секретарши, домоправительницы, ну и прочие деловые женщины. К тому же Кристиан Гулбрандсен не был мне родственником. Это пасынок моей бабушки. – И вы, вероятно, почти его не знали? – Он приезжал три или четыре раза, когда я была ребенком. Во время войны я уехала в Америку, а сюда вернулась всего полгода назад. – Вы вернулись на постоянное жительство? Не просто погостить? – Я еще не решила, – сказала Джина. – Вы были вчера вечером в Зале, когда мистер Гулбрандсен ушел в свою комнату? – Да. Он пожелал всем спокойной ночи и ушел. Бабушка спросила, есть ли у него все ему необходимое, и он сказал, что все есть и что Джолли отлично его устроила. Я в точности его слов не помню, но смысл был именно такой. Еще он сказал, что ему надо писать письма. – А что было после этого? Джина описала сцену между Льюисом и Эдгаром Лоусоном. Инспектор Карри слышал это уже много раз, но в устах Джины оно приобрело большую красочность. Оно стало драмой. – Револьвер он взял у Уолли. Подумать только! Забрался в его комнату и стащил. Не ожидала я от Эдгара такой прыти. – Вы встревожились, когда они пошли в кабинет и Эдгар Лоусон запер дверь? – О нет! – сказала Джина, широко раскрыв свои огромные карие глаза. – Мне это понравилось. Настоящий театр! Все, что делает Эдгар, всегда нелепо. Его нельзя ни на минуту принимать всерьез. – Однако он стрелял. – Да. Мы сперва подумали, что он застрелил Льюиса. – И это вам тоже понравилось? – не удержался инспектор. – О нет! Я пришла в ужас. И все пришли в ужас, кроме бабушки. Она и бровью не повела. – Это весьма странно. – Нет. Такая уж она у нас. Не от мира сего. Не верит, что может случиться что-то плохое. Она просто прелесть. – Кто находился в Зале во время этой сцены? – Все. Конечно, кроме дяди Кристиана. – Положим, не все, миссис Хадд. Кто-то входил и выходил. – Разве? – неуверенно спросила Джина. – Ваш муж, например, выходил что-то там починить… – Ах да. Уолли может починить что угодно. – Во время его отсутствия раздался выстрел. Но все вы подумали, что стреляют в парке. – Не помню… Нет, вспомнила. Стреляли сразу после того, как свет опять зажегся, а Уолли вернулся. – Кто-нибудь еще выходил из Зала? – Кажется, нет. Впрочем, не помню. – Где именно вы сидели, миссис Хадд? – У дальнего окна. – Рядом с дверью в библиотеку? – Да. – А сами вы никуда не выходили? – Уходить, когда все было так интересно? Конечно, нет. – Такое предположение прямо-таки поразило Джину. – Где находились остальные? – Большинство сидело вокруг камина. Тетя Милдред вязала. Тетя Джейн, то есть мисс Марпл, тоже. Бабушка сидела просто так. – А мистер Стивен Рестарик? – Стивен? Он сперва играл на рояле. Куда он пошел потом, я не знаю. – А мисс Беллевер? – Суетилась как всегда. Она почти никогда не сидит на месте. Кажется, она искала ключи. Джина вдруг спросила: – Что там такое с бабушкиным лекарством? Аптекарь ошибся или что? – Почему вы так думаете? – Потому что исчезла бутылка. Джолли всюду ее искала и ужасно волновалась. Алекс говорит, что бутылочку взяла полиция. Вы ее действительно взяли? Вместо ответа на ее вопрос инспектор Карри сам спросил: – Вы говорите, что мисс Беллевер была этим обеспокоена? – О, Джолли вечно суетится, – небрежно сказала Джина. – Ей нравится суетиться. Я иногда удивляюсь, как бабушка ее переносит. – И последний вопрос, миссис Хадд. У вас нет догадок относительно того, кто убил Кристиана Гулбрандсена и почему? – По-моему, это сделал кто-нибудь из психов. Громилы – те более разумны. То есть они могут укокошить, чтобы ограбить кассу, взять деньги или драгоценности, а не просто так, для забавы. Вот какой-нибудь псих, из этих, как они здесь называются – с психическими отклонениями, мог убить просто так. Чего ради им было убивать дядю Кристиана? Конечно, для забавы. То есть не то чтобы для забавы, но… – Как я понял, вам неясен мотив? – Да, вот именно, – сказала Джина. – Ведь его не ограбили? – Но, видите ли, миссис Хадд, здания Школы тщательно запираются. Никто не может выйти оттуда без пропуска. – Неужели вы этому верите! – весело засмеялась Джина. – Эти мальчишки откуда угодно сумеют выбраться. Они мне столько фокусов показывали! – Веселая дамочка, – заметил Лейк после ухода Джины. – Я в первый раз разглядел ее вблизи. Фигура уж очень хороша. У нас тут таких не водится. Инспектор Карри бросил на него холодный взгляд. Сержант Лейк смутился, но повторил, что дама веселая: – Ее все это вроде забавляет. – Не знаю, прав или нет Стивен Рестарик, пророча, что ее брак недолговечен, но она постаралась подчеркнуть, что Уолтер Хадд вернулся в Зал еще до выстрела. – Это ведь показали и остальные. – Да. А вот чего она не сказала, так это про мисс Беллевер. Что та ходила за ключами. – Верно, – задумчиво произнес инспектор. – Не сказала. Глава 14 1 Миссис Стрэт куда больше, чем Джина, вписывалась в интерьер библиотеки. В миссис Стрэт не было ничего яркого и экзотического. Она была в черном, с бусами на шее и сеточкой на тщательно уложенных седых волосах. Как ни странно, она выглядела именно так, как следовало выглядеть вдове каноника господствующей англиканской церкви. Уж инспектор-то знал, что внешний облик почти никогда не отражает внутренней сути человека. Даже в линиях ее сжатых губ было нечто пасторское. Они выражали Христианскую Стойкость, Христианскую Неколебимость, но отнюдь не Христианское Милосердие, решил инспектор. К тому же миссис Стрэт была явно обижена. – Я полагала, инспектор, что вы дадите мне знать, когда я вам потребуюсь, хотя бы примерно. Мне пришлось все утро просидеть в ожидании. Инспектор понял, что она восприняла это как попрание ее авторитета и прав в этом доме. Он поспешил умиротворить ее: – Очень сожалею, миссис Стрэт. Быть может, вам не совсем знакома наша процедура. Видите ли, мы обычно начинаем опрос с менее важных свидетелей, чтобы поскорее покончить с ними. А к концу мы приберегаем тех, на чьи суждения можем положиться. На тех, кто наиболее наблюдателен. По ним мы проверяем все, что нам сообщают до этого. Миссис Стрэт заметно смягчилась. – Понимаю. Я не вполне себе представляла… – Вы – женщина зрелых суждений, миссис Стрэт. И женщина, которая разбирается в людях. К тому же это ваш родной дом, и вы лучше всех можете рассказать нам о его обитателях. – Конечно, могу, – сказала Милдред Стрэт. – В поисках убийцы Кристиана Гулбрандсена вы можете очень нам помочь. – Но разве надо искать? Разве не ясно, кто убил моего брата? Инспектор Карри откинулся на стуле. И провел рукой по своим небольшим, аккуратно подстриженным усам. – Однако… нужна осмотрительность, – сказал он. – А вы считаете, что дело ясное? – Конечно. Убил этот ужасный американский муж бедной Джины. Он здесь единственный чужак. Мы абсолютно ничего о нем не знаем. Возможно, что он один из этих ужасных американских гангстеров. – И все же разве это вполне доказывает, что он убил Кристиана Гулбрандсена? Зачем бы он стал его убивать? – Вероятно, Кристиан что-нибудь о нем узнал. Из-за этого он и приехал так скоро после своего последнего визита. – Вы в этом уверены, миссис Стрэт? – Да, для меня это совершенно очевидно. Он дал всем понять, будто приехал по делам Фонда, но это чепуха. По этим делам он приезжал всего месяц назад. С тех пор ничего важного не произошло. Значит, на этот раз его вынудили приехать какие-то обстоятельства, касающиеся семьи. В прошлый свой приезд он увидел Уолтера, возможно, узнал его. Или навел о нем справки в Штатах – у него есть агенты во всем мире – и узнал что-нибудь порочащее. Джина очень глупа. Всегда была глупа. Это в ее духе – выйти за человека, о котором она ничего не знает. Она всегда была помешана на мужчинах. Может быть, его разыскивает полиция, потому что он уже женат или известен в преступном мире. Но моего брата Кристиана нелегко было провести. Вот он и приехал сюда, чтобы покончить с этим недоразумением. Разоблачить Уолтера, показать, кто он таков. Поэтому Уолтер и убил его. Инспектор Карри, дорисовывая огромные усы кошкам, которыми был изрисован его блокнот, сказал: – М-да. – Вы согласны со мной, что это именно так? – Могло быть так, – уточнил инспектор. – Но разве это не очевидно? Врагов у Кристиана не было. Не понимаю, как это вы до сих пор не арестовали Уолтера! – Видите ли, миссис Стрэт, нам все-таки нужны доказательства. – Ну, это не проблема. Телеграфируйте в Америку… – Мы, разумеется, наведем справки о мистере Уолтере Хадде. Я вам обещаю. Но, пока мы не докажем, что у него имелся мотив, ничего предпринять нельзя. И еще надо установить, была ли у него возможность… – Он вышел сразу вслед за Кристианом, якобы из-за короткого замыкания. – Замыкание действительно было. – Это он легко сам мог устроить. – Верно. – Вот вам и предлог. Он пошел за Кристианом в его комнату, застрелил его, потом починил электричество и вернулся в Зал. – Его жена говорит, что он вернулся до того, как вы услышали выстрел. – Ничего подобного! Она может сказать все, что угодно. Итальянцы вообще лживы. К тому же она наверняка католичка. Проблему вероисповедания инспектор обошел молчанием. – Вы полагаете, что жена была его сообщницей? Милдред Стрэт немного заколебалась. – Нет… этого я не думаю. – Казалось, ей было досадно, что она этого не думает. – Отчасти это и был его мотив: чтобы Джина не узнала о нем правду. Ведь Джина для него источник благополучия. – И очень красивая женщина. – Да. Я всегда говорила, что Джина хороша собой. Впрочем, в Италии это очень распространенный тип. Но я считаю, что для Уолтера главное – деньги. Поэтому он и приехал сюда. И живет за счет Серроколдов. – Как я понял, миссис Хадд богата. – Сейчас нет. Мой отец завещал одинаковые суммы мне и матери Джины. Но той пришлось принять гражданство своего мужа-итальянца (сейчас закон, кажется, изменен). А из-за войны, из-за того, что итальянец, отец Джины, был фашистом, у Джины почти не осталось денег. Моя мать ее балует, ее американская тетка миссис Ван-Райдок во время войны тратила на нее огромные суммы. Покупала все, что она хотела. Но Уолтер, наверное, считает, что больше всего ему достанется по смерти моей матери, когда Джина унаследует очень большое состояние. – И вы также, миссис Стрэт. Милдред Стрэт слегка покраснела. – Да, и я также. Мы с мужем всегда жили скромно. Он очень мало тратил, разве только на книги – он был ученый. Так что мой капитал почти удвоился. Этого более чем достаточно для моих скромных потребностей. Конечно, с помощью денег можно делать много добра. Все деньги, которые я унаследую, я буду считать вверенными мне для этой святой цели. – То бишь для поддержки Фонда? – с невинным видом спросил Карри. – Или вы распорядитесь ими по собственному усмотрению? – Именно так, инспектор. Тон, каким были сказаны последние слова, заставил инспектора Карри быстро поднять голову. Миссис Стрэт не смотрела на него. Глаза у нее блестели, на тонких губах появилась торжествующая улыбка. – Итак, по вашему мнению, – а вы, конечно, имели достаточно возможностей об этом судить, – мистеру Хадду хочется получить деньги, которые его жена унаследует по смерти миссис Серроколд, – раздумчиво сказал инспектор. – Кстати, она, кажется, не слишком крепкого здоровья? – Моя мать всегда была хрупкой. – Однако люди такого склада часто живут столько же, сколько здоровяки, а то и дольше. – Да, так действительно бывает. – Не заметили ли вы, что в последнее время здоровье вашей матери ухудшилось? – У нее ревматизм. Но ведь в старости болезни появляются непременно. Я не сочувствую людям, которые ахают и охают над неизбежными болезнями и недугами. – А миссис Серроколд ахает и охает? Милдред Стрэт немного помолчала, затем сказала: – Сама она не охает, но привыкла, чтобы над ней охали. Мой отчим чрезмерно заботлив. А мисс Беллевер доводит свою заботу просто до абсурда. Вообще, присутствие мисс Беллевер в доме крайне неприятно. Она здесь появилась много лет назад. Ее преданность моей матери сама по себе, конечно, трогательна, но это и стало настоящим бедствием. Она буквально тиранит мою мать своей опекой. Привыкла тут всем распоряжаться и вообще слишком много себе позволяет. Мне кажется, что Льюиса это иногда раздражает. Я не удивилась бы, если бы он дал ей расчет. У нее совершенно нет такта. А кому понравится, что его жена в полном подчинении у какой-то выскочки? На все это инспектор Карри кивал головой. – Так… так… понимаю. – И при этом задумчиво смотрел на свою собеседницу. – Одно мне не совсем ясно, миссис Стрэт. На каком положении в доме братья Рестарик? – Опять-таки глупая сентиментальность. Их отец женился на моей бедной матери ради ее денег. Через два года он ушел от нее к одной бездарной певичке. Это был бесчестный и отвратный тип. Моя мать, по своему мягкосердечию, пожалела двух его мальчиков. Нельзя было допустить, чтобы они приезжали на каникулы к этой сомнительной особе, кстати, она еще и югославка. И моя мать как бы усыновила их. С тех пор они и живут здесь нахлебниками. Да, в этом доме прихлебателей хватает, что и говорить. – У Алекса Рестарика была возможность убить Кристиана Гулбрандсена. Он приехал на машине и ехал через парк. А Стивен? – Стивен был в это время с нами в Зале. Алекса я не одобряю. Он очень огрубел и наверняка ведет распутную жизнь. Но в роли убийцы я его себе не представляю. Да и зачем ему убивать моего брата? – Мы возвращаемся к тому же, не правда ли? – сказал инспектор Карри. – А именно: что такого знал Кристиан Гулбрандсен, чтобы «кому-то» понадобилось его убить? – Вот именно! – с торжеством сказала миссис Стрэт. – И это, безусловно, касалось Уолтера Хадда. – А может быть, кого-нибудь более близкого? – Что значат ваши слова? – резко спросила Милдред. Инспектор Карри с расстановкой произнес: – Мистер Гулбрандсен на этот раз проявил беспокойство о здоровье миссис Серроколд. Миссис Стрэт нахмурилась: – Мужчины постоянно тревожатся о моей матери, потому что у нее такой хрупкий вид. Должно быть, ей это нравится. А может, Кристиан чего-нибудь наслушался от Джульетты Беллевер. – А сами вы разве не тревожитесь о здоровье вашей матери, миссис Стрэт? – Я смотрю на вещи разумно. Моя мать немолода… – И смерть неизбежна для каждого из нас, – сказал инспектор Карри. – Но нельзя допустить, чтобы она пришла раньше назначенного часа… Вот это мы и должны предотвратить, – выразительно добавил он. А Милдред Стрэт внезапно разволновалась: – Это ужасно! Ужасно! Никому нет дела! Конечно нет! Я здесь единственная кровная родственница Кристиана. Для моей матери он был только пасынком, которого она увидела уже взрослым. Джине он вообще никто. А мне он был братом. – По отцу, – напомнил инспектор. – Да, по отцу. Мы оба Гулбрандсены, несмотря на разницу в возрасте. – Да-да, я вас понимаю, – сочувственно сказал Карри. Со слезами на глазах Милдред Стрэт вышла из комнаты. Карри взглянул на сержанта Лейка. – Итак, она твердо уверена, что убийца Уолтер Хадд, – сказал он. – Не допускает даже мысли, что это мог быть кто-то другой. – И возможно, что она права. – Возможно. Уж очень все сходится на Уолли. И удобный случай у него был, и мотив налицо. Если ему срочно нужны деньги, значит, нужна смерть бабушки его жены. Вот он и подбавляет кое-что в ее лекарство, а Кристиан Гулбрандсен замечает это или как-нибудь иначе узнает. Да, все сходится. Помолчав, инспектор продолжал: – А Милдред Стрэт любит деньги… Мало их тратит, но любит. Не знаю, зачем они ей нужны. Может быть, любит их копить. Скупость – это сильная страсть. Или любит могущество, которое дают деньги. Или жаждет заняться благотворительностью. Она ведь из Гулбрандсенов. Не исключено, что мечтает превзойти в этом своего отца. – Запутанное дело, – сказал сержант Лейк и почесал в затылке. – Теперь нам надо поговорить с этим сумасбродом – с Эдгаром Лоусоном, – сказал инспектор. – А потом мы пройдем в Зал и разберемся, кто где сидел, и почему, и когда… Мы сегодня услышали кое-что интересное. 2 Как трудно, подумал инспектор Карри, составить себе правильное представление о человеке со слов других людей. Эдгар Лоусон был ему в то утро описан многими и совершенно непохожими друг на друга людьми, но собственное впечатление инспектора, когда он его увидел, до смешного не совпадало со всеми описаниями. Эдгар не показался ему ни «чокнутым», ни «опасным преступником», ни «наглецом», ни «совершенно ненормальным». Это был весьма обыкновенный молодой человек, очень подавленный и в своем смирении даже напоминавший Урию Хипа [52] . Он выглядел очень молодо, был немного вульгарен и довольно жалок. 52 Урия Хип – персонаж романа «Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим» (1849—1850) английского писателя Чарлза Диккенса (1812—1870). Негодяй, прикрывающийся маской смирения и покорности. На вопросы он отвечал с готовностью и все время каялся. – Я знаю, что вел себя ужасно. Не понимаю, что на меня нашло. Устроить такую сцену, такой скандал… Даже стрелять… И в кого? В мистера Серроколда, который так ко мне добр и так терпелив! – Он нервно стискивал руки. Такие худые и по-мальчишечьи костлявые. – Если меня за это привлекут к ответственности, я готов. Я признаю себя виновным. – Обвинение вам не предъявлено, – строго сказал инспектор. – Ваша вина не доказана. Мистер Серроколд заявил, что револьвер выстрелил случайно. – Это потому, что он такой добрый. Нет никого на свете добрее его. Он все для меня сделал. И вот как я ему отплатил! – Что же вас побудило так поступить? Эдгар был, видимо, смущен: – Я вел себя как последний дурак. – Совершенно с вами согласен, – сухо сказал инспектор. – Вы сказали мистеру Серроколду, при свидетелях, будто обнаружили, что он ваш отец. Это правда? – Нет. – Откуда же вы это взяли? Вам кто-то сказал? – Это трудно объяснить. Инспектор Карри задумчиво посмотрел на него, потом более мягко добавил: – А вы все-таки попытайтесь. Мы вам зла не желаем. – Видите ли, в детстве мне очень тяжело жилось. Другие мальчишки меня высмеивали. Потому что у меня не было отца. Дразнили ублюдком, да ведь так оно и было. Мать была почти всегда пьяна. К ней ходили мужчины. Моим отцом был, кажется, какой-то там моряк. В доме всегда было грязно, гадко, сущий ад. И как-то я подумал: вот если бы моим отцом был не какой-то матрос, а человек известный. Ну я и начал фантазировать. Детские мечты – будто меня подменили при рождении, а я богатый наследник – и тому подобное. Потом я поступил в другую школу и там стал всем намекать, что отец у меня адмирал. А потом и сам в это поверил, и мне стало как-то даже легче. Немного передохнув, он продолжал: – Позже я придумал другое. Останавливался в гостиницах и плел разные небылицы. Будто я – боевой летчик или сотрудник Интеллидженс сервис [53] . В общем, вконец запутался. И не мог уже остановиться. Но врал я не потому, что хотел выудить у людей деньги. Я хотел, чтобы они лучше обо мне думали. Я не мошенник. Мистер Серроколд вам это подтвердит. И доктор Мэйверик. Они все обо мне знают. Инспектор Карри кивнул. Он уже ознакомился с историей болезни Эдгара и с полицейскими протоколами. 53 Интеллидженс сервис – секретная служба британской разведки. – Мистер Серроколд вызволил меня и привез сюда. Он сказал, что ему нужен секретарь, помощник в работе. И я ему помогал. Правда помогал! Вот только другие надо мной смеялись. Они все время надо мной смеются. – Кто эти другие? Миссис Серроколд? – Нет, не она. Она настоящая леди, всегда добрая и приветливая. А вот Джина меня ни во что не ставит. И Стивен Рестарик. И миссис Стрэт смотрит свысока – потому что я не джентльмен. Мисс Беллевер тоже. А сама-то она кто? Компаньонка. Инспектор заметил его нарастающее возбуждение. – Значит, все эти люди плохо к вам относятся? – Все потому, что я незаконнорожденный, – сказал Эдгар с горечью. – Будь у меня отец, они бы не посмели. – Итак, вы присвоили себе пару знаменитых отцов. Эдгар покраснел. – Никак не могу перестать врать. – А потом вы сказали, что ваш отец – мистер Серроколд. Почему? – Потому что это заткнуло бы им рты раз и навсегда. Будь он моим отцом, они сразу бы от меня отстали. – Да. Но вы заявили еще, что он вам враг. Что он вас преследует. – Знаю. – Он потер себе лоб. – Тут я что-то спутал. Бывает, что я… хорошенько не понимаю… И все путаю. – А револьвер вы взяли из комнаты мистера Уолтера Хадда? – Разве? Разве оттуда? – удивленно переспросил Эдгар. – Вы, значит, не помните, как он у вас оказался? – Я хотел пригрозить мистеру Серроколду револьвером, – сказал Эдгар. – Хотел его припугнуть. Я понимаю, что это уж совсем по-детски… Инспектор Карри терпеливо спросил: – Так где же вы взяли револьвер? – Вы ведь сказали – в комнате Уолтера. – Вы теперь точно это вспомнили? – Наверное, в его комнате. Откуда еще я мог его взять? – Не знаю, – сказал инспектор Карри. – Кто-нибудь мог дать его вам. Эдгар молчал, тупо глядя перед собой. – Может, именно так и было? – Не помню! Я был очень возбужден, – с отчаянием сказал Эдгар. – Перед этим я ходил по саду, и в глазах стоял красный туман. Я думал, что за мной шпионят, что хотят меня затравить. Даже та милая седая дама… Сейчас мне все понятно. Это был приступ безумия. Я почти не сознавал, где я и что делаю. – Но вы, конечно, помните, кто сказал вам, что мистер Серроколд – ваш отец? Эдгар опять смотрел ничего не выражающим взглядом. – Никто не говорил, – ответил он угрюмо. – Мне это просто пришло в голову. Инспектор Карри вздохнул. Он не был удовлетворен, но понимал, что сейчас ему больше ничего не добиться. – Ну, смотрите, чтобы впредь такого не было, – сказал он. – Да, сэр. Больше никогда. Когда Эдгар вышел, Карри медленно покачал головой. – Уж эти мне «особые» случаи! Сам черт ногу сломит. – Вы считаете, сэр, что он помешан? – Гораздо в меньшей степени, чем я ожидал. Глуповат, хвастлив, лжив… А вместе с тем эдакое трогательное простодушие. И, видимо, он очень внушаем. – Вы думаете, кто-то внушил ему все это? – Да. Тут старая мисс Марпл права. Старушка очень проницательна. Хотел бы я знать, кто именно. Но он не говорит. Если бы нам это узнать… А теперь, Лейк, давайте попробуем воспроизвести ту сцену в Зале. 3 – Теперь все вроде точно. Инспектор Карри сидел за роялем. Сержант Лейк – на стуле у окна, выходившего на озеро. – Если я вместе с табуретом развернусь к двери кабинета, – продолжал Карри, – вас я никак не смогу увидеть. Сержант Лейк тихо встал и вышел в дверь, которая вела в библиотеку. – В этой части Зала было темно. Горели только лампы у двери кабинета. Нет, Лейк, я не видел, как вы вышли. А войдя в библиотеку, вы могли через другую дверь выйти оттуда в коридор, за пару минут добежать до Дубовой гостиной, застрелить Гулбрандсена и снова через библиотеку вернуться к вашему месту у окна. Женщины сидели к вам спиной. Миссис Серроколд – вот здесь, справа от камина, возле двери в кабинет. Все дружно показывают, что она вообще не вставала с места. И только одну ее можно было увидеть практически всем. Мисс Марпл сидела вот тут. Она смотрела через голову миссис Серроколд на дверь кабинета. Миссис Стрэт сидела вон там – слева от камина, близко к двери, которая ведет из Зала в коридор. Это очень темный угол. Она тоже могла выйти и вернуться. Да, это вполне возможно. Карри вдруг усмехнулся. – А ведь и я мог бы. – Он встал с вертящегося табурета, прошел вдоль стенки к двери и вышел. – Только один человек мог заметить, что меня нет за роялем, – Джина Хадд. И помните, что сказала Джина: «Стивен вначале сидел за роялем. Не знаю, где он был потом». – Так вы думаете, что это Стивен? – Я не знаю кто, – сказал Карри. – Знаю только, что не Эдгар Лоусон, не Льюис Серроколд, не миссис Серроколд и не мисс Джейн Марпл. Что же касается остальных… – Он вздохнул. – Пожалуй, все же американец. Короткое замыкание – уж слишком удобное стечение обстоятельств. А вместе с тем парень мне нравится. Нет, замыкание все-таки не улика. Он стал рассматривать лежавшие на рояле ноты. – Хиндемит? [54] Это кто ж такой? Не слыхал. Шостакович? [55] Ну и фамилии! – Он встал и осмотрел старомодный вертящийся табурет и приподнял его сиденье. – А вот и старые ноты. Largo [56] Генделя [57] . Этюды Черни [58] . Эти еще со времен старого Гулбрандсена. Песенка «Какой прелестный сад». Помню, когда я был мальчиком, ее любила петь жена нашего викария… [59] 54 Хиндемит Пауль (1895—1963) – немецкий композитор, дирижер и теоретик музыки. 55 Шостакович Дмитрий (1906—1975) – один из крупнейших русских композиторов XX века. 56 Самый медленный из музыкальных темпов, а также музыкальное произведение, написанное в таком темпе (ит.; муз.) . 57 Гендел ь Георг Фридрих (1685—1759) – немецкий композитор, большую часть своей жизни проживший в Англии, автор многих монументальных, торжественных произведений. 58 Черни Карл (1791—1857) – венский пианист и знаменитый фортепианный педагог, ученик Бетховена. 59 Викарий – приходский священник англиканской церкви. Тут он замер, держа в руке пожелтевшие ноты. Под ними, на прелюдиях [60] Шопена [61] , лежал маленький автоматический пистолет. – Значит, Стивен Рестарик! – радостно воскликнул сержант Лейк. – Не спешите с заключениями, – предостерег его инспектор Карри. – Десять шансов против одного, что кто-то очень хочет, чтобы мы так подумали. Глава 15 60 Прелюдия – самостоятельная музыкальная пьеса, преимущественно для фортепиано. 61 Шопен Фридерик (1810—1849) – знаменитый польский композитор и пианист. 1 Мисс Марпл поднялась по лестнице и постучала в дверь спальни миссис Серроколд. – Можно к тебе, Керри-Луиза? – Конечно, милая Джейн. Керри-Луиза сидела за туалетным столиком, расчесывая свои серебристые волосы. Она обернулась. – Что, прибыла полиция? Через несколько минут я буду готова. – Как ты себя чувствуешь? – Я здорова. Это Джолли настояла, чтобы я позавтракала в постели. А Джина принесла завтрак. Тихо-тихо, на цыпочках, как будто я при смерти! Люди, видимо, не понимают, что такие трагедии, как смерть Кристиана, гораздо меньше потрясают нас в старости. Ведь к тому времени мы уже готовы ко всему и все земное для нас не так уж много значит. – Ну да, ну да, – не очень уверенно согласилась мисс Марпл. – Разве ты этого не ощущаешь, Джейн? А я полагала, что тут мы мыслим одинаково. Мисс Марпл медленно произнесла: – Кристиан был убит… – Да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Ты считаешь, что это все-таки имеет значение? – А ты? – Для Кристиана не имеет, – просто сказала Керри-Луиза. – Но, конечно, имеет для его убийцы. – Есть у тебя на этот счет какие-нибудь догадки? Керри-Луиза недоуменно покачала головой: – Никаких. И о причине тоже никаких. Должно быть, это как-то связано с его предыдущим приездом, месяц назад. Иначе зачем бы он вдруг опять приехал? Что бы это ни было, началось оно именно в тот приезд. Я думаю, думаю, но не могу вспомнить ничего необычного. – Кто был тогда в доме? – Те же, кто и теперь. Алекс тоже тогда приехал из Лондона. Ах да! Еще Рут. – Рут? – Да, как всегда, приехала совсем ненадолго. – Рут, – повторила мисс Марпл, погружаясь в раздумья. Кристиан Гулбрандсен и Рут? Рут увезла отсюда опасения и тревогу, не понимая их причины. Что-то не так – точнее Рут ничего сказать не могла. У Кристиана Гулбрандсена тоже появились опасения и тревога, но Кристиан знал или подозревал нечто такое, о чем Рут не знала. Он знал или подозревал, что кто-то пытается отравить Керри-Луизу. Что же навело его на эти подозрения? Что он увидел или услышал? Может быть, то же самое, что увидела или услышала Рут, только она не сумела это правильно истолковать? Мисс Марпл хотелось знать, что это могло быть. Ее собственное смутное подозрение, касавшееся Эдгара Лоусона, теперь показалось ей неверным, потому что об этом юнце Рут даже не упомянула. Она вздохнула. – Все вы что-то от меня скрываете, правда? – спросила Керри-Луиза. Мисс Марпл вздрогнула от этих так спокойно произнесенных слов. – Почему ты так думаешь? – Потому что это так. Все, кроме Джолли. Даже Льюис. Он вошел, когда я завтракала, и очень странно себя вел. Отпил немного моего кофе и даже съел гренок с джемом. Это на него не похоже. Он всегда пьет чай и не любит джема. Значит, он просто в этот момент о чем-то задумался. А может, забыл позавтракать. Это с ним бывает. И вид у него был очень озабоченный. – Убийство… – начала мисс Марпл. – Да, да. Это страшно, – быстро сказала Керри-Луиза. – Я еще никогда с этим не соприкасалась. А тебе случалось, не так ли, Джейн? – Случалось, – призналась мисс Марпл. – Рут мне говорила. – Это она говорила тебе в свой последний приезд? – с любопытством спросила мисс Марпл. – Нет, кажется, не тогда. Я, право, не помню. Керри-Луиза была как-то рассеянна. – О чем ты задумалась, Керри-Луиза? Миссис Серроколд улыбнулась и словно вернулась откуда-то издалека. – Я задумалась о Джине, – сказала она. – И о том, что ты говорила о Стивене Рестарике. Джина очень хорошая девушка и любит своего Уолли, я уверена, что любит. Мисс Марпл промолчала. – Такие девушки, как Джина, любят немного порезвиться. – Миссис Серроколд говорила почти умоляющим тоном. – Они молоды, им нравится ощущать свою власть. Ведь это так естественно. Я знаю, что Уолли Хадд не тот человек, какого мы хотели бы для Джины. При обычных обстоятельствах они бы никогда не встретились. Но они встретились, и она его полюбила и, вероятно, лучше нас знает, что ей нужно. – Вероятно, – сказала мисс Марпл. – Ведь так важно, чтобы Джина была счастлива. Мисс Марпл с любопытством взглянула на свою подругу. – Я думаю, важно, чтобы все были счастливы. – О да! Но Джина – особый случай. Когда мы удочерили ее мать, Пиппу, мы понимали, что в некотором роде ставим опыт, и обязательно надо, чтобы он удался. Видишь ли, мать Пиппы… Керри-Луиза остановилась. – Кто же была мать Пиппы? – спросила мисс Марпл. Миссис Серроколд как-то неуверенно посмотрела на нее. – Я спрашиваю не из простого любопытства, – сказала мисс Марпл. – Мне действительно нужно знать. И тебе известно, что я умею держать язык за зубами. – Да, ты всегда умела хранить тайны, Джейн, – сказала Керри-Луиза и улыбнулась своим воспоминаниям. – Об этом знает только доктор Голбрейт, нынешний епископ Кромерский. И больше никто. Матерью Пиппы была Кэтрин Элсуорт. – Элсуорт? Женщина, которая отравила своего мужа мышьяком? Это было громкое дело. – Да. – И ее повесили? – Да. Но, видишь ли, в этом деле не все так уж ясно. Ее муж употреблял мышьяк. В то время в этих вещах не слишком разбирались. – Однако известно, что она вымачивала липучку для мух. – Нам всегда казалось, что показания служанки были продиктованы злобой. – Значит, Пиппа была ее дочерью? – Да. Мы с Эриком решили дать ребенку шанс, окружить ее любовью и заботой, какие нужны детям. Это удалось. Пиппа выросла самым милым, счастливым существом, какое только можно себе представить. Мисс Марпл долго молчала. Керри-Луиза встала из-за туалетного столика. – Я готова. Пожалуйста, попроси инспектора подняться в мою гостиную. Надеюсь, он ничего не будет иметь против. 2 Инспектор Карри ничего не имел против. Он был даже рад возможности видеть миссис Серроколд на ее собственной территории. Ожидая ее, он с любопытством оглядывался вокруг. Все это было совсем не похоже на то, что он называл про себя «будуаром богатой женщины». Там стояла старомодная кушетка и несколько неудобных викторианских стульев с выгнутыми деревянными спинками. Их ситцевая обивка выцвела, но рисунок был очень красив: Хрустальный Дворец. Это была одна из самых маленьких комнат в доме, и все же она была много больше современных гостиных. Комнатка была уютной, со множеством столиков, уставленных безделушками и фотографиями. Карри увидел старое фото двух маленьких девочек. Одна была темноволосая, с живым, выразительным личиком, другая совсем некрасивая, угрюмо смотревшая на мир из-под густой челки. Это выражение инспектор уже видел в то утро. На фотографии было написано: «Пиппа и Милдред». Фотография Эрика Гулбрандсена висела на стене в массивной раме черного дерева с золотом. Карри заметил также фотографию красивого мужчины со смеющимися глазами и предположил, что это Джон Рестарик. Тут открылась дверь и вошла миссис Серроколд. Она была в черном платье из полупрозрачной, струящейся ткани. Маленькое, чуть розоватое лицо казалось еще меньше под короной серебристых волос. В ней была хрупкость, от которой у инспектора защемило сердце. В эту минуту он понял то, что озадачивало его все утро. Он понял, почему окружающие ее люди стараются оградить Каролину-Луизу Серроколд от всяких невзгод. Однако, подумал он, она не из тех, кто все время ноет и жалуется. Она поздоровалась, попросила его сесть и сама села на стул возле него. Ему сразу стало казаться, что это не он пришел ободрить ее, а, наоборот, она старается поддержать его своей приветливостью. На вопросы, которые он ей задавал, она отвечала с готовностью и без колебаний. Четко рассказала о том, как погас свет, как разыгралась сцена между Эдгаром Лоусоном и ее мужем и как они услышали выстрел… – Вам не показалось, что стреляли в доме? – Нет, я подумала, что стреляют в парке. И даже что это мог быть автомобильный выхлоп. – Во время сцены между вашим супругом и Эдгаром Лоусоном вы не заметили, чтобы кто-нибудь выходил из Зала? – Уолли вышел еще до того, чтобы починить электричество. Вскоре затем вышла мисс Беллевер, чтобы что-то принести, не помню что. – И больше никто не выходил? – Мне кажется, никто. – А вы наверняка заметили бы это, миссис Серроколд? Она слегка задумалась. – Нет, пожалуй, не заметила бы. – Вы были целиком поглощены тем, что происходило в кабинете? – Да. – И вы очень боялись того, что могло там случиться? – Нет, я бы не сказала. Я не думала, что действительно что-то случится. – Однако у Лоусона был револьвер. – Да. – И он угрожал им вашему мужу. – Да. Но он не собирался стрелять на самом деле. Инспектор Карри ощутил уже ставшее привычным раздражение. Еще одна идеалистка! – Вы не могли быть уверены в этом, миссис Серроколд. – И все же я была уверена. Внутренне. Наша молодежь называет это «разыграть спектакль». Именно это там и происходило. Эдгар еще совсем мальчик. Он разыграл глупую мелодраму, вообразив себя этаким роковым героем. Героем романтической истории, которого преследуют злодеи. Я была совершенно уверена, что он не станет стрелять. – Но он все же выстрелил, миссис Серроколд. Керри-Луиза улыбнулась. – Думаю, что револьвер выстрелил случайно. Раздражение инспектора нарастало. – Это не было случайностью. Лоусон стрелял дважды, он стрелял в вашего мужа. И едва не попал. Керри-Луиза вздрогнула и сразу стала очень серьезной. – Я просто не могу поверить. Но, конечно, – поспешила она добавить, предупреждая протест инспектора, – конечно, я должна верить, раз вы так говорите. И все же я чувствую, что этому должно быть какое-то вполне безобидное объяснение. Может быть, доктор Мэйверик объяснит мне. – О да, доктор Мэйверик, конечно, объяснит, – угрюмо сказал инспектор. – Уверен, что доктор Мэйверик может объяснить все, что угодно. Миссис Серроколд неожиданно сказала: – Я знаю, большая часть того, что мы здесь делаем, кажется вам глупым и бесполезным. Я понимаю, что психиатры могут порой очень раздражать. Но мы чего-то достигаем. Бывают неудачи, но есть и успехи. И то, что мы стараемся сделать, стоит усилий. Эдгар действительно предан моему мужу, хотя вы вряд ли в это поверите. Он вообразил эту глупость – будто Льюис его отец, – потому что ему очень хочется иметь такого отца, как Льюис. Мне только непонятно, с чего он вдруг так разнервничался. Ему ведь стало гораздо лучше, он стал практически нормальным. Впрочем, он и всегда казался мне вполне здоровым молодым человеком. Инспектор не стал спорить. – Револьвер, из которого стрелял Эдгар Лоусон, принадлежит мужу вашей внучки, – сказал он. – Видимо, Лоусон взял его в комнате Уолтера Хадда. Скажите, а вот это оружие вы когда-нибудь раньше видели? На его ладони лежал маленький черный автоматический пистолет. Керри-Луиза взглянула на него. – Нет, по-моему, не видела. – Я нашел его под сиденьем вертящегося табурета. Из него тоже недавно стреляли. Мы еще не успели как следует все проверить, но одно могу сказать: в мистера Гулбрандсена стреляли именно из него. Она нахмурилась. – И вы нашли его под сиденьем табурета? – Под старыми нотами, которыми, видимо, не пользовались много лет. – Значит, он был там спрятан? – Да. Вы помните, кто сидел за роялем вчера вечером? – Стивен Рестарик. – Он играл? – Да, тихонько наигрывал. Странный, печальный мотив. – Когда он перестал играть, миссис Серроколд? – Когда перестал? Не помню. – Но ведь не играл же он весь вечер? – Нет. В какой-то момент музыка смолкла. – И он вышел из-за рояля? – Не знаю. Не помню, что он делал до того, как подошел к двери кабинета, чтобы подобрать ключ к замку. – Могла ли у Стивена Рестарика быть причина убить мистера Гулбрандсена? – Никакой, – сказала она. – И я не верю, что он мог это сделать. – А вдруг Гулбрандсен обнаружил нечто такое, что Стивен предпочел бы скрыть. – О нет, едва ли. Инспектору Карри очень захотелось ответить ей словами: «И свиньи, случалось, летали, но что они птицы – едва ли». Это была одна из любимых поговорок его бабушки. И он подумал, что мисс Марпл поговорка наверняка известна. Керри-Луиза спустилась по главной лестнице. К ней подбежали сразу с трех сторон: Джина из коридора, мисс Марпл из библиотеки и мисс Беллевер из Зала. Джина заговорила первая. – Душечка! – пылко воскликнула она. – Ну как ты? Тебе не угрожали? Не применяли третью степень [62] или что-нибудь подобное? – Конечно нет, Джина. Что за странные вещи приходят тебе в голову! Инспектор Карри был очень любезен и тактичен. – Таким ему и следует быть, – сказала мисс Беллевер. – Кара, вот вся почта – письма и пакет. Я как раз несла их к вам. 62 Имеется в виду «допрос третьей степени» – на полицейском жаргоне это означает допрос с применением психологического или физического воздействия. – Несите в библиотеку, – попросила Керри-Луиза. Все четверо вошли в библиотеку. Керри-Луиза села и стала распечатывать письма. Их было около тридцати. Потом она передавала письма мисс Беллевер, которая сортировала их, объясняя при этом мисс Марпл: – Они у нас делятся на три категории. Во-первых, письма от родственников наших мальчиков. Их я передаю доктору Мэйверику. Письмами, в которых просят денег, я занимаюсь сама. Остальные – личные. Кара указывает мне, что с ними делать. Разделавшись с письмами, миссис Серроколд занялась пакетом и перерезала ножницами веревочку. Из аккуратной обертки появилась красивая коробка шоколадных конфет, перевязанная золотой ленточкой. – Кто-то решил, что сегодня мой день рождения, – сказала, улыбаясь, миссис Серроколд. Она сняла ленточку и открыла коробку. Внутри лежала визитная карточка. Керри-Луиза взглянула на нее с некоторым удивлением. – «С любовью от Алекса», – прочла она. – Как странно! Присылает коробку конфет по почте в тот самый день, когда сам собрался сюда ехать. Мисс Марпл почувствовала тревогу. – Подожди, Керри-Луиза, – поспешно сказала она. – Не ешь их. – Я собиралась угостить присутствующих, – сказала миссис Серроколд. – Не надо. Подожди, пока я спрошу… Джина, где сейчас Алекс? Джина быстро ответила: – Только что был в Зале. – Она открыла дверь и позвала. Алекс Рестарик явился по первому же зову. – Милая Мадонна! Вы встали? Как здоровье? Он подошел к миссис Серроколд и нежно поцеловал ее в обе щеки. – Керри-Луиза хочет поблагодарить вас за конфеты, – сказала мисс Марпл. Алекс удивился. – Какие конфеты? – Вот эти, – сказала Керри-Луиза. – Дорогая, я не посылал вам никаких конфет. – В коробке лежит ваша визитная карточка, – сказала мисс Беллевер. Алекс наклонился к коробке. – Да, действительно. Странно!.. Очень странно!.. Но я их не посылал. – Необычайно странно, – повторила мисс Беллевер. – До чего соблазнительные! – сказала Джина, заглядывая в коробку. – Посмотри, бабушка, в середине твои любимые, с ликером. Мисс Марпл мягко, но решительно взяла у нее коробку. Ничего не говоря, она вынесла ее из комнаты и пошла искать Льюиса Серроколда. Это потребовало времени, потому что он был в Школе, у доктора Мэйверика. Она поставила перед ним коробку и кратко сообщила, в чем дело. Его лицо сразу стало суровым. Вместе с доктором они вынули по конфете и принялись их рассматривать. – Вот к этим, которые я отложил, – сказал доктор Мэйверик, – несомненно прикасались. Видите, снизу они не совсем гладкие. Их следует отправить в лабораторию. – Невероятно! – сказала мисс Марпл. – Ведь так можно было отравить весь дом. Льюис кивнул. Лицо его все еще было бледным и суровым. – Да. Какая изощренная жестокость!.. – Его голос прерывался. – Как раз вот эти, с вишневым ликером. Любимые конфеты Каролины. Как видите, пославший знает даже это. – Если ваши подозрения подтвердятся, – спокойно сказала мисс Марпл, – и в этих конфетах окажется яд, придется рассказать Керри-Луизе, что происходит. Ее необходимо предостеречь. – Да. Она должна знать, что кто-то пытается ее отравить, – угрюмо сказал Льюис Серроколд. – А ей, конечно, будет очень трудно в это поверить. Глава 16 1 – Эй, мисс, а верно ли, что в доме орудует отравитель? Джина вздрогнула, услышав этот хриплый шепот, и откинула со лба волосы. Ее брюки и даже щеки были измазаны краской. Вместе со своими помощниками она трудилась над задником для следующего спектакля, где был изображен закат на Ниле. Вопрос задал один из ее помощников, Эрни, тот, кто сообщил ей много ценных сведений относительно того, как взламывать чужие замки. Руки Эрни оказались столь же ловкими для плотницкой работы, и он с большим удовольствием переключился на иную деятельность. Сейчас его глаза блестели, предвкушая нечто интересное. – Откуда эти слухи? – возмущенно спросила Джина. Эрни прищурил один глаз. – Ребята рассказывают, – сказал он. – Только знаете, мисс, это не наша работа. Мы такое нипочем бы не удумали. Уж только не с миссис Серроколд. Ее даже Дженкинс ни за что бы не укокошил. Вот старую суку компаньонку – другое дело. Я бы, например, совсем не против. – Не говори так о мисс Беллевер. – Виноват, мисс, нечаянно вырвалось. Какой же яд, интересно? Стрехлин, наверное. От него человека корчит в дугу, и он в мученьях умирает. А может, синиловая кислота? – Я не знаю, о чем ты, Эрни. – Ну уж будто! Говорят, это мистер Алекс. Привез из Лондона конфеты. Ну да это, конечно, вранье. Мистер Алекс такого не сделает, верно, миссис? – Конечно не сделает, – сказала Джина. – Скорее уж мистер Бирнбаум. Он, когда дает нам лекарство, такие гримасы корчит! Мы с Доном думаем, что он с приветом. – Убери-ка лучше отсюда скипидар. Эрни повиновался, бормоча про себя: – Ну и дела здесь делаются! Вчера прикончили старого Гулбрандсена, сегодня – потайной отравитель. Как вы думаете, миссис, это все один и тот же орудует? А что, если я знаю, кто старика укокошил? – Ничего ты не можешь об этом знать. – А вот и могу! А если я вчера ночью выходил и кое-что видел? – Как это – выходил? Колледж запирается в семь часов, после переклички. – Перекличка!.. Да я когда хочу, тогда и выхожу. Я с замками что хошь сделаю. Выхожу и гуляю себе по парку. – Довольно врать, Эрни, – сказала Джина. – Кто это врет? – Ты! Врешь и хвастаешь, а сам ничего подобного не делаешь. – Это вы так говорите, мисс, а вот пусть полиция и спросит, что я видел прошлой ночью? – Ну и что же ты видел? – Ага! – сказал Эрни. – Небось хочется знать? Джина замахнулась на него, и он обратился в бегство. Подошел Стивен. Они обсудили некоторые технические детали своей работы и вместе пошли к дому. – Здесь все уже знают про бабушку и про конфеты, – сказала Джина. – Все мальчишки. Ну как они исхитряются все узнавать? – Какой-нибудь местный беспроволочный телеграф! – Знают даже про визитную карточку Алекса. Ну не глупо ли было вкладывать его карточку в коробку, когда он сам уже ехал сюда? – Да, но кто знал, что он едет? Он собрался сюда неожиданно и послал телеграмму. А коробка, наверное, уже была отправлена по почте. Если бы он не приехал, визитная карточка была бы неплохой задумкой. Потому что он действительно иногда присылает Каролине конфеты. Потом Стивен сказал: – Чего я никак не пойму, так это… – …зачем кому-то потребовалось отравить бабушку? – перебила его Джина. – Это трудно себе представить. Ведь она такая прелесть! И все здесь ее обожают. Стивен не ответил. Джина пристально взглянула на него. – Я знаю, о чем ты думаешь, Стив! – Да, думаю! – Ты думаешь, что Уолли… не обожает ее. Но Уолли никогда никого не отравил бы. Смешно даже думать! – Ты хорошая жена. – Не ехидничай. – Я не ехидничаю. Ты действительно хорошая жена. Я восхищаюсь этим. Но, милая Джина, так не может тянуться до бесконечности. – Ты о чем, Стив? – Ты отлично знаешь, о чем. Вы с Уолли не подходите друг другу. И ничего тут поделать нельзя. Он это тоже знает. Разрыв неизбежен, он давно назрел. И тогда вы оба будете гораздо счастливее. – Не говори глупостей, – сказала Джина. Стивен засмеялся. – Не станешь же ты уверять, что вы подходящая пара и что Уолли здесь нравится. – Не могу понять, что с ним! – воскликнула Джина. – Он все время дуется. Почти не разговаривает со мной. Ума не приложу, что с ним делать. Почему ему здесь не нравится? Нам вначале было так весело вместе, а теперь его точно подменили. Ну почему люди так меняются? – Я тоже меняюсь? – Нет, милый Стив. Ты все тот же. Помнишь, как я всюду увязывалась за вами, когда вы приезжали на каникулы? – И какая ты была несносная девчонка… Что ж, теперь роли переменились. Теперь ты делаешь со мной, что хочешь, верно, Джина? Джина коротко сказала: – Идиот! – И продолжала: – Как ты думаешь, Эрни врет? Говорит, будто выходил вчера ночью, и намекает, что мог бы кое-что рассказать об убийстве. Может это быть правдой? – Конечно нет. Ты же знаешь, какой он хвастунишка. Лишь бы обратить на себя внимание. – Знаю. А все-таки… Дальше они шли молча. 2 Заходящее солнце освещало западный фасад дома. Инспектор Карри огляделся. – Говорите, примерно здесь остановили вчера вечером вашу машину? – спросил он. Алекс Рестарик немного отступил назад, как бы присматриваясь. – Да, пожалуй, – сказал он. – Из-за вчерашнего тумана мне трудно определить точно. Скорее всего здесь. Инспектор Карри еще раз внимательно огляделся. Подъездная аллея делала в этом месте поворот, и из-за кущи рододендронов внезапно выступал западный фасад дома с его террасой, ступеньками, выходившими на газон, и живой изгородью из тиса. Дальше аллея вилась среди деревьев, проходила между домом и озером и перед восточным фасадом дома заканчивалась широкой площадкой, усыпанной гравием. – Доджет! – скомандовал инспектор. Констебль Доджет, стоявший наготове, тут же начал действовать. Он пересек по диагонали газоны, добежал до террасы и вбежал в боковую дверь. Несколько секунд спустя в одном из окон был подан знак – сильно колыхнулась занавеска. Констебль Доджет снова появился в дверях и вернулся, пыхтя, как паровая машина. – Две минуты сорок две секунды, – сказал инспектор Карри, щелкнув своим секундомером. – Эти дела много времени не требуют, – благодушно заметил он. – Я бегаю не так быстро, как ваш констебль, – сказал Алекс. – Вы, очевидно, хронометрируете мои предполагаемые передвижения. – Я только выяснил, что у вас была возможность совершить это убийство. Вот и все, мистер Рестарик. Я не выдвигаю никаких обвинений – пока. Алекс любезно сказал констеблю Доджету, который все еще не мог отдышаться: – Конечно, бегаю я не так быстро, но думаю, что я меньше бы запыхался. – Это у меня с прошлогоднего бронхита, – сказал Доджет. Алекс обернулся к инспектору: – Все стараетесь вывести меня из себя, смотрите, как я буду реагировать, а ведь мы, творческие люди, такие чувствительные и нежные создания! – Его тон стал насмешливым. – Слушайте, неужели вы всерьез думаете, что я причастен к этому делу? В таком случае, зачем бы я стал присылать миссис Серроколд отравленные конфеты и свою визитную карточку? – А может быть, вы хотите посеять в нас сомнения. Ведь существует такая вещь, как двойной блеф, мистер Рестарик. – Так-так. Остроумная догадка. Кстати, неужели конфеты и в самом деле оказались отравленными? – Да, шесть конфет с ликером в верхнем ряду были отравленными. Там был аконит. [63] – Нет, этот яд не из моего арсенала, инспектор. Я питаю слабость к кураре. [64] – Кураре вводится в кровь, мистер Рестарик. А не в желудок. – Познания полиции поистине безграничны, – с искренним восхищением сказал Алекс. 63 Аконит – ядовитое растение из семейства лютиковых с голубыми, алыми и желтыми цветами в виде шлема. 64 Кураре – сильный яд, добываемый из коры некоторых южноамериканских растений. Инспектор Карри искоса бросил внимательный взгляд на молодого человека. Он отметил слегка заостренные уши, неанглийский, монгольский, тип лица и глаза, в которых искрилась смешинка. По лицу Алекса Рестарика трудно было угадать его мысли. Сатир [65] или фавн [66] . Немного раскормленный фавн, вдруг подумал инспектор Карри, и от этой мысли ему стало неприятно. Плутоват и неглуп – вот как бы он определил Алекса Рестарика. Умнее своего брата. Мать у них была русская, так он слышал. «Русские» были для инспектора Карри тем же, чем был Бони [67] в начале девятнадцатого века или гунны [68] в середине двадцатого. Все, имевшее отношение к России, по мнению инспектора Карри, было чем-то скверным. Если Алекс Рестарик убил Гулбрандсена, этому есть вполне удовлетворительное объяснение. К сожалению, инспектор Карри вовсе не был убежден, что убил он. 65 Сатир – в древнегреческой мифологии лесной полубог, изображавшийся в виде человека на козлиных ногах с короткими рогами; принадлежал к свите бога вина и веселья Диониса. 66 Фавн – древнеримское божество, покровитель земледелия и скотоводства; изображался как человек с козлиными ногами, рогами и хвостом. 67 Бони – прозвище французского императора Наполеона Бонапарта I (1769—1821), которым в начале XIX века в английских семьях пугали непослушных детей. 68 Гунны – древнее тюркское племя, вторгшееся в IV—V веках в Восточную и Западную Европу. В переносном смысле «дикие, свирепые разрушители», откуда прозвище немецких фашистов во время Второй мировой войны. Констебль Доджет наконец отдышался и заговорил: – Я подергал занавески, как вы приказали, сэр, – сказал он. – Потом сосчитал до тридцати. А на занавесях, вверху, один крючок оторван. Они неплотно сходятся. Значит, снаружи можно видеть в комнате свет. Инспектор Карри спросил Алекса: – Вы не заметили вчера, был ли в том окне свет? – Я вообще не мог видеть дом из-за тумана. Об этом я уже говорил вам. – Туман не всегда бывает сплошной. Иногда он рассеивается – то здесь, то там… – Но не настолько, чтобы я мог видеть дом. Его центральную часть. А гимнастический зал, рядом с ним, виднелся сквозь туман, точно призрак. Получалась полная иллюзия портовых пакгаузов [69] . Я уже говорил вам, что ставлю балет «Ночи в порту»? – Да, говорили, – подтвердил инспектор. – Привыкаешь, понимаете ли, всюду видеть декорации, а не существующую реальность. – Возможно. Но ведь и декорации вещь вполне реальная, не правда ли, мистер Рестарик? 69 Пакгауз – помещение для склада товаров. – Я не совсем понимаю вас, инспектор. – Они делаются из чего-то материального – холста, дерева, красок, картона… Иллюзия создается глазами зрителя, а не собственно самой декорацией. Сама декорация вполне реальна, не важно, в какой части сцены она расположена. Алекс воззрился на инспектора. – Очень мудрое замечание, инспектор. Оно подало мне мысль… – Для еще одного балета? – Нет, не для балета… Боже! Неужели все мы были так недогадливы? 3 Инспектор и констебль Доджет пошли к дому напрямик – по газонам. Ищут следы, подумал Алекс. Но он ошибался. Следы они искали еще ранним утром, хотя и безуспешно, потому что в два часа пополуночи прошел сильный дождь. Алекс медленно шагал по аллее, обдумывая возможности пришедшей ему в голову с подачи инспектора идеи. От этого занятия его отвлекло появление Джины, которая спускалась к озеру. Дом стоял на некотором возвышении, и от него шел к озеру пологий спуск, обсаженный рододендронами и другими кустами. Алекс сбежал по дорожке и подошел к Джине. – Если бы можно было как-то заслонить это викторианское чудище, получилось бы великолепное Лебединое озеро. И ты, Джина, в роли Одетты. Впрочем, ты больше похожа на Одилию [70] . Жестокая, своенравная. И совершенно неспособная на милосердие и сострадание. Ты очень-очень женственна, милая Джина. – А ты очень-очень ехидный, милый Алекс. – Потому что я тебя вижу насквозь? Можешь наслаждаться своей неотразимостью, Джина. Ты всех нас пришпилила к своей юбке. Меня, Стивена и своего простодушного мужа. 70 Имеется в виду балет «Лебединое озеро» П.И. Чайковского (1840—1893). Одетта – принцесса, заколдованная злым волшебником и превращенная в лебедя, Одилия – соперница Одетты, дочь колдуна, которую он сделал двойником Одетты. – Не болтай глупостей. – О нет! Стивен в тебя влюблен, и я в тебя влюблен, а твой муж жестоко страдает. Чего еще может желать женщина? Джина посмотрела на него и засмеялась. Алекс энергично кивнул головой. – Но, к счастью, ты прямолинейна. Это итальянская кровь. Ты не скрываешь, что тебе хочется внушать любовь, и не притворяешься, будто жалеешь своих поклонников. Ведь тебе нравится влюблять в себя, жестокая Джина. Пусть это будет даже такое ничтожество, как Эдгар Лоусон? Джина взглянула ему в глаза и сказала очень серьезно: – Любовь, как ты знаешь, не слишком долго длится. И женщинам вообще труднее в жизни, чем мужчинам. Они более уязвимы. Они рожают детей, и дети для них самое главное. Как только увядает их красота, мужчины уже не любят их. Они им изменяют. Они их покидают. Отодвигают в сторону. Я не осуждаю мужчин. Я сама поступала бы так же. Не люблю старых, уродливых, больных, тех, кто ноет и жалуется на свои беды, или таких нелепых, как Эдгар, который строит из себя бог весть кого. Ты говоришь, я жестокая? Мы живем в жестоком мире! Когда-нибудь он будет жесток и ко мне. А сейчас я молода, хороша и привлекательна. – Она сверкнула своей особенной, солнечной, теплой улыбкой. – Да, Алекс, мне это нравится. А почему бы нет? – Действительно, почему бы нет? – сказал Алекс. – Но мне все-таки хотелось бы знать, что у тебя на уме. За кого выйдешь замуж – за Стивена или за меня? – Я замужем за Уолли. – Временно. Каждая женщина должна совершить одну матримониальную ошибку. Но зачем тянуть? Спектакль уже обкатан в провинции, пора показать его в столице, в Вест-Энде. [71] – Ты и есть этот самый Вест-Энд? – Несомненно. – И ты действительно хочешь на мне жениться? Я как-то не представляю тебя женатым. 71 Вест-Энд – западная фешенебельная часть Лондона. – А я просто-таки настаиваю на женитьбе. Внебрачные связи совершенно вышли из моды. Трудности с паспортами, с гостиницами и прочим. Я никогда не сделаю женщину своей любовницей, разве что не смогу добиться ее никаким другим способом. Джина звонко рассмеялась. – Ты умеешь быть забавным, Алекс. – Это мой главный козырь. Стивен гораздо красивее меня. Он очень красив и очень страстен, и женщины это, конечно, обожают. Но в домашнем быту страстность утомительна. Со мной, Джина, жизнь будет занимательной. – Почему ты не говоришь, что безумно меня любишь? – Даже если и так, я тебе этого не скажу. Это было бы очко в твою пользу. Нет, все, на что я готов, – это сделать тебе предложение, очень трезвый шаг с моей стороны. – Надо будет подумать, – улыбаясь, сказала Джина. – Само собой. Сперва ты должна положить конец мучениям Уолли. Я очень сочувствую Уолли. Какое это, наверное, мучение – быть женатым на тебе, влачиться за твоей колесницей и задыхаться в этой гнетущей атмосфере семейной филантропии. – Ну и скотина ты, Алекс! – Очень проницательная скотина. – Иногда, – сказала Джина, – мне кажется, что Уолли ни капельки меня не любит. Он меня просто перестал замечать. – Ты тычешь в него палкой, а он никак не реагирует? Конечно, досадно. Джина размахнулась и влепила звонкую пощечину в гладкую щеку Алекса. – Прямое попадание! – крикнул Алекс. Быстрым и ловким движением он схватил ее в объятия. Прежде чем она могла воспротивиться, его губы прильнули к ее губам в долгом и страстном поцелуе. Она рванулась, но потом затихла… – Джина! Они отпрянули друг от друга. Милдред Стрэт, вся красная, дрожа от негодования, грозно смотрела на них. Гнев так душил ее, что слова не сразу вырвались наружу. – Омерзительно!.. Омерзительно!.. Распутная девка!.. Совсем как мать… Испорченная, распутная… Я всегда это знала… И не только распутница, а еще и убийца! Да, да, убийца!.. Мне кое-что известно! – Что же вам известно? Что за нелепость, тетя Милдред! – Слава богу, я тебе не тетя. Не родня. Да ты даже не знаешь, кто твоя мать и откуда она здесь взялась. Но ты хорошо знаешь, что за люди мой отец и моя мать. И кого они удочерили… Дочь преступницы или проститутки. Такие уж они были. Но им следовало помнить, что яблочко от яблони недалеко падает. Впрочем, раз ты взялась за яд, это уж твоя итальянская кровь. – Как вы смеете так говорить? – Буду говорить все, что хочу! Мою мать пытаются отравить, уж этого-то ты отрицать не можешь. А кто это делает, если не ты? Кому по смерти моей матери достанется огромное состояние? Тебе! И будь уверена, полиция все это учтет. Все еще дрожа от гнева, Милдред быстро ушла. – Патологический случай, – сказал Алекс. – Несомненно патологический. И весьма любопытный. Поневоле начинаешь думать, что покойный каноник Стрэт… То ли по религиозным соображениям… то ли из-за импотенции… – Фу, Алекс, не говори гадостей. Ох, как же я ее ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Джина крепко стиснула руки и дрожала от ярости. – Хорошо, что у тебя не было кинжала в чулке, – сказал Алекс. – Иначе милейшая миссис Стрэт узнала бы кое-что об убийстве с точки зрения жертвы. Успокойся, Джина. Не надо мелодрамы, мы ведь не персонажи итальянской оперы. – Как она смеет говорить, что я пыталась отравить бабушку? – Милая, ведь кто-то действительно пытается ее отравить. А что касается мотива, то ты очень подходишь. Не правда ли? – Алекс! – Джина в ужасе смотрела на него. – Неужели и полиция так думает? – Что именно думает полиция, узнать крайне трудно… Они ведь отлично умеют скрывать свои мысли. Они, знаешь ли, не дураки. А это напомнило мне… – Куда же ты? – Обдумать одну идею. Глава 17 1 – Ты говоришь, что кто-то пытался меня отравить? В голосе Керри-Луизы звучало недоумение и недоверие. – Понимаешь, – продолжала она, – я просто не могу поверить… Она умолкла и полузакрыла глаза. Льюис сказал с нежностью: – Как я хотел бы избавить тебя от этого, дорогая! Она рассеянно протянула ему руку, и он взял ее в свои. Мисс Марпл, сидя рядом, сочувственно качала головой. Керри-Луиза открыла глаза. – Неужели это правда, Джейн? – Боюсь, что правда, милая. – Тогда все… – Керри-Луиза остановилась, потом продолжала: – Я всегда думала, что могу отличить реальное от нереального… Это не кажется мне реальным, однако это реальность… Значит, я ошибаюсь во всем… Но кто хочет так поступить со мной? Кому в этом доме нужна моя смерть? В ее голосе все еще звучало недоверие. – Я тоже не верил, – сказал Льюис. – Но я ошибался. – А Кристиан это знал? Тогда понятно. – Что понятно? – спросил Льюис. – Понятно его поведение, – сказала Керри-Луиза. – Он вел себя очень странно. Был совсем не похож на себя. Все порывался что-то сказать… но не говорил. Спросил меня, здоровое ли у меня сердце. Не болела ли я в последнее время. Может быть, этим он хотел мне намекнуть. Но почему бы ему не сказать прямо? Когда говорят прямо, все гораздо проще. – Он не хотел причинять тебе боль, Каролина. – Боль? Но почему?.. Ах да, понимаю… – Ее глаза удивленно расширились. – Значит, ты веришь этому, Льюис? Но ты ошибаешься. Ошибаешься, уверяю тебя. Муж избегал ее взгляда. – Прости меня, – сказала миссис Серроколд немного спустя. – Но я не могу поверить ничему из того, что происходит в последнее время. Что Эдгар стрелял в тебя. Что Джина и Стивен… И эта нелепая коробка конфет. Господи, неужели все это правда? Никто ничего не сказал. Каролина-Луиза Серроколд вздохнула. – Кажется, я слишком долго жила вне реального мира… – сказала она. – Простите меня… я хотела бы побыть одна… и постараться понять… 2 Мисс Марпл спустилась по лестнице и вошла в Зал. У высокой сводчатой двери стоял Алекс Рестарик, он приветствовал ее торжественным жестом. – Входите, входите, – радушно пригласил он, точно был владельцем этого Зала. – Я тут обдумываю события вчерашнего вечера. Льюис Серроколд сразу прошел в своей кабинет и закрыл за собой дверь. – Вы пытаетесь воспроизвести преступление? – с интересом спросила мисс Марпл. – Что? – Алекс сморщил лоб. Потом лицо его прояснилось. – Не совсем, – сказал он. – Я сейчас взглянул на все это под другим углом. С точки зрения театра. Не реальности, но ее искусственного воссоздания. Подойдите-ка сюда. Представьте себе, что вы в театре. Освещение, мизансцены. Действующие лица. Шум за сценой. Очень интересно. Сама идея не моя. Мне ее подал инспектор. По-моему, он жестокий человек. Сегодня утром он всячески старался меня запугать. – Ему это удалось? – Не уверен. Алекс описал эксперимент, проведенный инспектором, и результаты, показанные запыхавшимся констеблем Доджетом. – Время, – сказал он, – крайне обманчиво. Думаешь, что на что-нибудь его уходит много, а это вовсе не так. – Да, – сказала мисс Марпл. Изображая зрителей, она заняла соответствующее место. Декорация представляла собой высокую, завешенную гобеленом стену, сильно затененную сверху. На заднем плане слева – рояль. На заднем плане справа – окно и сиденье под ним. Очень близко к этому окну – дверь в библиотеку. Вертящийся табурет всего в восьми футах от двери, ведущей в прихожую, а оттуда в коридор. Два очень удобных выхода! Зрителям отлично видны оба… Однако накануне вечером зрителей не было. Точнее говоря, никто не смотрел на сцену с того места, где сейчас находилась мисс Марпл. Накануне вечером зрители сидели спиной к сцене. Сколько времени, подумала мисс Марпл, понадобилось бы, чтобы выскользнуть из зала, пробежать по коридору, застрелить Гулбрандсена и вернуться назад? Гораздо меньше, чем можно подумать. Очень мало времени… Что имела в виду Керри-Луиза, когда сказала своему мужу: «Значит, ты веришь этому, Льюис? Но ты ошибаешься». – Должен признать, что инспектор высказал весьма глубокомысленное замечание. – Эти слова Алекса вывели ее из задумчивости. – Он сказал, что декорации – вещь вполне реальная. Они сделаны из дерева и картона, скреплены клеем, и их изнанка не менее реальна, чем то, что видит зритель. Иллюзию определенной картины, сказал он, создают не они, а глаза зрителя. – Фокусники, – пробормотала про себя мисс Марпл, – делают это с помощью зеркал. Вошел слегка запыхавшийся Стивен Рестарик. – Привет, Алекс, – сказал он. – Этот крысенок Эрни Грегг… может, помнишь его? – Это который играл Феста [72] , когда ты ставил «Двенадцатую ночь»? Я тогда даже сказал, что у него талант. – Да, есть, пожалуй, и талант. Руки тоже очень ловкие. Он у нас главный плотник. Но я не об этом. Он хвастал Джине, будто выходит по ночам и бродит по парку. И будто бродил там прошлой ночью и кое-что видел. Алекс быстро обернулся к нему. – Что – видел? 72 Фест – остроумный и мудрый шут из комедии Вильяма Шекспира «Двенадцатая ночь» (1599—1600). – Это он говорить не хочет. Мне кажется, что ему просто хочется обратить на себя внимание. Он ужасный враль, но, может быть, полиции все же следует его расспросить. Алекс резко сказал: – Я бы его пока оставил в покое. Пусть не думает, что мы им слишком уж заинтересовались. – Что ж, может быть, ты прав. И лучше отложить это до вечера. Стивен пошел в библиотеку. Мисс Марпл, тихонько обходя Зал, дабы оценить все мизансцены, столкнулась с Алексом Рестариком, который поспешно попятился. – Извините, – сказала мисс Марпл. Алекс хмуро поглядел на нее и рассеянно извинился, но тут же удивленно сказал: – Ах, это вы… Замечание показалось мисс Марпл странным. Ведь он перед этим довольно долго беседовал с ней. – Я думал сейчас о другом, – сказал Алекс Рестарик. – Этот мальчишка, Эрни… – Он как-то странно повел руками. Потом, как-то вдруг изменившись, он прошел через Зал, вошел в библиотеку и закрыл за собой дверь. Из-за закрытой двери раздались голоса, но мисс Марпл не стала вслушиваться. Ее не интересовали многочисленные таланты Эрни, как и то, что он видел или говорил, будто видел. Она сильно подозревала, что Эрни вообще ничего не видел. Она не верила, что в сырую и туманную ночь, подобную прошлой, Эрни захотелось блеснуть своим талантом по части открывания замков – только ради того, чтобы пройтись по парку. Вероятнее всего, он вообще никогда не выходил по ночам, а просто хвастал. Как Джонни Бэкхаус, подумала мисс Марпл, у которой всегда были наготове примеры из жизни обитателей Сент-Мэри-Мид. «А я вас видел вчера ночью!» – ехидно дразнил Джонни Бэкхаус всех, кому хотел испортить настроение. И очень часто ему это удавалось. Не так уж редко, подумала мисс Марпл, люди оказываются там, где им совсем не нужны свидетели! Она изгнала из своих мыслей Джонни и сосредоточилась на том, что сказал Алекс об инспекторе Карри и его соображениях. Эти соображения подали Алексу некую мысль. Кажется, они и ей подали мысль. Ту же самую? Или иную? Она встала там, где только что стоял Алекс Рестарик. И подумала: «Пусть это будет не настоящий Зал, а только картон, холст и дерево. Декорации». В ее уме пронеслись отрывочные фразы: «Иллюзию создают глаза зрителя…» «Это делается с помощью зеркал…» Стеклянный сосуд с золотыми рыбками… длинные цветные ленты… исчезающие женщины… все атрибуты фокусника, отвлекающие внимание зрителя… Что-то мелькнуло в ее сознании… какой-то образ… слова Алекса… его описание констебля Доджета, который отдувался и пыхтел… Что-то шевельнулось в ее сознании, и все вдруг прояснилось. – Ну конечно! – сказала мисс Марпл. – Вот как это было… Глава 18 1 – Ох, Уолли, как ты меня напугал! Выходя из театра, Джина отпрянула назад. Из полумрака выступила фигура Уолли Хадда. Еще не совсем стемнело, но в слабом, угасающем свете предметы теряли свою реальность и приобретали пугающие призрачные очертания. – Что ты тут делаешь? Ведь ты сюда никогда не ходишь. – Может быть, ищу тебя, Джина. А легче всего тебя найти здесь. Негромко и с расстановкой сказанные слова не звучали упреком, однако Джине послышалось именно это. – Здесь моя работа, и она меня увлекает. Мне нравится даже запах красок и холста. И вообще вся атмосфера кулис. – Да, тебе здесь нравится, я знаю. Скажи, Джина, сколько еще времени будет разбираться это дело? – Дознание будет завтра. А следствие закончится недели через две. Так, по крайней мере, дал нам понять инспектор Карри. – Две недели, – задумчиво повторил Уолли. – Ну, скажем, три. После этого мы свободны. И я уеду в Штаты. – Не могу я так срываться с места! – воскликнула Джина. – Как можно сейчас оставить бабушку? И еще мы готовим два новых спектакля. – Я не сказал «мы». Я сказал, что я уеду. Джина взглянула на своего мужа. В полутьме он казался очень большим. Крупный, спокойный… Но Джине почудилось в нем что-то угрожающее… Чем же он угрожает? – То есть, – сказала она нерешительно, – ты не хочешь, чтобы я тоже ехала? – И этого я не сказал. – Значит, тебе просто безразлично, поеду я или нет? Так, что ли? Она вдруг рассердилась. – Послушай, Джина. Нам надо поговорить начистоту. Когда мы поженились, мы мало что знали друг о друге. О нашей родне, о том, где мы выросли. Мы думали, что это неважно. Уж очень нам было хорошо вдвоем. Только это и было важно. Теперь первое действие окончено. Твоя родня не очень высокого мнения обо мне. Что ж, может быть, они и правы. Я им не ко двору. Только не думай, что я останусь здесь. Бить баклуши или делать что придется в этом сумасшедшем доме. Так что подумай хорошенько. Я хочу жить у себя на родине и делать ту работу, какую хочу – и умею – делать. Я мечтал о такой жене, какими были жены наших первых поселенцев, готовые на все: на непривычные условия, на опасности, на лишения… Наверное, нельзя столько от тебя требовать. Но для меня или это, или ничего! Наверное, я слишком поспешно навязался тебе в мужья. Если так, то лучше тебе освободиться от меня и начать все заново. Тебе решать. Если предпочитаешь кого-нибудь из этой богемы – дело твое. А я еду домой. – По-моему ты просто нахал, – сказала Джина. – Что же касается меня, то мне здесь нравится. – Вот как? А мне нет. И то, что здесь произошло, тебе нравится? – Так говорить жестоко. Я очень любила дядю Кристиана. А ты понимаешь, что кто-то давно пытается отравить бабушку? Какой ужас! – Вот поэтому мне здесь и не нравится. Мне не по душе то, что здесь происходит. Я уезжаю. – Если тебя выпустят! Неужели тебе не ясно, что тебя могут арестовать по подозрению в убийстве дяди Кристиана? Мне становится страшно, когда инспектор Карри на тебя поглядывает. Точно кошка, которая следит за мышью и уже выпустила когти и готова к прыжку. И все из-за того, что ты уходил менять пробки, и потому, что ты не англичанин. Я уверена, что они все хотят приписать тебе. – Пусть сперва найдут доказательства. Джина простонала: – Я боюсь за тебя, Уолли! Все время боюсь. – Не стоит. У них же нет никаких доказательств. Они пошли к дому и некоторое время молчали. Потом Джина сказала: – Не верю, что ты в самом деле хочешь взять меня с собой в Америку. Уолтер не ответил. Джина обернулась к нему и топнула ногой. – Ненавижу тебя! Ненавижу! Какая же ты скотина – жестокая, бесчувственная скотина! И это после всего, что я пыталась для тебя сделать! Ты хочешь от меня избавиться. Тебе все равно – увидишь ты меня когда-нибудь или нет! Ну так и мне все равно! Какая я была дура, что вышла за тебя! Постараюсь поскорее развестись и выйду за Стивена или за Алекса и буду гораздо счастливее, чем с тобой. А ты уезжай в свои Штаты и женись на какой-нибудь кошмарной девице, уж она тебе покажет небо в алмазах! – Вот и отлично! – сказал Уолли. – Теперь, по крайней мере, все ясно. 2 Мисс Марпл видела, как Джина и Уолли вместе вошли в дом. Она стояла как раз на том месте, где несколькими часами раньше инспектор Карри проводил эксперимент с констеблем Доджетом. Голос мисс Беллевер, раздавшийся за ее спиной, заставил ее вздрогнуть. – Вы простудитесь, мисс Марпл, нельзя здесь стоять после захода солнца. Мисс Марпл послушно пошла с ней к дому. – Я сейчас думала о фокусниках, – сказала мисс Марпл. – Когда смотришь их представления, очень трудно понять, как это делается, но на самом деле все оказывается до смешного просто. Правда, я до сих пор не понимаю, откуда берутся сосуды с золотыми рыбками. Вы когда-нибудь видели фокус «Дама, Которую Перепиливают Пополам»? Потрясающий фокус! Когда мне было одиннадцать лет, он меня завораживал. Я совершенно не представляла себе, как такое возможно. Но однажды в какой-то газете появилась статья, которая выдала весь секрет. По-моему, газете не следовало это делать, не правда ли? Оказывается, там участвует не одна женщина, а две. Показывают голову одной и ноги другой. Думаешь, что там одна, а на самом деле их две. А если наоборот, фокус тоже может получиться, не правда ли? Мисс Беллевер взглянула на нее с некоторым удивлением. Мисс Марпл редко бывала такой взволнованной и говорила так бессвязно. «Слишком сильно все это подействовало на старушку», – подумала мисс Беллевер. – Когда смотришь на что-нибудь только с одной стороны, эту сторону только и видишь, – продолжала мисс Марпл. – Но все отлично сходится, когда разберешься, где реальность, а где иллюзия. – Внезапно она спросила: – Как себя чувствует Керри-Луиза? Все обошлось? – Да, – ответила мисс Беллевер. – Сейчас она успокоилась. Но, конечно, она была потрясена, когда узнала, что кто-то хотел ее убить. Это особенно должно было потрясти именно ее, потому что она не понимает насилия. – Некоторые вещи Керри-Луиза понимает лучше нас, – задумчиво сказала мисс Марпл. – И всегда понимала. – Я знаю, что вы хотите сказать. Но она живет вне реального мира. – Вы в этом уверены? Мисс Беллевер удивленно взглянула на нее: – Но она действительно не от мира сего. – А вы не думаете, что может быть… Мисс Марпл не договорила, потому что мимо них большими шагами прошел Эдгар Лоусон. Он смущенно поклонился, но тут же почему-то отвернулся. – Теперь я поняла, кого он мне напоминает. Молодого человека по имени Леонард Уайли. Его отец был зубным врачом, но состарился, плохо видел, у него тряслись руки, и пациенты стали обращаться к его сыну. А старик очень страдал оттого, что ни на что уже не годен. Леонард, который был мягкосердечен и не умен, стал притворяться, будто сильно пьет. От него постоянно пахло виски, и, когда приходили пациенты, он притворялся, будто сильно под хмельком. Он надеялся, что они опять станут ходить к его отцу и говорить, что молодой врач никуда не годится. – Так и вышло? – Конечно нет, – сказала мисс Марпл. – Случилось то, что предсказал бы всякий здравомыслящий человек. Пациенты стали ходить к его конкуренту, к мистеру Рейли. Многим добрым людям не хватает сообразительности. К тому же Леонард Уайли очень неубедительно изображал пьяного… Совсем не похоже на настоящего. И с виски он перестарался. Чересчур обильно поливал им свою одежду. Они вошли в дом через боковой вход. Глава 19 Всю семью они застали в библиотеке. Льюис расхаживал взад и вперед, и в атмосфере чувствовалось сильное напряжение. – Что-нибудь случилось? – спросила мисс Марпл. Льюис ответил коротко: – Пропал Эрни Грегг. На вечерней перекличке его не было. – Убежал? – Мы не знаем. Мэйверик с помощниками обыскивают парк. Если мы не найдем его, придется сообщить полиции. – Бабушка! – Джина подбежала к Керри-Луизе, испуганная ее бледностью. – Тебе плохо? – Я огорчена. Бедный мальчик… – Я собирался сегодня вечером расспросить его, – сказал Льюис, – действительно ли он вчера видел что-то необычное. Мне предложили для него хорошую работу. Я хотел сказать ему об этом, а там и расспросить. А теперь… – Он не договорил. Мисс Марпл тихо сказала: – Глупенький… Бедный, глупый мальчик… Она покачала головой. Миссис Серроколд сказала: – Значит, и ты так подумала, Джейн?.. Вошел Стивен Рестарик. – Почему тебя не было в театре, Джина? – спросил он. – Ты ведь хотела… Э, что случилось? Льюис повторил сказанное. В это время вошел доктор Мэйверик и белокурый розовощекий мальчик с подозрительно ангельским выражением лица. Мисс Марпл вспомнила, что он был на обеде в день ее приезда в Стоунигейтс. – Вот, я привел Артура Дженкинса, – сказал доктор Мэйверик. – Он, кажется, последний, кто говорил с Эрни. – Пожалуйста, Артур, помоги нам, если можешь, – сказал Льюис Серроколд. – Куда девался Эрни? Может быть, он просто где-то спрятался? – Не знаю, сэр. Ей-богу, не знаю. Он мне ничего не сказал. Говорил только про театр. Что он такую штуку придумал для декорации, что миссис Хадд и мистер Стивен не нахвалятся. – Еще одно, Артур. Эрни заявлял, будто прошлой ночью ходил по парку после того, как заперли двери. Это правда? – Неправда это. Он просто хвастал. Эрни горазд врать. Никогда он по ночам не выходил. Хвастал, будто может, но не такой уж он мастер по замкам. Куда ему справиться с настоящим замком! А насчет прошлой ночи – так я точно знаю, что он не выходил. – А ты не говоришь это, просто чтобы нам угодить? – Истинный крест! – с жаром воскликнул благонравный Артур. Льюис, видимо, все же не был удовлетворен. – Слышите? – вдруг сказал доктор Мэйверик. – Что это? Слышались приближавшиеся голоса. Дверь распахнулась, и в нее, пошатываясь, вошел очкастый мистер Бирнбаум, очень бледный и растерянный. Он с трудом выговорил: – Мы нашли его… то есть их… это ужасно… Он опустился на стул и вытер лоб. Милдред Стрэт резко спросила: – Почему вы сказали – их? Бирнбаум дрожал всем телом. – Они там, в театре, – сказал он. – Оба с проломленными черепами. Наверное, на них свалился большой противовес. Алексис Рестарик и Эрни Грегг. Обоих – насмерть. Глава 20 – Я принесла тебе крепкого бульону, Керри-Луиза, – сказала мисс Марпл. – Выпей, прошу тебя. Миссис Серроколд спустила ноги со своей широкой, резного дуба кровати. Сейчас она была похожа на ребенка. С ее розовых щек сбежала краска, а глаза смотрели куда-то вдаль. Она послушно взяла бульон. Пока она пила его, мисс Марпл сидела на стуле у ее кровати. – Сперва Кристиан, – сказала Керри-Луиза, – а теперь Алекс и бедный наш хитрый и глупенький Эрни. Неужели он действительно… что-то знал? – Не думаю, – сказала мисс Марпл. – Он врал, чтобы придать себе важности. Намекая, будто что-то видел. Трагедия в том, что кто-то поверил в его вранье. Керри-Луиза вздрогнула. И снова ее глаза устремились вдаль. – Мы так много хотели сделать для этих мальчиков… И ведь что-то нам удавалось. Некоторые превосходно себя показали. Несколько человек получили ответственную работу. Кто-то не устоял, вернулся к прежнему. Тут уж ничего не поделаешь. Наш мир так сложен. Слишком сложен для этих простых, неразвитых натур. Знаешь, в чем главная идея Льюиса? Он всегда считал, что в прошлом многих потенциальных преступников спасла перемена обстановки. Их вывозили за море, и они начинали новую жизнь в новых, более простых условиях. Льюис задумал современную социальную программу на этой основе. Надо купить большую территорию – или несколько островов. Создать коммуну и несколько лет финансировать ее, и чтобы потом она приносила доход. Каждому члену коммуны его долю. Это должно быть в какой-то глуши, чтобы не возникал соблазн убежать в город и приняться за старое. Вот о чем мечтал Льюис. Но нужны огромные деньги, а сейчас мало филантропов такого масштаба. Нам бы нужен такой, как Эрик. Вот кто был бы энтузиастом этого дела. Мисс Марпл взяла в руки маленькие ножницы и с любопытством их рассматривала. – Какие необычные ножницы, – сказала она. – С одной стороны два отверстия для пальцев, а с другой одно. Взгляд Керри-Луизы вернулся из дали, где ей виделось что-то страшное. – Мне их принес сегодня утром Алекс, – сказала она. – Ими будто бы удобно срезать ногти на правой руке. Милый мальчик так их расхваливал. И даже заставил меня тут же попробовать. – А потом, наверное, аккуратно собрал обрезки твоих ногтей и унес, – сказала мисс Марпл. – Да, – сказала Керри-Луиза. – Он… А почему ты это сказала? – Потому что Алекс был очень умен. Умен и догадлив. – Ты хочешь сказать… что поэтому он и погиб? – Думаю, что да. – Он и Эрни… Думать об этом невыносимо. Когда это могло случиться? – Сегодня. Вероятно, между шестью и семью вечера. – Когда они закончили свои дела в театре? – Да. – Там была тогда Джина. И Уолли Хадд. Стивен говорит, что тоже заходил, искал Джину… Так что любой мог… Но тут Керри-Луиза неожиданно ее перебила: – Ты, значит, уже догадалась, Джейн? Мисс Марпл подняла на нее взгляд. Глаза подруг встретились. Мисс Марпл медленно сказала: – Если бы я могла быть вполне уверена… – Думаю, что ты уже уверена, Джейн. Джейн Марпл спросила так же медленно: – Что ты хочешь? Что я должна сделать? Керри-Луиза откинулась на подушки. – Все в твоих руках, Джейн. Делай так, как считаешь правильным. Она закрыла глаза. – Завтра, – сказала мисс Марпл после некоторого колебания, – я попытаюсь поговорить с инспектором Карри… если он станет меня слушать… Глава 21 Инспектор Карри нетерпеливо сказал: – Да, мисс Марпл? – Нельзя ли нам пройти в Зал? Инспектор Карри немного удивился. – Если вы считаете его подходящим местом для конфиденциального разговора… По-моему, здесь… – Он обвел взглядом кабинет. – Конфиденциальность не столь существенна. Я хочу вам кое-что показать. То, что я увидела благодаря Алексу Рестарику. Инспектор Карри, подавив вздох, встал и последовал за мисс Марпл. – Кто-нибудь говорил с вами? – спросил он с некоторой надеждой. – Нет, – сказала мисс Марпл. – Дело не в том, что говорят люди. Дело в фокусах. Это делается с помощью зеркал. Если вы понимаете, о чем я. Нет, инспектор Карри не понимал. Он смотрел на мисс Марпл и думал, что с головой у нее не все в порядке. Мисс Марпл знаком попросила его встать рядом с нею. – Представьте себе, инспектор, что здесь театр. Как это было в тот вечер, когда убили Кристиана Гулбрандсена. Вы сейчас находитесь в зрительном зале и смотрите на тех, кто на сцене. На миссис Серроколд, на меня, на миссис Стрэт, Джину и Стивена. Как положено, на сцене есть входы и выходы, и действующие лица то появляются на этой сцене, то куда-то выходят. Но только когда вы зритель, вы не думаете о том, куда они на самом деле идут. Они идут «к входной двери» или, скажем, «на кухню», и, когда они открывают дверь, вам виден кусочек размалеванного задника. А на самом деле они идут в кулисы и за сцену, туда, где плотники, электрики и где находятся все остальные задействованные в спектакле актеры, ожидающие своего выхода. Они выходят – в другой мир. – Я не совсем понимаю, мисс Марпл… – Да, я знаю, вероятно, это звучит очень глупо. Но если представить себе, что идет спектакль, а сценой служит Зал в Стоунигейтсе, тогда что находится за сценой? Где другие театральные помещения? На террасе, не правда ли? На террасе, куда выходит несколько окон. И вот теперь смотрите, как был проделан фокус. Эта мысль мне пришла, когда я вспомнила фокус под названием «Женщина, Которую Перепиливают Пополам». – Женщина, Которую Перепиливают Пополам? – Теперь инспектор Карри был уже совершенно уверен, что мисс Марпл – душевнобольная. – Это потрясающий аттракцион. Вы, вероятно, его видели. Там участвует не одна женщина, а две. У одной голова, у другой – ноги. Всем кажется, что женщина одна, а на самом деле их две. Вот я и подумала, что может быть и наоборот. Вместо кажущихся двух человек – один. – Вместо двух – один? – переспросил инспектор Карри, отчаявшись что-либо понять. – Да. Но на короткое время. Сколько понадобилось вашему констеблю в парке, чтобы добежать до дома и обратно? Две минуты сорок пять секунд? А тут было меньше. Неполных две минуты. – Что же было сделано за неполных две минуты? – Был проделан фокус. Он состоял в том, что вместо кажущихся двух человек был один. Они находились в кабинете. Мы с вами смотрим только на часть сцены, видную зрителям. А за сценой – терраса и ряд окон. Когда в кабинете действуют два человека, очень легко открыть одно из окон, выпрыгнуть, пробежать по террасе (вот когда Алекс слышал топот бегущих ног), войти в боковую дверь, застрелить Кристиана Гулбрандсена и вернуться. В это время человек, находящийся в кабинете, говорит и своим голосом, и имитирует голос другого, и все мы уверены, что там их двое. Впрочем, так оно и было почти все время – кроме этих неполных двух минут. Ошеломленный инспектор перевел дух и рискнул спросить: – Вы хотите сказать, что бежал по террасе и стрелял в Гулбрандсена Эдгар Лоусон? Что тот же Лоусон пытался отравить миссис Серроколд? – Видите ли, инспектор, миссис Серроколд никто не пытался отравить. Вас наводили на ложный след. Кто-то очень умело пытался использовать симптомы артрита, которым страдает миссис Серроколд, потому что они похожи на симптомы отравления мышьяком. Старый трюк: фокусник навязывает вам ту карту, какую хочет. Нетрудно добавить мышьяку в бутылку с лекарством, нетрудно и добавить несколько строк к письму, которое печаталось на машинке. А причина приезда мистера Гулбрандсена действительно имела отношение к делам Фонда. Проще говоря, к делам денежным. И если это были хищения в очень крупных размерах, то на кого все указывает? Только на одного человека… – На Льюиса Серроколда? – Да, на Льюиса Серроколда. Глава 22 Из письма Джины Хадд ее тетке, миссис Ван-Райдок. «…ты видишь, милая тетя Рут, каким кошмаром все было, в особенности конец. Я тебе описала этого странного молодого человека – Эдгара Лоусона. Он всегда был труслив, а когда инспектор стал его допрашивать, добиваясь признания, он совсем обезумел от страха и кинулся бежать. Выпрыгнул из окна, обежал вокруг дома, потом вниз по аллее, но там ему преградил путь полицейский. Тогда он повернул и бросился к озеру. Прыгнул в старую гнилую плоскодонку, которая стояла там не знаю сколько лет, и оттолкнулся от берега. Это было совершенно бессмысленно, но он был именно обезумевшим от страха кроликом. Тут Льюис громко крикнул: «Лодка гнилая!» – и тоже побежал к озеру. Лодка пошла ко дну, и Эдгар очутился в воде. Он не умел плавать. Льюис прыгнул в воду, поплыл к нему и доплыл, но оба они запутались в камышах. Один из людей инспектора поплыл к ним, обвязав себя веревкой, но тоже запутался и его пришлось тащить обратно. Тетя Милдред тупо повторяла: «Они утонут… утонут». А бабушка сказала только: «Да». Я не могу тебе описать, как прозвучало это ее «Да». Одно только «Да», но оно пронзало точно мечом. Ты скажешь – мелодрама? И все-таки оно прозвучало именно так. А когда все было кончено и их вытащили, им стали делать искусственное дыхание, но это не помогло, и инспектор подошел к нам и сказал бабушке: «Боюсь, миссис Серроколд, что надежды нет». И бабушка очень спокойно сказала: «Благодарю вас, инспектор!» Потом она посмотрела на всех нас. На меня, а я так хотела ей помочь, только не знала как. На Джолли, та, как всегда, была рядом с ней – суровая и любящая, готовая ей служить. Стивен протягивал к ней руки. Смешная старенькая мисс Марпл смотрела очень печально и устало. Даже Уолли был взволнован. Все мы так любили ее и так хотели что-нибудь сделать. Но бабушка сказала только: «Милдред». А тетя Милдред сказала: «Мама». И они вместе вошли в дом. Бабушка – такая маленькая, хрупкая – опиралась на тетю Милдред. Я раньше не знала, что они так любят друг друга. Это совершенно не было заметно». Тут Джина остановилась и пососала кончик вечного пера. Потом закончила письмо так: «Теперь обо мне и Уолли – мы возвращаемся в Штаты при первой возможности». Глава 23 – Как ты догадалась, Джейн? Мисс Марпл ответила не сразу. Она задумчиво посмотрела на обоих своих собеседников – Керри-Луизу, похудевшую, еще более хрупкую, но по-прежнему странно спокойную, и старика с доброй улыбкой и копной седых волос. Это был доктор Голбрейт, епископ Кромерский. Епископ взял руку Керри-Луизы в свою. – Большое горе вы перенесли, дитя мое, и большое потрясение. – Горе, да, но не потрясение. – Да, именно так, – сказала мисс Марпл. – Это и помогло мне догадаться. Все твердили, что Керри-Луиза живет в ином мире и далека от действительности. А ведь ты была к действительности ближе всех. Ты никогда не жила иллюзиями, в отличие от большинства из нас. Когда я внезапно поняла это, я решила держаться именно того, что ты говорила и чувствовала. Ты была убеждена, что никто не пытается тебя отравить, ты не верила в это – и была права, что не верила, потому что так оно и оказалось. Ты не верила, что Эдгар может убить Льюиса, и опять-таки была права. Он никогда не причинил бы ему никакого зла. Ты была уверена, что Джина не любит никого, кроме своего мужа, и снова была права. И как только я стала прислушиваться к твоим словам, я сразу поняла, что некоторые события, казавшиеся реальными, были всего лишь иллюзиями. И эти иллюзии создавались с определенной целью. Именно так действуют фокусники. Чтобы ввести зрителей в заблуждение. А зрителями были мы все. Алекс Рестарик был первым, у кого мелькнула догадка, – он увидел вещи под другим углом, извне. Когда он стоял на подъездной аллее вместе с инспектором и смотрел на дом, он увидел, какие возможности давали выходившие на террасу окна. Он вспомнил также топот бегущих ног, который слышал там накануне ночью. А хронометраж времени, проведенный инспектором, показал ему, что многое происходит гораздо быстрее, чем мы думаем. Констебль сильно запыхался. Думая об этом позже, я вспомнила, что Льюис Серроколд, отпирая в тот вечер дверь своего кабинета, тоже тяжело дышал, и не мудрено – ведь перед тем ему пришлось бежать что было сил… Но для меня главной загадкой был Эдгар Лоусон. Мне всегда казалось, что что-то в нем не так. Все, что он говорил и делал, вполне соответствовало тому, кем он представлялся. И все же что-то было не так. Создавалось впечатление, что вполне нормальный молодой человек просто играет роль шизофреника. Он явно переигрывал. И поэтому в нем всегда было нечто театральное. Все было, видимо, очень тщательно продумано и спланировано. Когда приехал Кристиан, Льюис почувствовал, что тот что-то заподозрил. И он достаточно знал Кристиана, чтобы понимать, что, однажды что-либо заподозрив, тот не успокоится, пока не выяснит, насколько основательны его подозрения. – Да, – сказала Керри-Луиза. – Таков был Кристиан. Вроде бы медлительный, зато очень въедливый и сметливый. Не знаю, что именно возбудило его подозрение, но он стал докапываться и обнаружил истину. – Я так себя теперь ругаю, – сказал епископ, – за то, что не был более внимательным попечителем. – От вас и не ждали компетентности в финансовых вопросах. Все финансы сперва были доверены мистеру Гилфою. Когда тот умер, Льюис благодаря своему большому опыту получил их, в сущности, целиком в свое распоряжение. Это и вскружило ему голову. Щеки ее слегка порозовели. – Льюис был выдающейся личностью, – сказала она. – Он лелеял великие планы и страстно верил, что многое можно сделать, если иметь много денег. Он их желал не для себя, во всяком случае, он не был вульгарным и жадным стяжателем. Ему нужно было могущество, которое дают деньги. И нужно было для того, чтобы делать великое добро… – Он хотел быть Богом, – сказал епископ. Голос его внезапно стал суровым. – Он забыл, что человек всего лишь смиренное орудие божьей воли. – И присвоил деньги Фонда, – сказала мисс Марпл. – Не только это… – Доктор Голбрейт не решался продолжать. – Говорите ей все, – сказала Керри-Луиза. – Она – мой старый, верный друг. – Льюиса Серроколда можно было назвать чародеем в области финансов, – продолжал епископ. – За годы своей долгой финансовой деятельности он, забавы ради, разработал множество способов мошенничества, которые практически невозможно было раскрыть. Если угодно, это была интеллектуальная игра. Но со временем он понял, какие заманчивые перспективы сулят крупные доходы, и не мог устоять – применил свое умение на практике. В его распоряжении оказался первоклассный материал. Из мальчиков, которые проходили через Школу, он составил небольшую группу избранных. Это были мальчики с преступными наклонностями, с очень острым умом и с любовью к сильным ощущениям. Мы еще не во всем разобрались, так как этот его кружок был тайным. Его участники получали специальную подготовку, а затем ключевые должности по финансовой части. Выполняя указания Льюиса, они так манипулировали бухгалтерскими документами, что могли, не вызывая подозрений, изымать крупные суммы. Эти операции и их детали настолько сложны, что аудиторам потребуются месяцы на то, чтобы все распутать. Но уже сейчас видно, что под различными именами на разных банковских счетах Льюис Серроколд в самое ближайшее время располагал бы колоссальными суммами. Он хотел основать за океаном колонию, которой бы владели и управляли сами молодые правонарушители, на кооперативных началах. Конечно, это была фантазия… – Но фантазия, которая могла осуществиться, – сказала Керри-Луиза. – Да, возможно, и могла бы. Однако Льюис Серроколд использовал для достижения своей цели преступные средства, и Кристиан Гулбрандсен это обнаружил. Он был очень расстроен прежде всего тем, что значило бы разоблачение Льюиса для вас, Керри-Луиза. – Вот почему он спросил меня, здоровое ли у меня сердце, – сказала Керри-Луиза. – А я тогда и не поняла. – Когда Льюис Серроколд приехал из Ливерпуля, Кристиан вышел ему навстречу, в сад, и сказал, что обнаружил его махинации. Льюис, кажется, принял это спокойно. Оба они согласились, что надо, насколько возможно, щадить вас. Кристиан сказал, что напишет мне и попросит приехать сюда как одного из попечителей, чтобы обсудить положение. – Льюис Серроколд, – сказала мисс Марпл, – разумеется, предвидел такую возможность и заранее себя подстраховал. Он привез сюда молодого человека, который сыграл бы роль Эдгара Лоусона. Существовал, конечно, и настоящий Эдгар Лоусон, на случай если полиция захочет ознакомиться с его документами. Этот подставной Эдгар знал, что ему надо делать: изображать шизофрению, манию преследования, а когда это потребуется, создать Льюису Серроколду безупречное алиби. Следующий шаг также был тщательно продуман. Льюис дал понять, что тебя, Керри-Луиза, кто-то пытается отравить. Для этого ему достаточно было сказать, будто ему сообщил об этом Кристиан. И дописать несколько строк к письму, пока он ждал прихода полиции. Добавить мышьяк в лекарство было легко, а для тебя это было совершенно безопасно – в любом случае, он не дал бы тебе его выпить… Для убедительности он добавил еще один штрих – конфеты. Он вложил в коробку несколько отравленных – перед тем как отдать их инспектору Карри. – Алекс об этом догадался, – сказала Керри-Луиза. – Да, поэтому он и собирал обрезки твоих ногтей. Анализ показал бы, давали ли тебе мышьяк… – Бедный Алекс… Бедный Эрни… Все смолкли, думая о Кристиане Гулбрандсене, об Алексе Рестарике, о несчастном мальчугане Эрни и о том, как быстро убийство деформирует человеческую душу. – И все же, – сказал епископ, – Льюис сильно рисковал, когда взял в сообщники Эдгара, даже если имел над ним какую-то власть. Керри-Луиза покачала головой. – Нет, не то чтобы он имел над ним власть. Эдгар был предан Льюису. – Как Леонард Уайли своему отцу, – сказала мисс Марпл. – Мне даже казалось… Она деликатно не стала продолжать. – Значит, ты заметила между ними сходство? – спросила Керри-Луиза. – А ты знала? – Догадывалась. Я знала, что у Льюиса, до того как он встретил меня, было кратковременное увлечение одной актрисой. Он сам рассказал мне об этом. Связь не была серьезной, она была авантюристкой и его не любила. Но я не сомневаюсь, что Эдгар – сын Льюиса… – Да, – сказала мисс Марпл. – Тогда все объясняется… – И он отдал жизнь за своего сына, – сказала Керри-Луиза. Она умоляюще взглянула на епископа. – Ведь вы знаете это. Снова наступило молчание, а потом Керри-Луиза сказала: – Хорошо, что все кончилось именно так… Он отдал жизнь, стараясь спасти своего сына… Люди, которые могут быть очень хорошими, способны быть и очень плохими. Я всегда знала, что это относилось и к Льюису… А ведь он очень любил меня. А я любила его. – Ты когда-нибудь прежде… подозревала его? – спросила мисс Марпл. – Нет, – сказала Керри-Луиза. – Меня озадачила история с мышьяком. Я знала, что Льюис не мог бы меня отравить, а между тем в письме Кристиана определенно говорилось, что меня пытаются отравить. И тогда я решила, что все мои представления о людях были неверными… – Но когда Алекса и Эрни нашли мертвыми, – спросила мисс Марпл, – ты все-таки заподозрила что-то? – Да, – сказала Керри-Луиза. – Потому что никто, кроме Льюиса, на это не решился бы. И я стала бояться его следующего шага… Она поежилась, как от озноба. – Я восхищалась Льюисом. Меня восхищало – как бы лучше сказать – то, что было в нем хорошего. Но я вижу, что хороший человек обязательно должен быть смиренным. Доктор Голбрейт ласково сказал: – Вот этим, Керри-Луиза, я всегда восхищался в вас – вашим смирением. Прелестные голубые глаза раскрылись широко и удивленно. – Но у меня-то – никаких талантов, и вообще не такая уж я хорошая. Я способна только восхищаться хорошими качествами в других. – Милая Керри-Луиза, – сказала мисс Марпл. Эпилог – Думаю, что бабушке будет хорошо с тетей Милдред, – сказала Джина. – Тетя Милдред стала гораздо симпатичнее, не такая чудаковатая, если понятно, что я имею в виду. – Я поняла, что ты имеешь в виду, милочка, – сказала мисс Марпл. – А мы с Уолли недели через две возвращаемся в Штаты. Джина искоса взглянула на своего мужа. – Там я забуду и Стоунигейтс, и Италию, и свои девические годы и сделаюсь стопроцентной американкой. Нашего сына будут до старости называть Младший. Уолли, могу ли я сказать лучше, чем сказала? – Конечно, не можешь, Кэт [73] , – сказала мисс Марпл. Уолли снисходительно улыбнулся старой даме, путавшей имена, и мягко поправил ее: – Она Джина, а не Кэт. Но Джина рассмеялась. – Она знает, что говорит. Тебя, вот увидишь, сейчас назовет Петруччио. – Просто я считаю, – сказала мисс Марпл, обращаясь к Уолтеру, – что вы поступили очень мудро, дорогой мальчик. – Она считает, что ты для меня самый подходящий муж, – сказала Джина. 73 Кэт (сокр. от Катарина) и ниже Петруччио – персонажи комедии Шекспира «Укрощение строптивой» (1593—1594). Мисс Марпл переводила взгляд с одного на другого. Как приятно, думала она, видеть любящих друг друга молодых людей. А Уолтер Хадд из угрюмого молодого человека преобразился в добродушного, улыбчивого великана… – Вы оба напоминаете мне… Джина ринулась к мисс Марпл и зажала ей рот рукой. – Нет, милая! – воскликнула она. – Не продолжайте! Мне подозрительны эти параллели с вашими деревенскими соседями. В них всегда таится какая-нибудь шпилька. Ведь вы такая насмешница! Ее глаза затуманились. – Я часто думаю о вас, о тете Рут и о бабушке, о том, как вы когда-то в молодости дружили… И очень хотела бы знать, какими вы тогда были, но как-то не могу себе это представить. – Еще бы! – сказала мисс Марпл. – Ведь все это было так давно…