— Значит, трудности у вас были, — сделал вывод Нельс.

— Да, небольшие.

— И что, вы сразу вытащили тело?

— Нет. Пришлось оборачивать сеть рывками. Но как только обернули, то сразу вытащили.

— Шериф, — обратился к Арту адвокат. — Вы говорите, что приходилось оборачивать сеть рывками… Не мог ли покойный, пока вы поднимали его, удариться головой о борт? Или что-нибудь еще? Скажем, о кормовой планшир или роульс? Возможно ли такое?

— Не думаю, — ответил Арт. — Я бы заметил.

— Значит, не думаете… — сказал Нельс. — Ну, а когда выпутывали его из сети? Когда клали на палубу? Вы говорите, Карл был тяжелым, двести тридцать пять фунтов, да к тому же окоченел в воде. Испытывали ли вы трудности такого рода, шериф?

— Да, тело было тяжелым, и даже очень. Но нас было двое и действовали мы очень аккуратно. Так что тело ни обо что не ударялось.

— Вы уверены?

— Даже не припомню, чтобы задели телом обо что-то. Действовали мы очень аккуратно.

— Однако вы не помните наверняка, — возразил Нельс. — Иными словами — у вас есть какие-либо сомнения на этот счет? Возможно ли, шериф Моран, что, перемещая тяжелое тело, управляя лебедкой, механизмом, для вас незнакомым, и вообще с трудом затаскивая утонувшего человека весом в двести тридцать пять фунтов, возможно ли, что в процессе этого вы недосмотрели и покойный ударился головой? Уже после смерти? Возможно ли такое?

— Да, — ответил Арт. — Думаю, возможно, однако маловероятно.

Нельс обернулся к присяжным.

— Вопросов больше нет, — сказал он.

И вернулся на место рядом с подсудимым, наблюдавшим за ним. Нельс шел медленно и от этого испытывал неловкость, потому что в молодости, отличаясь гибкостью и спортивным телосложением, легко пересекал зал суда и чувствовал на себе восхищенные взгляды окружающих.

Без четверти одиннадцать судья Филдинг объявил перерыв. Он обернулся, глядя на тихо падающий снег, и потер седеющие брови и кончик носа. На нем была черная мантия; он поднялся, провел руками по волосам и, тяжело ступая, направился в свой кабинет.

Нельс Гудмундсон шептал что-то на ухо подсудимому Миямото Кабуо; тот отклонился вправо и едва заметно кивнул. Через несколько рядов сидел Элвин Хукс, подперев ладонями подбородок и выстукивая по полу каблуком; всем своим видом он выражал нетерпение, но не разочарование. Публика на галерее встала, позевывая; одни, спасаясь от отупляющей духоты, побрели в коридор, другие со смешанным чувством страха и удивления глядели на снег, падавший по дуге и залеплявший окна. В белесом декабрьском свете их лица казались спокойными, какими-то благоговейными. Те, кто приехал на машинах, с раздражением думали о том, как будут добираться домой.

Эд Сомс отвел присяжных попить тепловатой воды из стаканчиков и показал, где находится туалет. Потом вернулся в зал и тяжелой походкой церковного сторожа начал обходить радиаторы, закручивая вентили. Но в зале все равно было слишком душно; нагретый воздух никак не рассеивался. Пар начал оседать тонкой дымкой в верхней части окон, затемняя зал суда, заглушая бледный утренний свет.

Исмаил Чэмберс нашел место на галерее и сел, постукивая резинкой на карандаше по нижней губе. Как и все жители Сан-Пьедро, он узнал о смерти Карла Хайнэ 16 сентября, в тот день, когда нашли тело. Исмаил звонил преподобному Гордону Гроувзу из лютеранского прихода насчет темы воскресной проповеди для колонки «В церквях нашего острова», которую раз в неделю помещал в «Сан-Пьедро ревю» рядом с расписанием паромов Анакортеса. Преподобного он не застал, однако его жена Лиллиан рассказала Исмаилу, что Карл Хайнэ утонул, запутавшись в собственной сети.

Исмаил ей не поверил — у Лиллиан Гроувз была репутация сплетницы. Он повесил трубку, но слова Лиллиан не шли у него из головы. Все еще не веря, он позвонил шерифу и спросил у Элинор Доукс, которой, впрочем, тоже не доверял. Да, ответила она, Карл Хайнэ утонул. Да, в море. Нашли в собственной сети. Шериф? Нет, сейчас его нет. Скорее всего, у коронера.

Исмаил тут же позвонил Хорасу Уэйли, коронеру. Да, подтвердил Хорас, придется поверить. Карл Хайнэ мертв. Ужасно, правда? А ведь с Окинавы вернулся… Да, Карл Хайнэ… просто не верится. Ударился обо что-то головой.

— Шериф? — переспросил Хорас. — Недавно был. Только-только с Абелем вышли. Сказали, что едут в доки.

Исмаил повесил трубку и сел, подперев рукой лоб; он вспомнил, как они учились с Карлом в старших классах. Оба окончили школу в 42-м. Играли в одной футбольной команде. Исмаил вспомнил, как однажды, осенью 41-го, они ехали всей командой на автобусе на встречу с беллингемцами. Ехали в форме, со шлемами на коленях, каждый держал свое полотенце. Исмаил помнил Карла с полотенцем, обернутым вокруг толстой немецкой шеи; тот глядел в окно на поля. Быстро опускались ноябрьские сумерки. Карл смотрел на затопленные низкорослой пшеницей поля, куда прилетали на зимовку дикие арктические гуси. Наклонив голову, он выставил квадратный подбородок; у него уже пробивалась светлая щетина.