– Куда вы теперь меня поведете?

– Мы с вами навестим леди Седжвик.

– Она остановилась здесь?

– Да, с дочерью.

Мисс Марпл поднялась. Она окинула взором вестибюль:

– Бедный «Бертрам».

– Что вы хотите сказать этим «бедный „Бертрам“?»

– Я думаю, вы прекрасно знаете, что я имею в виду.

– Ну, если посмотреть на дело с вашей точки зрения, может, и понимаю.

– Всегда становится грустно, когда предстоит разрушить произведение искусства.

– Вы называете это произведением искусства?

– Конечно. Так же, как и вы.

– Пожалуй, я понимаю, о чем идет речь.

– Это все равно как если у вас в цветнике вдруг обнаруживается корневая гниль. Ничего другого не остается, как все выкопать с корнем.

– Я не слишком разбираюсь в садоводстве, но замените метафору на гниль в обществе, и я соглашусь.

Они поднялись наверх и прошли по коридору к угловому апартаменту, который занимала леди Седжвик с дочерью.

Старший инспектор Дэви постучал в дверь, раздался голос, приглашающий войти, и он вошел впереди мисс Марпл. Бесс Седжвик сидела у окна в кресле с высокой спинкой. У нее на коленях лежала раскрытая книга, которую она не читала.

– Это снова вы, старший инспектор?

Бесс перевела глаза с него на мисс Марпл, и в них мелькнуло удивление.

– Это мисс Марпл, – объяснил старший инспектор Дэви. – Мисс Марпл, это леди Седжвик.

– Мы уже встречались, – сказала леди Седж-вик. – Вы на днях беседовали с Селиной Хейзи, не так ли? Садитесь, пожалуйста. – Она повернулась к старшему инспектору Дэви: – Есть ли какие-нибудь новости о человеке, стрелявшем в Эльвиру?

– В сущности, это нельзя отнести к разряду новостей.

– Сомневаюсь, что когда-нибудь вам удастся дознаться. В таком тумане всякая нечисть бродит в поисках одиноких женщин.

– До некоторой степени это так, – согласился Папаша. – Как ваша дочь?

– О, Эльвира пришла в себя. С ней все в порядке.

– Она здесь, с вами?

– Да. Я позвонила полковнику Ласкомбу, ее опекуну. Он пришел в восторг от того, что я ею займусь. – Бесс неожиданно рассмеялась. – Такой милый старикан. Он очень стремился к воссоединению матери с дочерью.

– Наверное, он был в этом прав, – сказал Папаша.

– Да ничего подобного! Может быть, просто на данный момент так лучше. – Она повернулась к окну, и голос ее изменился. – Я слышала, вы арестовали моего приятеля Ладислава Малиновского. В чем его обвиняют?

– Он вовсе не арестован, – поправил ее старший инспектор Дэви. – Он просто помогает следствию.

– Я направила к нему своего адвоката.

– Очень разумно, – одобрил Папаша. – Любой человек, у которого сложности с полицией, должен опираться на помощь адвоката. Иначе так легко сказать что-нибудь не то.

– Даже если ты абсолютно невиновен?

– Возможно, в таком случае адвокат еще нужнее.

– Да вы, оказывается, циник? О чем же вы его расспрашиваете, хотела бы я знать. Или это недопустимо?

– Прежде всего нам необходимо точно установить все, что он делал в тот вечер, когда убили Гормана.

Бесс Седжвик резко выпрямилась:

– Неужели вам в голову пришла безумная мысль, что Ладислав стрелял в Эльвиру? Они даже незнакомы.

– Он мог бы это сделать. Его машина как раз стояла за углом.

– Чепуха, – произнесла леди Седжвик безапелляционным тоном.

– Вас сильно расстроила стрельба в тот вечер, леди Седжвик?

Она выглядела слегка удивленной.

– Конечно, я расстроилась, когда моя дочь чуть не лишилась жизни. Чего еще вы ждали?

– Я не то имел в виду. Насколько вас расстроила смерть Майкла Гормана?

– Я очень сожалела. Он был смелым человеком.

– И только?

– Что еще я могу сказать?

– Вы его знали, не так ли?

– Конечно. Он ведь здесь работал.

– Вы знали его немного лучше, чем просто в качестве швейцара.

– О чем вы?

– Ну, полно, леди Седжвик. Он был вашим мужем, разве не так?

Бесс помолчала, не проявив, однако, никаких признаков волнения или удивления.

– Вам многое известно, не так ли, старший инспектор? – Она вздохнула и откинулась на спинку кресла. – Я его не видела… постойте-ка… много лет. Двадцать, а может быть, больше. А тут однажды выглядываю в окно и узнаю Мики.

– И он вас узнал?

– Как ни странно, но мы оба узнали друг друга, – сказала Бесс. – Мы и пробыли-то вместе всего какую-нибудь неделю. Потом нас отыскала моя семья, они откупились от Мики и вернули меня с позором домой. – Она вздохнула. – Я была очень молода, когда сбежала с ним. И очень мало знала. Юная дурочка с головой, набитой романтическими бреднями. Он казался мне героем, особенно из-за того, что ловко сидел на лошади. Он не знал страха. И был хорош собой, весел да еще остер на язык, как всякий ирландец! Думаю, что именно я убежала с ним. Ему бы и в голову это не пришло. Но я была необузданной, упрямой и без памяти влюбленной! – Она покачала головой. – Продолжалось это недолго… Первых суток хватило, чтобы я разочаровалась. Он пил, был груб на язык и скор на руку. Когда мои домашние появились и забрали меня, я обрадовалась. Я его больше никогда не хотела видеть.