Я попросил этих людей прийти для молитвы попозже, в обед; после чего постарался собрать всю мою веру в большую кучу, желая при этом, чтобы она была у меня подобно огромной горе. (К сожалению, я не думал тогда о словах Иисуса, который говорил, что если вера наша будет величиной с горчичное зерно, то этого будет достаточно, чтобы переставлять горы. Как жаль, что у нас, христиан, в этом вопросе всё происходит как раз наоборот - нам требуется вера величиной с гору, чтобы передвинуть горчичное зерно.)

И вот, в назначенное время они пришли. Хорошо подготовившись, я надеялся, что теперь у меня будет достаточно веры для подобной молитвы и у них - тоже. Возложив свои руки на голову слепого, я молился и верил. Закончив молитву, я поскорее открыл глаза и посмотрел на больного. Увы, он оставался слеп. Я качал головой, не в силах этого понять. Ведь я же всё-таки так сильно верил!.. Эти люди ушли от меня разочарованными, а я ещё долго продолжал стоять, повторяя: "Господь, я не понимаю этого! Нет, я действительно уже ничего не понимаю!"

После неудачного случая со слепым я сказал себе: "Довольно Эрло! Никогда в жизни ты больше не отважишься на такое! Не будь впредь таким глупым ослом! Наблюдай за собой и, когда проповедуешь, будь осторожным и предусмотрительным! Не забывай о том, что всегда должна быть оставлена возможность для отступления, чтобы не случилось с тобой ничего подобного тому, что было раньше". В результате проповеди мои стали обдуманными и рассудительными. Так прошли ещё 6 последующих лет моего евангельского служения.

Миссионирования проходили в большой палатке, где я проводил евангельские собрания два раза в день - утром и вечером. Приезжая в какое-то место, я оставался там обычно по 8 - 12 или даже 14 месяцев, в течение которых проповедовал Слово Божие. И всякий раз при этом мог наблюдать одну и ту же повторяющуюся картину. Сначала на собрания приходило приблизительно сто человек, потом двести, четыреста, шестьсот. Позднее число приходящих вновь начинало уменьшаться в обратном порядке, и к концу года продолжало приходить опять не более ста человек.

При евангелизациях сотни людей обращались к Господу. При этом было вполне обычным явлением, если после собрания двести человек выходили вперёд, заявляя тем самым о своём желании обратиться и принять Иисуса. Случалось даже, что вся многосотенная масса народа, всё собрание обращалось к Господу! Однако проходило несколько месяцев и от этого ничего не оставалось. Ничего! Всё возвращалось к старому. В течение одной евангелизации мы продавали сотни Библий, но от этого жизнь людей нисколько не менялась или изменялась очень мало.

В это время ко мне приходили другие проповедники и спрашивали о том, каким образом мне удаётся постоянно собирать на свои богослужения сотни людей. К сожалению, они видели только это и не понимали, что при всём том я чувствовал себя самым несчастным человеком на земле. Ведь я-то мог видеть, что происходит на самом деле, с чего я начинаю и чем кончаю. Что получалось! Мы стремимся к тому, чтобы евангелизировать весь мир, а на самом деле выходит наоборот - всё больше и больше распространяется безбожие. Я не способен был понять и объяснить это.

Кроме того, меня постоянно преследовала одна мысль, которая шла из глубины сердца и очень удручала меня. Обычно, проводя евангелизации, я старался ставить свою палатку в самом многолюдном месте, чтобы легче было собирать людей. При этом я всегда думал: "Эрло, в этом ты не похож на Иоанна Крестителя. Он проводил свои служения в пустыне, вдали от населённых пунктов, где вообще не было людей. Но, несмотря на это, почти весь Иерусалим приходил к нему. Причём не только Иерусалим, но и Иудея, Самария и даже близлежащие государства. Ты же, Эрло, сам идёшь к людям и при этом всё же испытываешь трудности, чтобы привлекать их к себе". "Иоанн, - мысленно обращаясь к нему, спрашивал я, - как это тебе удавалось? Что было твоим секретом?.." Однако этого, к сожалению, я не знал.

"Может быть, - рассуждал я, - всё заключалось в том, что Иоанн был сильной личностью, способной привлекать к себе людей? Или, может быть, он умел употреблять какие-то особенно сильные выражения в своей речи?" Я снова и снова перечитывал его проповеди и только удивлялся. Сомневаюсь, что когда-либо был ещё такой проповедник, который бы решился проповедовать так, как это делал Иоанн. "Иоанн!
– изумлённо говорил я про себя.
– Если бы ты стал проповедовать так в наши дни, то твоя голова была бы отсечена ещё быстрее, чем в твои времена!"