Шрифт:
— Граф Эберхард фон Вюрттемберг? — Афра удивленно взглянула на книготорговца.
— Вы его знаете?
— Да, то есть нет, дело в том… — Афра совершенно запуталась. — Мой отец был библиотекарем у графа фон Вюрттемберга.
— Ах, — теперь удивляться пришел черед книготорговцу. — Магистр Дибольд?
— Так его звали.
— Как — звали?
— Он упал с лошади, когда ехал в Ульм, и сломал себе шею. Я Афра, его старшая дочь.
— Как тесен мир! Много лет назад я встречался с Дибольдом в монастыре Монтекассино. Монументальное строение, расположенное высоко над долиной, целый город — там живут три сотни монахов, теологов, историков и ученых, и там же находится крупнейшая библиотека христианского мира. Как и магистр Дибольд, я прослышал о том, что монахи хотят продать немалую часть своих книг, прежде всего античных авторов. Среди бенедиктинцев аббатства они считались крамольными, а для нас были очень ценны.
— Боюсь, тогда вы сцепились с моим отцом.
— Так оно и было. Граф Эберхард фон Вюрттемберг выдал вашему отцу огромную сумму денег. Тут я был ему не конкурент. Я уже выбрал себе две дюжины старинных свитков. Но потом пришел магистр Дибольд и купил все книги, которые тогда продавались. Такому мелкому книготорговцу, как я, пришлось тогда спасовать.
— Мне очень жаль, но так уж вышло.
Книготорговец задумался.
— Позднее я пытался выкупить у него некоторые книги, естественно, так, чтобы ему было выгодно, но он отказался. Мне не удалось выманить у него ни одну из пятисот книг. Я до сих пор не знаю, зачем он цеплялся за каждую книгу из того аббатства.
Афра украдкой взглянула на Ульриха. Ульрих тоже сделал выводы. Рассказ книготорговца загадал им обоим загадку.
— Что вы имеете в виду? — спросила Афра.
Книготорговец долго молчал. Наконец он ответил:
— У древних римлян была поговорка: habent sua fata libelli.Что означает: у книг своя судьба, или же — у книг есть свои тайны. Возможно, магистру Дибольду была известна некая тайна, которую никто больше не знал. Я тоже. Это, конечно, не объясняет причину, по которой он непременно хотел обладать всеми книгами из Монтекассино, но, может быть, является указанием на то, что для его скупости были свои причины.
Ульрих фон Энзинген взял Афру за руку, не спуская глаз с книготорговца. Афра верно поняла нежное прикосновение: с этого момента ни единого лишнего слова. Лучше молчать.
— Давно все это было, — как бы между прочим заметила она.
— Пятнадцать лет назад уже, наверное, — подтвердил книготорговец. И после небольшой паузы продолжил:
— Говорите, магистр Дибольд упал с лошади?
Афра молча кивнула.
— А вы уверены?
— Не понимаю вашего вопроса.
— Ну, видели ли вы своими глазами, как ваш отец упал с лошади?
— Конечно нет. Меня при этом не было. Но кому могло понадобиться вредить моему отцу?
Ульрих с ужасом заметил, что их разговор привлек всеобщий интерес. В его голосе звучала печаль, когда он произнес:
— Говорите, если только вы что-то знаете об этом случае и вам есть что сказать. А если нет, то лучше молчите!
Афра разволновалась. Она охотно продолжила бы разговор. Но книготорговец поднял, как бы защищаясь, руки:
— Извините, я не хотел бередить старые раны. Просто мысль в голову пришла.
Позже, когда они поднимались к себе в спальню, Афра прошептала Ульриху:
— Думаешь, моего отца убили из-за этого пергамента?
Архитектор повернулся, поднял фонарь, освещавший им путь наверх по крутой лестнице, и осветил лицо Афры. На стене плясали бесформенные тени.
— Кто знает, — тихо ответил он. — Людей убивают по самым странным причинам.
— Боже мой, — пробормотала Афра. — Никто никогда не задумывался над этим. Я была слишком мала и неопытна, когда это случилось, чтобы думать о чем-то подобном.
— Ты когда-либо видела тело отца?
— Да, конечно. На нем не было никаких повреждений. Отец, казалось, просто спал. Граф Эберхард устроил ему достойные похороны. Я очень хорошо помню это. Три дня я плакала, не переставая.
— А твоя мать?
— Тоже плакала.
— Я не об этом. Ты говорила, что она добровольно ушла из жизни…
Афра прижала руку ко рту. Она тяжело дышала.
— Ты имеешь в виду, что на самом деле она вовсе не совершала самоубийства?