— Ваше величество! — почти одновременно воскликнули прелестницы, поняв, кто только что вошел в шатер в сопровождении телохранителей.

Они сделали реверанс, позабыв о том, что на них всего лишь жалкие сорочки.

— Приветствую вас, сударыни, на моем последнем холостяцком летнем празднике. Хватит расхаживать в этих тряпках. Мы доставили сюда лучшее нижнее белье, оно все ваше, — усмехнулся Конрад. — Прикажи своему человеку немедленно принести его сюда, — добавил он, обращаясь к молча стоящему у него за спиной Маркусу, и снова повернулся к девушкам. — На обед у нас нежнейшая оленина, мои красавицы, и гусь в кислом соусе. Нет ли у вас каких-нибудь жалоб, прежде чем мы начнем?

— Моя единственная жалоба заключается в том, что сенешаль Маркус не попросил закрепить за ним время в моем напряженном расписании, — сказала пышногрудая пастушка, вызвав взрыв смеха.

Маркус, что было для него нехарактерно, залился румянцем.

— Слишком занят в этом году, — отведя взгляд, пробормотал он.

Поддразнивая его, женщины разразились возгласами разочарования, а Конрад, как бы разделяя их огорчение, покачал головой.

— Знаю, мои милочки, знаю, он нарушает все правила. И не объясняет мне почему. По-моему, его что-то сильно отвлекает… на стороне, — и добавил еле слышно, предостерегающим тоном: — И я намерен выяснить, кто она такая.

Маркус непроизвольно вздрогнул, а Конрад рассмеялся и хлопнул его по плечу.

— Ну что ж, увидимся позже.

Жестом показав Маркусу, чтобы тот придержал клапан шатра, император вышел в ясное, прохладное утро.

Этим летом менестрель Жуглет отсутствовал, к великому неудовольствию Конрада. На протяжении нескольких лет молодой менестрель отказывался от любых приключений, чтобы появиться здесь со своим инструментом и открыть пиршество. Конрад не мог придумать, какое дело могло настолько увлечь его любимого придворного музыканта, чтобы тот пропустил летний праздник. Тем не менее это произошло. Что было особенно досадно именно нынешним летом, когда требовалось постоянно приглушать какофонию слухов о предстоящей женитьбе монарха.

Вопиющие земельные притязания французского короля ясно давали понять императору, что необходимо усилить свое влияние на западе. И поскольку ему уже давно пора было жениться, он решил подыскать себе жену на западном фланге империи. Точнее говоря, он подыскивал невесту из пограничного графства Бургундия, имевшего дурную репутацию «самостоятельного» и теснее связанного с независимым герцогством Бургундия по ту сторону Соны, нежели с самой империей.

В графстве Бургундия правил дядя Конрада со стороны отца, Альфонс, которого Конрад терпеть не мог. Альфонс, как и все графы Бургундские до него, не упускал ни малейшей возможности бросить вызов власти императора; Конрад, как и все императоры до него, соответственно использовал любой повод как можно теснее связать Бургундию со своим двором. Дочь Альфонса Имоджин была единственной наследницей Бургундии, и ее брак с Конрадом казался наиболее простым и разумным разрешением конфликта.

Однако Рим запрещал браки между двоюродными братьями и сестрами, и поэтому Имоджин была обручена с Маркусом, а для его императорского величества по всей Бургундии разыскивали других невест. К несчастью, император и Ассамблея обладали взаимным правом вето. Пока это приводило к тому, что все предложения отвергались, поскольку Конрада устраивал союз, который усилил бы его власть, а Ассамблею, напротив, исключительно такой, который мог эту власть ослабить. В результате Конраду постоянно докладывали о бургундских аристократках брачного возраста, и он жаждал, чтобы Жуглет находился рядом, деликатно подсказывая, как лучше отклонять нежелательные кандидатуры.

Когда превращение в благородных дам завершилось, Маркус дал знак музыкантам. Небольшая, но впечатляющая группа куртизанок выплыла вслед за ним из шатра, мгновенно вызвав восторженную реакцию собравшихся мужчин. Позже в тот день Конрад имел намерение провести время с одной из женщин, наряженной австрийской герцогиней, но утро отвел на то, чтобы с отеческим видом расхаживать по влажному от росы двору, удостоверяясь, насколько деятельно все предаются плотским утехам и благодарны ли своему повелителю за дарованную возможность делать это. Оба телохранителя следовали за ним на достаточном расстоянии, чтобы монарх мог притворяться, будто их вовсе нет.

Поскольку обеспечить всех личными покоями в недостроенном горном дворце не представлялось осуществимым, любовники устраивались кто как мог. Только у Конрада и Маркуса имелись собственные палатки. Как и шатер, их украшали изображения черного императорского орла и семейного герба Конрада — стоящего на задних лапах черного льва. Все утро король уголком глаза поглядывал в сторону палатки своего сенешаля. Но никто не входил внутрь и не выходил оттуда, а когда в конце концов в палатку удалился сам Маркус, с ним никого не было. Дав знак телохранителям оставаться снаружи, император проскользнул вслед за сенешалем, самодовольно ухмыляясь в предвкушении.

Даже в уединении собственного убежища Маркус не забывал об осторожности, целиком накрыв простыней себя и свою партнершу, на которую он, судя по очертаниям тел, уже взобрался. Оба старались вести себя очень тихо. Конрад на мгновение остановился, проверяя, не заметили ли они его, — он привык, что на него мгновенно обращали внимание всегда и везде, в особенности собственный сенешаль. Однако парочка была слишком увлечена друг другом. Тогда он протянул руку, внезапным резким движением сорвал простыню и спрятал ее за спину, чтобы любовники не смогли дотянуться.