Жанетта двинулась прочь от лестницы, однако Виллем удержал ее, схватив за запястье. Она рванулась и посмотрела на свою руку, потом перевела взгляд на него.

— Так чем она расстроена? — спросил он. Жанетта презрительно вздернула подбородок.

— Если ты этого не знаешь, то и не заслуживаешь, чтобы знать. — Она освободилась от хватки Виллема. — В особенности потому, что ответ у тебя под самым носом.

Потом извинилась и ушла. Арфа смолкла. Конрад наконец вернулся в свои покои. Замок уснул. Глядя поверх стен Кенигсбурга в темное небо, Виллем обдумывал слова Жанетты, вслушиваясь в биение собственного сердца.

В бледном свете луны, устремившись наконец-то на юг в безумной надежде остановить надвигающееся бедствие, Маркус пришпорил коня, заставив его перейти в галоп, слишком охваченный отчаянием, чтобы беспокоиться о том, что оба они рискуют сломать себе шеи.

11 июля, поздний вечер

Маркус, как бешеный, скакал сквозь вечернюю летнюю грозу, загоняя коня и понимая, что посланец намного опережает его. Он и сам не знал, зачем мчится: ни помешать вручить Имоджин письмо отца, ни сделать так, чтобы это послание растворилось в воздухе, было невозможно. Отчаяние подталкивало его к тому, чтобы предпринять хоть что-нибудь и быть рядом с Имоджин — совершенно неразумные действия, не имеющие никаких логических обоснований. «Мы можем сбежать», — думал он, содрогаясь при мысли, какой громкий скандал это вызовет в обществе.

Нужно было остаться при дворе. Нужно было попытаться отравить Виллема. Господь Великодушный, нет, только не это, он на такое не способен… хотя мысль о том, чтобы отравить Альфонса, не вызывала у него отторжения. Но даже это не изменило бы того факта, что сообщение уже послано. Может, есть способ кастрировать Виллема? Продолжая скакать, Маркус истерически расхохотался, но потом смех перешел в рыдания. Теперь Виллем стал особой неприкосновенной… да и разве хватит у Маркуса мужества для таких вещей? Раненая нога ныла ужасно и в конце концов полностью онемела от колена и ниже.

Он не останавливался даже ради краткого отдыха. Время от времени он чувствовал, что засыпает на скаку, но прекрасно сохранял равновесие в седле с высокой спинкой — когда-то, во времена активного увлечения воинским делом, ему не было равных в искусстве верховой езды. Иногда в полусне он принимал швыряемые ветром капли дождя за ласковые прикосновения маленьких рук Имоджин. Временами в отупевшее сознание просачивалась мысль — и ему почти удавалось убедить себя, что это правда, — что он неправильно судил о графе и в посланном на юг сообщении ничего страшного нет. Только в эти краткие мгновения Маркусу становилось хоть немного легче.

12 июля

Страдая от похмелья, Эрик тем не менее пришел в себя раньше, чем его кузен. Оба проспали мессу, и Конрад велел пажам не будить Виллема и к завтраку. Очнувшись наконец, рыцарь обнаружил, что находится в теплой комнате с закрытыми ставнями. Разбитость ощущалась и в сознании, и в теле. Он долго лежал, раздумывая над тем, что произошло вчера днем и вечером.

Где-то в полдень появился Эрик, жизнерадостно отряхнулся от капель дождя и помог покрытому синяками кузену одеться. Пройдя через апартаменты Конрада и спустившись по винтовой лестнице, они оказались в зале. Конрад встал и приветствовал Виллема, широко раскинув руки. На его лице играла самодовольная ухмылка, предназначенная стоящему рядом Павлу, которого он, как обычно, игнорировал.

Зал выглядел не так ярко и празднично, как прежде, и дело было не только в закрытых из-за дождя ставнях: сейчас здесь чувствовалось что-то еще, какое-то еле заметное изменение атмосферы. Спустя мгновение Виллем понял, в чем дело: за столами на подмостках расположились главным образом седые вельможи, рядом с каждым из которых сидела привлекательная молодая женщина. Все мужчины встали, приветствуя Виллема.

Сегодня Конрад собрал у себя исключительно замужних дам с их богатыми немолодыми мужьями.

Едва Виллем вошел, все присутствующие разразились бурными аплодисментами и криками «ура!», повергнув его в смущение.

С ощущением ужасной неловкости вчерашний герой пересек зал, остановился перед троном и поклонился.

— Ваше величество, — заговорил он, чувствуя прикованные к спине оценивающие взгляды дам. — Примите мою самую искреннюю благодарность за приглашение к вашему столу.

Конрад одарил его сияющей улыбкой.

— Это я должен благодарить судьбу, Виллем, за то, что при моем дворе появился человек с таким характером. Если твоя преданность хотя бы наполовину так же сильна, как рука, лучшего вассала и желать не надо. Мы учреждаем должность рыцаря императора, и в течение месяца ты будешь посвящен первым, если, конечно, готов присягнуть мне по доброй воле.