Шрифт:
– Танкред Бронн…
– Вот и познакомились. Я ведь специально к вашей охране прибился… Большой бакшиш заплатил.
– Зачем? – я решительно перестал что-то понимать.
– Как это зачем? Друг мой, тут война с Джавдатом назревает. В пустыне вас от скорпионов охранять куда спокойнее.
– Прошлый раз, позволю себе заметить, спокойно не было…
– А-а-а, бросьте. За то уже уплачено. Дело прошлое. Сейчас эмирам не до вас.
Мы с ним опустились рядом на сложенные у палатки ящики.
– А Ахмад? – спросил я.
– С ним людей раз-два и обчелся. Не будет он рисковать. Этот шакал удрал в пустыню и долго еще не покажется…
– В вас определенно есть что-то от местных, – заметил я, – даже сначала принял вас за араба.
– Так я десять лет по Востоку мотаюсь. С волками живешь рано или поздно сам завоешь, – философски пожал плечами Михал, – и это. Давайте уж на «ты», как-никак мы в одном бою были, хоть и по разные стороны… Скрестили, так сказать, оружие на брудершафт.
– Хорошо. Ты сам откуда будешь?
– Из Варшавы, – мечтательно вздохнул он, – что за город, чистая сказка.
– Как же тебя сюда-то занесло? – спросил я нашего нежданного стража.
– Да так… Я еще с детства о море мечтал. Паруса там, яхты, шхуны и прочие бригантины. Ну и мир посмотреть, само собой. Оттого и совсем молодым еще дурнем удрал в Гданьск, и нанялся на сухогруз… Да вот незадача – досталось мне все больше кочегаром, да в машинной команде ходить. А там кроме котлов, да топок особо ничего и не увидишь. В общем, в Тулоне я взял расчет и немного поболтавшись без дела завербовался в легион. С ним и попал в Алжир…
– Тоже мир посмотреть хотел?
– Ага, – он хмыкнул, – молодой был, глупый. Но в легионе мне быстро надоело. Здорово нас там сержанты гоняли. Сбежал я, короче, оттуда, и пошел уже сам неприятностей себе искать. Без сержантов. Тут как раз революция началась. В общем, поглядел я на мир. От Марокко до Индии меня носило.
– Ясно, – меня одолели воспоминания о революции и конце войны. А закончилась она для меня пленом… Михал щелчком отбросил докуренную сигарету. Окурок искрой прочертил воздух и покатился по песку.
– Вот так вот, – подвел он итог своему рассказу.
– Вот тут все и случилось, – я указал профессору на безобразную дыру, оставшуюся вместо дверного проема.
– Странно, – герпетолог почесал бороду, – кобры никогда не встречаются в совершенно безводных местах. Да и шакал тоже не чисто пустынное животное… В общем, где-то здесь должна быть вода.
– Невероятно, – покачал головой дю Понт, – люди ушли отсюда уже несколько столетий назад. И судя по всему именно потому, что вода закончилась.
– Не могу сказать, что здесь было несколько столетий назад, но сейчас где-то недалеко просто обязан быть источник.
– Может в горах? – я указал на хребет на горизонте.
– Далековато. На глаз километров тридцать, а то и все пятьдесят…
– Ну что ж, будем искать.
Мы с дю Понтом побрели вдоль по заброшенной улице, а профессор Пикколо остался изучать фауну пресмыкающихся в разломанном мной проеме.
Все вокруг производило гнетущее впечатление. Есть все-таки в заброшенных городах нечто мрачное. Даже солнечным днем. Мы пересекли еще одну небольшую площадь, и подошли к массивному строению в дальнем от ворот конце города. Судя по всему, когда-то это была церковь. Двери рассохлись и выпали на каменные плиты высокого фундамента. Внутри царил пыльный полумрак, рассеченный лучами падавшего сквозь дыры в крыше света. В золотистых столбах вальсировали искристые пылинки. Высоко под потолком шуршали какие-то местные обитатели, явно не слишком довольные нашим визитом. Кто-то из них, гулко захлопав крыльями, вылетел через дыру на улицу.
– Смотрите, – дю Понт указал в один из боковых проходов, – неужели это они. Мы подошли ближе. В небольшой келье был темно и душно. Но даже сквозь полутьму можно было разглядеть лежавшие в беспорядке у стены папирусные свитки.
– Надо вынести рукописи, – завороженно прошептал я, – но сначала зафотографировать и зарисовать их порядок…
– Скорее в лагерь за фотоаппаратом, – тоже шепотом ответил дю Понт.
Лагерь бурлил и кипел. Ставились палатки, протаптывались дорожки, сооружались навесы для машин и ящиков с оборудованием. Приставленные нам охранниками люди Абдаллы расположились в тени полуразрушенной городской стены и с интересом наблюдали за происходящим. Кроме варшавского романтика нам достались его напарник по плену – Алекс, несколько арабов и пара нубийцев. Мне они внушали скорее опасения, нежели чувство опасности, но выбирать не приходилось.
Вооружившись всем необходимым, мы вернулись в церковь и старательно все сфотографировали и зарисовали на схеме. Потом бережно разобрали свитки и отнесли их в лагерь. К моему разочарованию все манускрипты были относительно поздними. Похоже, жители города вели подробную хронику своей жизни.
Последующие дни я провел разбирая папирусы. Нежно и бережно разворачивая их, чтобы не повредить, фиксируя между стеклянными пластинами, фотографируя и прорисовывая. За стенами палатки кипели раскопки, Лярош постоянно что-то ковырял в своем танке, Гульельмо Пикколо бродил по пустыне с набором мешков, сачков и банок, занятый сбором своих коллекций, а передо мной разворачивалась драматическая история затерянного в песках и надежно отрезанного от мира оазиса.