Музей в цоколе обелиска долго не открывали, и Эммануил Филиппович забрал назад свои книжки. Я признался, что конспектировал их. «Ну и молодец!» — сказал Ципельзон.

Вчера в Москву вернулись космонавты Быковский и Терешкова. На память записываю некоторые «неофициальные» детали их полёта.

Если все предыдущие старты (Гагарин, Титов, Николаев, Попович) проходили сравнительно спокойно, то Быковскому пришлось отдуваться за всех. Постоянно что-то не ладилось, и старт переносили, Валерия то сажали в корабль, то вытаскивали. Один раз он досидел до 5-минутной готовности, но и после её объявления Быковский просидел в корабле ещё часа три. Всю эту нервотрепку он переносил с удивительным спокойствием и самообладанием, вызывая уважение всех специалистов космодрома.

В домике космонавтов три комнаты – для мужчин, одна – для женщин. В мужских поставили итальянские кондиционеры, а в женской пока нет.

Накануне полёта Б.В.Раушенбах 22 и К.П.Феоктистов 23 часа три сидели с Терешковой и объясняли ей, что ничего страшного не произойдёт. Когда Б.В. спросили: «А что, она боялась?», он ответил с улыбкой: «Да нет, мы боялись...»

Сидя в корабле, Терешкова очень волновалась, резко подскочил пульс, но перегрузки на активном участке полёта ракеты она перенесла лучше всех мужчин, без умолку тараторила, все очень удивлялись. И в первые сутки полёта она была очень оживлена, потом притомилась, неохотно отвечала на вопросы.

На одном из витков Быковский доложил: «Был космический стул». Слово «стул» услышали как «стук», и все очень переполошились. Когда корабль ушёл из зоны радиовидимости, все специалисты бросились искать причину стука, а когда Быковский снова вошёл в зону, передали на борт:«Постарайтесь по возможности выяснить причину стука». Теперь уже Быковский ничего не понял. Земля и «Ястреб» долго выясняли отношения, пока Быковский не назвал всё с ним случившееся, не прибегая к медицинской терминологии. 24

Терешкова садилась в грозу при низкой облачности. Подбежавших к ней мужчин просила помочь снять с неё скафандр. Те робели: им казалось, что под скафандром она голая. Когда Быковскому сообщили, что Терешкова благополучно приземлилась, он был вне себя от радости, громко кричал «ура!»

Полёт Валерия был рассчитан на 4-10 суток, но корабль недобрал высоты и, чиркая об атмосферу, тормозился, внося свои коррективы в сроки полёта. Физически Быковский чувствовал себя хорошо. В Кремле на длительном полёте не настаивали, давая понять, что разрыв в сроках приземления должен быть минимальный, чтобы вместе отпраздновать победный финиш. Ведь для Хрущёва вся эта космическая медицина и её проблемы были как китайская грамота, главное – фанфары на весь мир!

После приземления Быковского долго искали. Генерал, ответственный за поиски, услышав доклад «вижу два тёмных предмета», переданный с поискового вертолёта, кричал: «Мне не предметы нужны, а космонавт!» Первый человек, увидевший его после приземления, испугался и убежал. Потом к нему прыгнули два парашютиста, наладилась радиосвязь. На вопрос о самочувствии Валерий отвечал: «Моё-то отличное, а вот один парашютист зацепился за дерево и висит. Сейчас пойдём его выручать...»

Во время рапорта Хрущёву во Внуково Терешкова запнулась. Пауза была очень долгой, мне её стало жалко, захотелось помочь. Но она овладело собой и доложила всё до конца без запинки.

Москва, 22 июня 1963 года Торжественная встреча Валерия Быковского и Валентины Терешковой

Пропагандистский полёт Терешковой («Первая в мире женщина-космонавт – наша, советская!») я бы не назвал удачным. Вся предстартовая энергия Валентины Владимировны быстро испарилась, она стала апатична и инертна, просила оставить её в покое, сдвигала выполнение программы на более поздние сроки. Ни одна её попытка сориентировать корабль не удалась. «Карапь не слушается...», — так дразнил Терешкову потом Герман Титов, вспоминая её доклады с орбиты. Когда почти всё «рабочее тело» – газ, необходимый для ориентации, – было израсходовано, Королёв вынужден был отказаться от дальнейших попыток сориентировать корабль вручную и решил посадить «Восток-6». Во время приземления по оплошности Терешковой металлический срез скафандра оцарапал её лицо. Королёв был крайне раздражён результатами полёта Терешковой, и дома в сердцах сказал жене: «Бабам в космосе делать нечего!»

Если Валерий Фёдорович Быковский и после своего второго космического полёта в сентябре 1976 года, и после третьего – в августе-сентябре 1978 года оставался неизменно приветливым и дружески расположенным к нам, журналистам, человеком, то Валентина Владимировна, заняв высокие посты в партии (член ЦК КПСС!), став председателем Комитета советских женщин, вице-президентом Международной демократической федерации женщин, председателем Президиума Союза советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами, а в последние годы – руководителем Российского центра международного и культурного сотрудничества, от обилия столь высоких и одновременно столь мало ответственных должностей совсем было уверовала в свою уникальность. Среди всех наших космонавтов она отличалась капризностью, нетерпимостью и надменностью, граничащей с грубостью. Я всегда говорил, что насколько нам повезло с первым мужчиной в космосе, настолько с первой женщиной не повезло...

Ленинград – Москва – Валдай – Новгород – Таллин – Москва – Обнинск – Москва

Напечатал в журнале «Юность» повесть «Кузнецы грома» 25 . Вся построена на реалиях моего недавнего ракетного прошлого, но, чтобы притупить внимание цензуры, космонавты в повести летят аж на Марс. Цензура спохватилась, когда на «Правде» уже пошёл тираж. Остановили машины. Ночью мне позвонил Борис Полевой 26 и умолял что-нибудь предпринять. Наутро я позвонил помощнику К 27 , Юрию Николаевичу Орешкину, купил две бутылки коньяка и поехал к нему. Он обещал решить вопрос у К. Как рассказал мне Орешкин, он передал вёрстку журнала К вечером, а наутро тот, не раздеваясь, зашёл к нему в кабинет и, не здороваясь, спросил: