— И давно заинтересовало вас Скалистое плато?

— После прочтения книги известного древнеармянского историка Анания Ширакаци. По его сведениям, цари Армении из династии парфянских аршакидов имели какую-то власть над районом Скалистого плато и пропускали через него воинственные племена Северного Кавказа, которые выступали против сасанидского Ирана, главного их неприятеля.

Видите, какое переплетение: аланы, армяне… Интересно, аланы-кочевники, армяне-земледельцы, мастера по камню и металлу. Разве нельзя допустить, что в пещерах Скалистого плато жили потомки и тех, и других? Ведь район Скалистого плато охранялся, по данным средневековых авторов, воинами-аланами. Здесь, я вам скажу, непочатый край для настоящего исследователя.

— Вашим знаниям можно позавидовать.

— Э-э-э, — махнул рукой Заров, — чему здесь завидовать? Просто к старости стал больше читать. И не только древние книги могут навести на различного рода размышления, но и новейшие, так сказать, на размышления грустные. — Заров потянулся к полке, вытащил две книги. — Две книги, два названия, но написано в этих книгах одно и тоже. Изданы в один и тот же год, но в разных издательствах. В местном — под названием «Тяжелая ноша», в одном из центральных издательств — под названием «Как мне легко». Автор — Кракасов. Схитрил, обманул государство. Есть такой. Заведует где-то каким-то отделом. Надо сказать, что книга крайне серая, неинтересная. Как ее издали? Кракосов — шишка на ровном месте, — в голосе Зарова появилась злость. Туриев удивленно посмотрел на него. — Но это еще не все, — продолжал Заров. — Его сын поступил в местный институт, учился на «отлично». Еще бы! Попробуй ему поставь плохую оценку! В столичный вуз поехать поступить — кишка тонка, там таких, как Кракосов — пруд пруди. Но зато в столичную аспирантуру — пожалуйста, в целевую… Как отличника отправили. Все это разве не может явиться объектом расследования? Такие, извините, финты власть предержащих приносят нашему государству огромный ущерб. Постепенно появились династии юристов, артистов, писателей, дипломатов. Элита! Вы, конечно, знакомы с творчеством замечательного нашего режиссера Петровского. Весь мир восхищается его фильмами. И что же? Его сын тоже стал режиссером, штампует посредственные фильмы, а критика молчит. Почему? Любое преступление — страшно. Эх, что там говорить. Утомил я вас своим брюзжанием?

— У вас любопытные наблюдения, и говорите вы эмоционально. Но вернемся к тому дню. — Борис отставил чашку в сторону, закурил: — Все-таки напрягите память. Может быть, видели вы кого-нибудь на берегу реки?

— Вы меня уже спрашивали. Никого я не видел, хотя… — Заров наморщил лоб. — Когда возвращался в Рудничный, заметил одного сравнительно молодого мужчину. Он шел несколько впереди меня, покачивался. Я еще подумал: где он смог напиться? Вроде бы на берегу реки магазинов не имеется. Когда я его нагнал, он остановился, попросил у меня папиросу, я угостил его.

— Ну, я пойду… Спасибо за беседу.

Борис, придя в свой кабинет, описал прошедший день, положил общую тетрадь в сейф. Который час? Седьмой. Надо позвонить Елене Владимировне. Она, наверное, уже пришла к себе. Борис набрал номер.

— Слушаю вас, — голос Дроздовой звучал чуточку приглушенно.

— Это я, Борис. Жду ваших указаний по поводу сегодняшнего вечера.

— Знаете, кино отменяется, неважно себя чувствую. Если есть возможность, приходите ко мне. Я люблю, когда меня навещают.

Елена Владимировна читала, сидя в стареньком кресле, обитом невзрачным ситцем. Борис обратил внимание, что и сегодня на ней то платье, в котором она пришла к нему в посёлке Рудничном. Дроздова встала ему навстречу, протянула узкую ладошку.

— Добрый вечер! Присаживайтесь на это кресло, я сяду на стул. Ничего мне не расскажете?

— Пока нет.

— Знаете, я сегодня весь день размышляла о вас и обо мне.

— О нас?

— Да, да, размышляла. Мне нравится следователь Туриев. Вы удивлены моей откровенностью? Разве женщина не имеет права сказать такое? Почему, почему привилегия мужчин — объясняться с женщиной?

Борис растерянно улыбнулся, пауза вносила неловкость.

— Вы мне тоже нравитесь, — наконец проговорил он.

— Слава богу, объяснились, — рассмеялась Елена Владимировна.

— Ваш облик запечатлелся в памяти давно. Я увидел вас раньше, чем вы меня.

— Шутите?

— Нет. Это было в Москве, в ресторане «Якорь». Вы сидели неподалеку от меня. Тот мужчина…

— Это был мой муж. Мы с ним разошлись. Подумать только, как тесна земля! У меня растет сын, ему три года.

— А где он?

— С мамой в Москве. Вы послезавтра найдете время пойти со мной на вокзал?

— Зачем?

— Надо быть рядом с Васиным: он встречает корреспондента. А сейчас я устрою пир. Мне сегодня повезло: захожу в гастроном, а там балык продают, в очереди постояла, полкило досталось. Вы любите балык? Выражение лица говорит само за себя. И еще у меня есть пиво и бутылка шампанского. Что будем пить?

— Холодное шампанское.

— Принимается. Вы умеете открывать шампанское без выстрела?

— Запросто.

— Чудесно.

За короткими репликами Дроздовой Туриев видел ее волнение. Что беспокоит Елену Владимировну? Что она хочет сказать ему, но не решается?

Дроздова проворно накрыла на стол, Борис открыл бутылку, налил в граненые стаканы шампанское.

— За что выпьем? — Дроздова подняла стакан на уровень глаз, разглядывая поднимающиеся пузырьки.

— За нас троих, — шепотом ответил Борис. Дроздова подняла брови.

— За нас троих: за вас, за меня и за тишину, — закончил Борис.