Поначалу я хотел уехать сразу, даже не дожидаясь свадьбы, хотя до нее осталось всего несколько дней. А куда деваться? Чужой невестой полюбуюсь, а свою упущу. Но потом приказал себе остыть, не пороть горячку и все как следует обдумать. Поразмыслив же, пришел к выводу, что уезжать мне не след. Первое – не с чем. В карманах шаром покати. Второе – вспомнил про дорогих гостей. Не я один буду в свадебных генералах – подъедут еще несколько, в том числе и князь Воротынский, чья племянница замужем за неким князем Долгоруким. Да не просто Долгоруким, но вдобавок Андреем, если я правильно запомнил рассказ Висковатого. Это шанс. Улыбнется мне веселое трио – бог Авось и богини Тихе и Фортуна, – и окажется, что этот Андрей и есть отец Маши, которую он выдал за Никиту Яковлю.

И нашел же муженька для дочки! Да я только из-за одной фамилии отказал бы. Совсем ему своего чада не жаль. Впрочем, ладно. Это к делу не относится. Словом, если удача окажется на моей стороне, то Михайла Иванович окажется внучатым дядькой моей Маши, а если нет, все одно – родич он Долгоруким. Потому и надо начинать именно с Воротынского, а через него выходить на всю семейку.

«Они думают, что я тут всесильный!» – негодовал Штирлиц, получив очередное задание Центра.

Я не возмущался, хотя всесильным себя не считал. Просто знал – надо мне быть таким. Надо, и точка! Баста! И никаких! Нет у меня иного выхода. В смысле есть, но они меня не устраивают. Категорически.

– Совсем не о том ты помыслил, Борис Федорович, – спокойно заметил я, держа паузу и собираясь с мыслями. – Чую я, что неспроста государь на князя Воротынского разгневался. Не татары тому виной и не сакмагоны. Напуск на него кто-то по злобе своей сделал. И напуск этот как ком снежный – растет над главой его да комьями рассыпается, и, в кого угодит, тому тоже несдобровать.

Румянец с лица Бориса мгновенно схлынул, как не было его.

– Приглашен ведь он. Ныне отказать, так это… Вона почему у них все хужее с кажным днем. Выходит, и братанична в Горицком монастыре, коя померла, не просто так богу душу отдала, а… – И, не договорив, он в страхе уставился на меня.

– А в жизни просто так вообще ничего не бывает, – сурово заверил я, окинув Бориса скорбным взглядом.

Но, заметив, что парень и впрямь здорово напуган, немедленно сменил выражение на своем лице, изобразив спокойную деловитость и непоколебимую уверенность. И вовремя, поскольку Годунов немедленно принялся излагать вслух варианты вроде откладывания свадьбы в связи с внезапной болезнью жениха и прочие, которые мне явно не подходили. Время от времени он искоса поглядывал на меня, тем самым приглашая к обсуждению возникшей проблемы.

Уже одно это, насколько я понял за проведенные с ним дни, говорило о крайнем волнении. В иное время Годунов никогда бы себе такого не позволил. Никогда и ни за что. Это он только с виду простодушный и улыбчивый, а на самом деле слова лишнего не произнесет. И в нормальном состоянии он бы вначале все прикинул, обдумал, а уж потом открыл бы рот.

– Не надо больным. Все будет хорошо, – ободрил я. – А что до Воротынского, то потому и прошу посадить меня рядом с ним. Будь спокоен. И на вас с него ничто не упадет, и его от заклятия освобожу. Имеется у меня молитва на коварного демона. Какого другого – не знаю, может, и не сумел бы изгнать, а этого вмиг усмирю.

– Так ты, может, для надежности и ясельничим возьмешься побыть? – робко спросил Борис.

Я нахмурился. Это что, как конюх, что ли? Лошадь за уздечку вести? Вообще-то такое для княжеского достоинства…

Но жених, видя мое недоумение, тут же все подробно растолковал. Оказалось, вполне приличное занятие – всю ночь кататься вокруг опочивальни молодых, чтобы нечистая сила не посмела даже приблизиться к новобрачным, не говоря уж о пакостях.

– Это по мне, – одобрил я. – Исполню в лучшем виде. И поверь, что никаким силам к вам с Марией не пробраться.

Жених вновь счастливо расцвел, и больше никто не видел его озабоченным. Видно, здорово он поверил в мои обещания. Он и на свадьбе держался молодцом – прямо тебе царевич, да и только. Лишь иногда бросит беглый взгляд в мою сторону – как, мол, там, поддается ли подлый бес, на что я тут же еле заметно кивал головой, и он, успокоившись, вновь ласково оглядывал собравшихся гостей.

А вот невеста мне не понравилась. Нет, по внешнему виду сейчас судить нельзя, хотя есть надежда, что лицом она пошла не в папочку, который тоже присутствовал среди гостей. И лоб у нее был относительно нормальным, и уши не оттопыривались. Словом, во внешности никакого сходства, а вот по характеру… Мрачная, насупленная, а взгляд злющий-презлющий. Вначале думал – обидел ее кто-то, вот она и лютует. Потом пригляделся – ничего подобного. Она на всех так смотрит, без разбору. Даже на родного папашу, который, кстати, выглядел приветливее обычного. Во всяком случае, на подворье у Висковатого он смотрелся как волк перед прыжком – того и гляди порвет глотку, а тут ничего, веселился, как все. С виду и не скажешь, что он – главный палач. И не по должности, по призванию.

А что до моего ночного обхода, то тут я выполнил все в точности согласно инструкции, и даже гораздо больше. Когда сконфуженный Борис украдкой вынырнул на улицу и подошел ко мне, время было раннее – едва начало светать. Умаявшийся на гулянке народ продолжал почивать – охрипший, хмельной и счастливый. Даже дворни и то не было видно.

– Не помыслил я вовремя, и что теперь делать, ума не приложу, – пожаловался жених, подойдя ко мне. – Может, ты подсобишь, Константин Юрьич, а?

Оказывается, к ним в опочивальню вскоре должны войти веселые свахи, сваты, дружки и прочие. Уйдут же они не просто так, а с простыней, на которой должен красоваться своего рода наглядный штамп о том, что жених вступил в свои законные права и взял в жены благонравную девицу, исправно сохранившую себя для законного супруга.