Шрифт:
— Я чувствую себя отвратительно, — заявила она.
— Не терзай себя, — вздохнула Сьюки, у нее самой был усталый голос. — Люди постоянно умирают.
— Я просто хочу, чтобы меня поддержали, — неожиданно сказала Александра.
— Милая, а кто же не хочет?
— Она тоже хотела лишь этого.
— И она это получила.
— Ты имеешь в виду Даррила?
— Да. Но самое страшное…
— Есть и самое страшное?
— Не стоило бы тебе это говорить, мне сообщила Джейн по большому секрету: ты ведь знаешь, она встречается с Бобом Осгудом, ему стало известно от дока Пэта…
— Она была беременна, — вымолвила Александра.
— Откуда ты знаешь?
— А что может быть страшнее? Как жаль, — сказала она.
— Ой, не знаю. Не могу допустить и мысли о ребенке. Как-то не представляю себе Даррила в роли отца.
— Что же он теперь будет делать? — Александра с брезгливым чувством представила себе висящий утробный плод, похожий на рыбу с усеченной головой, свернувшийся, как резной дверной молоток.
— Думаю, продолжать в том же духе. Сейчас у пего новые друзья. Я рассказывала тебе о церкви.
— Читала твой памфлет в «Глазах и ушах». Прямо лекция по биологии.
— Так оно и есть. Замечательная мистификация. Он это обожает. Помнишь «Соловей пел буги на Беркли-сквер»? Я не могла ничего вставить о Розе, Дон и Грете, но, честно говоря, когда они сходятся, над их головами поднимается энергетический конус, из которого просто истекает электричество, как северное сияние.
— Интересно, какие они без одежды, — сказала Александра. Когда она вдруг пыталась представить отстраненно собственное тело, оно всегда было скрыто одеждой, хотя и не всегда той, которая в это время была на ней.
— Ужасно, — вставила Сьюки. — Грета похожа на одну из этих комкастых небрежных гравюр немца, как его…
— Дюрера.
— Верно. А Роза тощая, как палка, Дон же просто маленькая беспризорная потаскушка, с круглым детским животиком и без грудей. Бренда — вот кем стоит заняться, — признала Сьюки, — хотелось бы знать, не был ли Эд просто поводом свести меня с Брендой.
— Я вернулась на то место, — призналась в свою очередь Александра, — собрала все ржавые булавки и воткнула их себе в разные места. Но до сих пор никакого толку. Док Пэт говорит, что не может найти даже доброкачественной опухоли.
— Ох, милая, — воскликнула Сьюки, и Александра поняла, что напугала подругу и та захотела положить трубку. — Ты и вправду чуднАя, а?
Через несколько дней позвонила Джейн и пронзительным от негодования голосом сказала:
— Не может быть, чтобы ты ничего не слыхала!
У Александры все больше складывалось впечатление, что Джейн и Сьюки совещаются, а потом та или другая звонит ей в свободное от работы время. Может, даже бросают монетку, кому выпадет.
— Даже от Джо Марино? — продолжала Джейн. — Он один из главных кредиторов.
— Мы с Джо больше не встречаемся.
— Какая досада, — сказала Джейн. — Он был такой милый, конечно, если тебе по вкусу итальянские эльфы.
— Он любил меня, — безнадежно сказала Александра, зная, какой глупой ее считает Джейн. — Но не могла же я допустить, чтобы он ради меня бросил Джину.
— Ну, что ж, — сказала Джейн, — это тоже неплохой способ сохранить свое доброе имя.
— Может быть, и так, Джейн. В любом случае это непросто. Расскажи свои новости.
— Это не только мои новости, это новости всего города. Он уехал. Улизнул, дорогуша. Il est clisparu [73] .
73
Он скрылся (фр.)
Ее свистящие звуки ранили, но, казалось, они вонзаются в то, другое тело, которое Александра может вернуть к жизни только во сне.
По гневному, обиженному тону Джейн Александра могла только предположить:
— Боб Осгуд?
— Даррил, дорогая. Пожалуйста, проснись. Наш дорогой Даррил. Наш вожак. Наш избавитель от скуки. И прихватил с собой Криса Гэбриела.
— Криса?
— Во-первых, ты права. Он был один из этих.
— Но он…
— Некоторые так могут. Но это для них ненастоящее. Они не строят на этот счет иллюзий, в отличие от нормальных мужчин.
«Har, bar, diable, diable, saute ici, saute la». Всего год назад, вспоминала Александра, она мечтала, созерцая издали особняк; потом ее тревожила мысль, что у нее слишком толстые и белые бедра, когда ей пришлось брести по воде.
— Ладно, — сказала она сейчас. — Ну не дуры ли мы были?
— Скорее, наивные. Какими еще можно быть, живя в таком захолустье? Наши мужья посадили нас здесь, а мы, как бессловесные маргаритки, так здесь и остались.
— Так ты думаешь, что малыш Крис…