В свою очередь, Китай не хотел примириться с тем, что у его южных границ появилась крупная самостоятельная страна, проводившая свою политику, да к тому же находившаяся в союзных отношениях с другой великой державой. Очень болезненно китайцы относились к естественному стремлению Вьетнама укрепить отношения с Лаосом и Кампучией.

В этот период особенно давали о себе знать многовековые противоречия между Китаем и Вьетнамом. Я помню, как еще во время моего первого посещения Вьетнама в Историческом музее вьетнамский экскурсовод особо акцентировал внимание на более чем тысячелетней истории борьбы вьетнамцев против иностранных завоевателей. На мой вопрос, кого же он имеет в виду, экскурсовод ответил: «Китайских гегемонистов». Но тогда это произносилось скороговоркой, а сейчас стало одним из лейтмотивов официальной идеологии и политики.

В этой обстановке возникла кампучийская проблема. В ответ на ввод вьетнамских вооруженных сил в Кампучию и изгнание из нее полпотовцев Китай решил «преподать урок» вьетнамцам и начал военные действия против него на Севере. Китайские войска вторглись на сотни километров в глубь вьетнамской территории, а потом, вынужденные уйти оттуда, продолжали сохранять крупную военную группировку на границе, и Вьетнам должен был держать в этом районе миллионную армию. А всего под ружьем во Вьетнаме и Кампучии было 2 млн. человек. Одно это было уже непосильной ношей для очень слабой, да и к тому же истощенной войной вьетнамской экономики.

Экономическая ситуация во Вьетнаме и через 10 лет оставалась тяжелейшей, просто отчаянной. У крестьян отбирались все излишки продовольствия и направлялись на содержание армии. Городское население получало лишь 13 кг. риса на человека в месяц, и больше ничего. В городах, да и в сельской местности, царила потрясающая нищета. Жилища в городах и поселках, казалось, находятся в полуразрушенном состоянии. Да и какие это дома: земляной пол, легкие бамбуковые перегородки и крыша? Тут же изготовление пищи и нехитрых поделок для продажи. Вся жизнь людей на улице, в пыли.

Зарплата тех, кто работал на предприятиях, в мастерских и учреждениях, покрывала не более трети скудного прожиточного минимума. Вьетнамцы просто физически были не в состоянии выполнять тяжелые работы, например на грузовиках в угольных разрезах.

Без приработка не могли обходиться даже работники государственного и партийного аппарата. В беседе с нами первый секретарь Хошиминского горкома партии сказал, что вынужден разводить свиней в личном хозяйстве для получения дополнительного дохода.

В состоянии полного развала находились финансы и денежное обращение страны. Дело доходило до того, что мы не успевали выполнять отчаянные просьбы вьетнамцев на печатание бумажных донгов, отправляли их во Вьетнам самолетами. Огромные суммы денег выплачивались на содержание армии, государственного и партийного аппарата, а возврат денег в бюджет был очень ограниченным. Денежная масса словно бросалась в бездонную бочку и быстро обесценивалась.

Приходится только удивляться, как все это терпел народ, выдержавший такие испытания в годы войны?!

Слов нет: объективно условия для послевоенного развития Вьетнама, особенно международные, складывались трудно, но уже тогда было ясно, что и в политике Вьетнамской партии труда, ее руководства во главе с Ле Зуаном были допущены серьезные ошибки. Вьетнамские руководители не сумели учесть всей глубины изменения обстановки после объединения страны и вступления ее в новую полосу развития, продолжали мыслить категориями военного времени и действовать командными методами.

Задачи мирного времени они воспринимали сквозь призму сталинских догм и представлений. Подъем национального самосознания подталкивал их к необдуманным попыткам как можно быстрее осуществить переход к социализму, но не через нэп, а через амбициозные планы индустриализации и коллективизации, своеобразный «большой скачок».

Отсюда пренебрежение нуждами народа, стремление к созданию индустриальных гигантов, не считаясь ни с чем, вместо того, чтобы в первую очередь поднять сельское хозяйство, народные промыслы, дать простор свободной торговле и экономическим стимулам.

Надо прямо сказать, что этому амбициозному курсу форсированного «строительства социализма» без учета насущных нужд страны и народа подыгрывали и наши специалисты и плановики, которые в большом числе были представлены в органах государственного управления Вьетнама в тот период. А когда мы стали их поправлять, это встретило неприятие и даже сопротивление.

Без коренного пересмотра политики нечего было и думать о серьезном изменении ситуации в стране. Горбачев в товарищеской форме говорил об этом руководителям Вьетнама. Сознание необходимости перемен, я думаю, постепенно накапливалось в головах по-восточному рассудительных, несуетливых вьетнамцев, но до поры до времени это не давало результатов.

К тому же Ле Зуан был серьезно болен. В довольно тяжелом состоянии он участвовал в работе XXVII съезда КПСС. Силы постепенно покидали его. Помню, приехав во Внуково-2 проводить Ле Зуана, возвращавшегося на родину, я увидел человека, который уже не мог самостоятельно передвигаться, его просто внесли в самолет. По возвращении на родину через некоторое время Ле Зуан скончался.