А Вася и тут, на новом месте, дни и ночи проводит на заводе. Он по-своему переделывает доменные печи, заготовляет материал для постройки новой механической мастерской. В здании прокатного завода Варя совсем недавно видела почти готовый прокатный стан и газосварочную печь, точь-в-точь такие, как в Холуницах. Еще немного времени, два-три месяца, как говорит Вася, и можно начать выпуск брони, а письма из Петербурга все нет. Вася никогда не жалуется, но похудел, вокруг глаз легли темные круги, и сердце изболелось глядеть на него. Но что Варя может сделать? Она сама не знает, но только не сидеть сложа руки; вот и взялась съездить в город с приказчиком Никитиным купить на последние деньги воздуходувные машины и помочь добиться нового займа. О, Вася знает, что она сумеет все сделать, как надо, знает это с тех пор, как она, когда они еще не были женаты, ездила по его поручению в Слободск.

Громкое, веселое ржание Балуна оторвало Варю от грустных мыслей. Дорога резко свернула влево и пошла под уклон. Далеко внизу, на берегу замерзшей реки, показались домики рабочего поселка, за которыми темнели корпуса завода. У Вари радостно забилось сердце. Всего три дня не была дома, а чувство ею владело такое, будто возвращается она из далекого заморского путешествия.

Сани понеслись по улице и остановились у знакомого дома. Дверь сразу распахнулась, и на крыльцо выбежал Ванюшка. Он, как был, без шапки, в развевающейся рубашонке скатился на улицу и с разбегу кинулся в сани. Варя инстинктивно прижала его к себе, накрыв полою овчинного тулупа.

— Маманя! — отчаянно закричал Ванюшка, поднимая к ней залитое слезами лицо. — Нашего папку машиной убило!

— Ты что говоришь? — чуть слышно спросила Варя.

В это время на крыльце показалась Анфиса и, махая платком, крикнула:

— Да не убило, не убило! Зашибло малость! Отлежится!

Варя, держа Ванюшку на руках, вошла в дом. Она сразу увидела мужа. Он лежал под ватным лоскутным одеялом, с перевязанной головой и не спускал глаз с двери. Слабая, чуть виноватая улыбка осветила его лицо. Привстав на локте, он негромко сказал:

— Касатка моя… Заждался…

— Вася! Васенька!

И Варя бросилась к нему.

Все последующие дни она не оставляла мужа. Варя почему-то была уверена, что если бы она не уехала, то ничего бы не произошло, и изводила себя упреками. «Не уберегла, не уберегла я Васю». Она так часто и с такой гордостью думала о его делах, что теперь ей казалось, что все люди, и здесь, на Раменском заводе, и в Холунице, и даже те, ей неведомые, в далеком Петербурге, — все будут упрекать ее за то, что она не уберегла Васю.

С утра к Василию Степановичу начинали непрерывно приходить люди — мастера, конторщики, рабочие; одни за советом, другие с докладом, третьи просто, чтобы узнать о здоровье. А он с каждым днем теперь чувствовал себя все лучше, весело улыбался, шутил. Ванюшка притащил к его кровати чурки, планки, кубики и с серьезным видом сооружал по указанию отца башни, крепости и заводы. Когда сооружения рушились, он не спеша подбирал разлетевшиеся по всей комнате чурки и солидно говорил, косясь на отца:

— А мы вовсе не расстраиваемся.

В один из таких дней у крыльца остановились сани.

…Гость из Москвы допивал уже восьмую или десятую чашку чая, громко сопел, поминутно вытирая полотенцем мокрое от пота лицо, но о деле не заговаривал.

Пятов с тревогой ждал этого момента и сотый раз перебирал в уме все оправдания, доводы и обещания, которые он приведет в ответ. Ему даже казалось, что самовар на столе поет не весело, как обычно, а по-своему грустно и безнадежно.

Но вот гость, наконец, перевернул чашку вверх дном, положил на нее оставшийся кусочек сахара и медленно отодвинул от себя. Затем он расправил бороду и всем туловищем повернулся к лежавшему на постели Пятову.

— Ну, вот, теперь, батюшка, и поговорить можно. Ведь не для одной приятности я к тебе шут знает сколько дней тащился. Должок твой мне покоя не дает. Срок-то векселишкам давно прошел, иль опротестовать прикажешь? Вижу, все хлопочешь ты на заводе. Вот и домну новую строишь, паровые машины установил, в общем хозяйствуешь. Ну, да это я и раньше за тобой знал, оттого и деньги ссудил. А ведь давно пора, батенька Василий Степанович, с кредиторами-то расплатиться. Так мне и другие купцы передать тебе велели, и Чупров Фома Максимович, и Сорокоумов Елисей Прокопьевич, и Ломов Амос Лукич. Понимаю, дело ты затеял большое, полезное, но, однакож, своя рубашка ближе к телу. Так что денежки нам изволь вернуть немедля да с процентами.

Все время, пока купец говорил, Василий Степанович лежал неподвижно, подперев рукой голову. К нему подошла Варя, села на край постели, взяла к себе на колени его руку. Когда гость умолк, Пятов глухо сказал:

— Я, Афанасий Ильич, вложил в задуманное мною дело не только все свои деньги, но и все силы. И крепко я в это дело верю. Сам генерал-адмирал меня обнадежил. Однако письма из Петербурга все нет да нет. Теперь решил я сам туда отправиться. Деньги твои не пропадут, знаешь ты меня не первый день. Нищим стану, даром работать буду, а тебе и другим кредиторам все до копейки верну. Подождите только, ради Христа, не губите большого дела.