После всего пережитого его слова вызвали во мне гнев. Я понимал, что я неправ, но все же высказал ему свое недовольство.

— Если бы ты с самого начала был со мной откровенен, ничего этого не произошло бы, — сказал я.

К моему удивлению, эти слова не рассердили Говарда. Он ответил мне с кроткостью, которой я меньше всего от него ожидал.

— Быть может, ты и прав, — сказал он тихо. — Я… целый день упрекал себя, Роберт. Мне, наверное, действительно следовало тебе все рассказать. Но…

— Да ладно, — перебил я его.

Я уже сожалел о том, что упрекнул его.

— Да нет же, ты прав, — упорствовал Говард. — Мне следовало тебе все рассказать. То, что происходило с тобой, когда-то давно произошло и с твоим отцом. Он сам испытал это на себе.

— Почему же ты мне ничего не рассказал?

Говард печально улыбнулся.

— Почему? — переспросил он. — Не знаю. Быть может… быть может, я просто боялся.

— Но ведь мы можем с этим справиться? — спросил я.

Мой голос дрожал. Я вплоть до сего момента старательно убеждал сам себя, что ничего не боюсь, но это было не так. Я внутренне просто трясся от страха, и сейчас даже больше, чем раньше.

— Твоему отцу это удалось, — ответил Говард. — А до него — и другим, но немногим.

— А если… если не сможем?

— Если не сможем? — переспросил Говард. — Не знаю, Роберт Если не сможем, то…

— То тогда это существо приобретет надо мной власть, и я сам превращусь в одного из ДОИСТОРИЧЕСКИХ ГИГАНТОВ, — сказал я, не дождавшись ответа Говарда.

Говард некоторое время серьезно смотрел на меня, затем опустил взгляд и кивнул.

— Мне нужно наверх, — вдруг сказал он. — При таком шторме Рольф в одиночку не сможет отвязать канаты.

Он хотел пройти мимо меня к лестнице, но я удержал его, схватив за руку.

— Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал, — сказал я.

— Что именно?

— Если… если у вас ничего не получится… — сказал я, запинаясь. — Если ты увидишь, что я проигрываю в этой борьбе и… я — уже больше не я, то тогда убей меня. Я уж лучше умру, чем превращусь в одного из этих монстров.

— Не говори чепухи. Ты…

— Это не чепуха, Говард. Я говорю это серьезно.

— У нас все получится, — заявил Говард. — Теперь, когда Родерик вместе с нами, у нас точно все получится. А теперь забейся куда-нибудь в угол и жди. И держись подальше от окон.

Он осторожно высвободил руку, отстранил меня со своего пути и стал быстро подниматься по лестнице.

Я остался в каюте один. Надо мной, на палубе, раздавались шаги Говарда, Рольфа и Махоуни, время от времени заглушаемые треском и грохотом или криками. Я почувствовал, что судно раскачивалось все сильнее по мере того, как один за другим отвязывали швартовочные канаты. Судно буквально болталось на волнах, которые то прижимали его к пристани, то отпускали. Но я почти не замечал всего этого. Шатаясь, я присел на корточки, уставился взглядом в темноту и попытался собраться с мыслями.

Мой отец вернулся! С момента смерти я видел его уже не первый раз: он появлялся то в виде голоса, то в виде отражения в зеркале, то как неясное видение, которое тут же исчезало, лишь только я пытался его рассмотреть. Теперь же он действительновернулся…

Мне вроде бы следовало радоваться. Я бы с удовольствием, подпрыгивая от счастья, побежал бы на палубу и бросился бы ему на шею. Но я не мог этого сделать. К тому же, когда я стоял рядом с ним, меня не покидало ощущение, что я стою перед мертвецом.

Доски под моими ногами начали вибрировать еще сильнее. Затем судно вдруг так резко накренилось на борт, что мне пришлось поспешно схватиться за то, что оказалось под рукой, чтобы не повалиться на пол. Направление удара волн о корпус судна изменилось: они теперь ударялись не в борт, а в нос судна.

Мы плыли.

Не знаю, как долго мы были в пути — час, а может даже два или три. В хаосе беснующихся волн, окружавшем судно, чувство времени притупилось. Судно бешено бросало то вверх, то вниз, при этом завывание бури становилось все ужаснее. Корпус судна почти непрерывно содрогался от ударов волн, а над морем одна за другой сверкали молнии — так близко к нам, что я буквально чувствовал их электрические шипение. Несколько раз буря ненадолго затихала, чтобы затем возобновиться с еще большей яростью.

В конце концов — спустя, казалось, целую вечность — мы доплыли до нужного нам участка побережья. Я услышал глухой шум, с которым волны ударялись в основание могучих прибрежных скал, и этот шум воскресил в моем сознании вереницу воспоминаний, буквально нахлынувших на меня. Перед мысленным взором предстало старое величественное четырехмачтовое судно и обрывки парусов, свисающих с наполовину разломанных от напора ветра рей. Это судно — стремительно, как стрела — мчалось по беснующемуся морю к виднеющемуся впереди берегу и находящимся перед ним рифам. Мне показалось, что я снова слышу испуганные крики матросов, осознавших, что парусник движется слишком быстро и неизбежно разобьется — если не о рифы, то о прибрежные скалы. Я попытался отогнать эти воспоминания, но они упорно заполоняли мое сознание, становясь все более впечатляющими и реалистичными…