"Брям-брям-хррр"!

– Да. Да, отлично, а облицовочный кирпич? Нет, жёлтый - это для Фирсановки, а на Сходню - бежевый. Ну этим, чокнутым, где уже четвёртый слой на фасад. А я тебе говорю, четвёртый: сначала была штукатурка, потом краска... потом опять краска, зелёная, силиконовая, а теперь просят кирпич. А нам не пофиг? Клиент деньги платит, пусть хоть в восемь слоёв покрывает. Да, я монтажную смесь уже заказал, отметь там.

"Брям-брям-хррр"!

– Алло, Вараев. Да, конечно, помню, сто двадцать метров, полная перепланировка. Да, конечно... Да, он уже выехал, но вы же знаете, какие сейчас пробки. Я думаю, в течение получаса... Конечно, звоните. Да...

Минута молчания. Пассажиры, оказывается, успели привыкнуть к громовым раскатам вараевского голоса, и теперь беспокойно оглядываются.

– Андрей, где опять чёртов дизайнер? Да? А пойти лесом он не хочет, алкаш, блин, креативный? Нет, оне не отвечают, оне, блин, небось опять похмеляться изволят. Так, быстро ищи мне этого лупоглазого, как его, который стеклянный офис проектировал - да, точно, его. Пусть едет на Пражскую, где полная перепланировка. И телефон его мне. А если позвонит креативщик хренов, скажи, что он уволен! Лесом, Андрей, лесом!

До остановки метров двести, но троллейбус мёртво стоит в пробке. В переднюю дверь жалко скребётся сутулый тип в светлом плаще - вдруг пустят. Вараев суется к водителю:

– Слышь, братан, пусти мужика, чего ты.

– Не пущу, - цедит тот сквозь зубы, - Я его у светофора выпускал уже. Тоже такси нашли.

– Да ладно, жалко тебе?

– Мне жалко!
– взвивается водитель.
– Жалко! Он цветы относить выходил где - на светофоре! С букетом тудым, без букета сюдым, остановки для кого?

– Ну дык, может, поругались они. Ну, братан, всё равно ж стоим.

Водитель делает морду кирпичом. Вараев досадливо машет телефоном и мощным плечом отжимает дверь. Светлый плащ робко ввинчивается в салон. Кондукторша с задней площадки верещит на такой пронзительной ноте, что позавидовала бы бормашина:

– Вы чего себе позволяете! Высажу! Дим, высади его!

– Заткнись, корова, - неожиданно рявкает водитель и троллейбус резким рывком преодолевает десяток освободившихся метров.

"Брям-брям-хррр"!

– Алло, Вараев... А, Люся. Нет, не едем, машина сломалась. Да, прямо сейчас. Ну как-как, например, на поезде. Да ладно, ничего с твоей мамой не случится, ну пропустит одни выходные. Люсь... Блин, ну пусть возьмёт такси! Всё, я на работе!

– Андрей, телефон этого, со стеклянным дизайном, забыл? А, отлично, дай ему трубочку. Алло, Саша? Значит, сейчас едешь на Пражскую, Андрей тебе распишет. Значит слушай, я тебе как манагер манагеру... хорошо, как манагер дизайнеру. Я в курсе, что у тебя процент за стеклянную мебель. Так вот, если на Пражской будет хоть одна стеклянная тумбочка, я больше с тобой дела не имею, понял? Процент свой будешь иметь в другом месте. Нет, клиент не захочет. Этот клиент не захочет, я тебе говорю. Ну, ты понял. Всё, давай.

Троллейбус снова дёргается. Вараев неуклюже хватается за поручень, выбивая из рук унылого типа толстую тетрадь с какими-то расчётами.

– Ох, извини, мужик, оступился. Алло, Семёна мне дай. Это Вараев. Трубы все привезли? Я пластик и заказывал. Хорошо, начинайте тогда. Соседи снизу должны быть на месте, я узнавал. Как жёлтый унитаз? А раковина? А ванна тоже голубая? Нет, это поставщикам по морде надо, делайте пока ванную, я перезвоню.

– Осторожно, двери закрываются, - внезапно сообщает динамик. Троллейбус потихонечку разгоняется, из левого ряда перед ним втискивается окутанный клубами чёрного дыма грузовик.

– Алло. Люсь, ну я же сказал. Нет, я не знаю. Там, может, коробку менять. Передач. Значит, на такси она не хочет, на поезде не хочет, так пусть сидит дома! Уважаю я твою маму, Люся, уважаю... Твою мать! Я тебе её что, рожу, что ли? Когда починят, тогда отвезу - всё! Люся, я на работе!

Унылый с тетрадью пробирается к выходу, когда троллейбус содрогается от удара. Металлический скрежет, звон разбивающегося стекла, чей-то истошный визг и "брям-брям" вараевского телефона смешиваются в безумной какафонии.

Возле выхода неожиданно образуется свободное пространство. Блестящая окантовка ступеней измазана красным.

– Чёрт, мужик, ты чего?

Унылый неловко скорчился на ступенях, лицо измазано кровью и грязью.

– Дима!
– истерически вопит кондукторша, её голос ввинчивается в наступившую вдруг тишину. Растерянный водитель открывает двери, и унылый с разбитой головой сползает на мокрый асфальт. Вараев вываливается следом.

– Андрей, погоди. Да погоди ты, чёрт, тут мужик помирает... Всё, потом! Мужик, ты это... чёрт, куда ж тебя... ты держись, слышишь!