Потом они поменялись местами и еще погоняли по площадке, пока не накатались вдоволь. По дороге домой Никита спросил, часто ли Саша устраивает подобные катания.

— Конечно, нет, — просто сказала она. — Если это делать чаще, мероприятие утратит свое терапевтическое действие.

Они остановились у ее подъезда. «В такие моменты, — подумалось Никите, — во французских фильмах следует робкий поцелуй, потом музыка, затемнение — и вот они уже просыпаются в одной постели и бегут кушать круассаны». Он был совсем не против такого развития сюжета.

— Интересно, в Дублине есть супермаркеты? — спросила вдруг Саша.

И Никита внезапно осознал нелепость нахлынувших на него чувств. В тусклом свете уличного фонаря недвижный силуэт Саши показался ему отлитым из бронзы.

— Спасибо, что напомнила, — сказал он. — Чуть не забыл. Непросто тебе, наверное, ирландец дался! Интересно, сколько раз ты его на телеге катала?

— Зачем ты так?! — беспомощно спросила Саша, и губы ее задрожали.

— Ладно, мне пора!

Он повернулся и быстрым шагом пошел прочь от Сашиного дома.

— Куртку возьми! — крикнула она.

Он вернулся, не говоря ни слова, взял из ее руки куртку. Саша старалась не смотреть в его сторону.

Ругая себя то ли за сентиментальность, то ли за грубость, он дошел до своего дома, прошел по темной квартире и рухнул на диван полный решимости вычеркнуть этот день из своей жизни: «Завтра сотру ее контакт, и делу конец!» И даже сам не заметил, как провалился в завтра.

Наутро он пошел сдавать экзамен по истории политических и правовых учений.

В стенах университета царила атмосфера легкой нервозности. По коридору, носимые легким сквозняком, летали листки конспектов, урны на лестницах раздувались от рулонов шпаргалок, а на полу у аудиторий сидели бледные студенты, измученные ожиданием своей очереди и, как актеры, прижав пальцы к вискам, вновь и вновь проговаривали, словно заученные роли, тексты своих конспектов. Из дверей то и дело выходили сдавшие. Одни надменно и рассеянно отвечали: «Пять, конечно… все нормально». Другие, в основном девушки, чуть ли не вылетали из аудиторий и, закрыв рот ладонью, принимались подпрыгивать на месте. «Ну, что, что?… Пять?» «Да!!!» Троечники выходили понуро и делали вид, что им до лампочки все эти дурацкие оценки: «Ну три, ну и что?» — говорили их постные физиономии и кривые улыбки.

Никита написал ответ по билету и разглядывал вид за окном. С юго-востока на Москву надвигалась непроницаемая черная туча. Очень скоро она должна была обрушиться на город свирепой грозой. Со своим дружком, порывистым ветром, она условилась от души похулиганить: срывать шляпы с солидных мужчин, задирать коротенькие юбки московским школьницам и менеджерам среднего звена, ломать костлявые зонтики и молодые деревья.

К экзаменаторам пошел отвечать холеный мальчик в пиджаке. Слов его не было слышно, но зачетку с оценкой «отлично» мальчик забрал как нечто само собой разумеющееся, как сдачу в магазине. За ним села сдавать девушка. Она была совсем не готова. У нее была стройная худенькая фигурка, но грубоватое лицо, перечеркнутое крашеной челкой.

— Какая система управления существовала в советском государстве? — спрашивал ее профессор.

— Вообще управлял Ленин, — громко ответила девушка, — а в городах правил комсомол.

По аудитории пронесся сдержанный смешок. Никита всегда недоумевал, за что губки, предназначенные открываться лишь для того, чтобы заказывать коктейли, должны кривиться, рождая научные термины. Справедливости на земле было все еще так мало.

Сдавал Никита, как обычно, без лишнего мандража. Он всегда пользовался «бомбами», заготовленными дома листками с ответами. Если «бомбу» удавалось достать и стереть ластиком номер билета, с ней можно было идти отвечать. Конечно, способ был несколько старомодным. Его однокурсники прибегали к более сложным, с наушниками и телефонами. На одном из экзаменов, когда студенты уже совсем распоясались и одна красотка была поймана с поличным, преподаватель вышел в коридор и распорядился: «Все, у кого длинные распущенные волосы, делают хвостики. Иначе в аудиторию можете не входить!» А инспектор курса даже проинспектировал пучок уборщицы, чтобы убедиться, что там нет проводов.

Потом на экономическом факультете стали применять во время экзаменов шпионские глушители сигналов. Глушители работали отменно, так что сам декан в течение трех часов не мог дозвониться до жены в Египет, чтобы выяснить, все ли у нее и внуков в порядке.

Студенты адаптировались к новым условиям быстро, как тараканы. Они стали закачивать учебники в память своих сотовых телефонов. Реакция деканата была ожидаемой: было отдано распоряжение отбирать у студентов телефоны. Хитроумных экзаменующихся даже решили было проверять металлоискателем, но те написали жалобу на имя ректора о том, что на факультете нарушаются их неотчуждаемые права. От металлоискателей пришлось отказаться. К тому же они реагировали на пирсинги в пупках и языках, постоянно и очень противно пищали и доводили всех до нервного истощения.

Так что самым эффективным способом остались дедовские «бомбы», которые не звенели и не глушились. Никита, правда, получил «хор» у насмешливого усатого преподавателя. Но был абсолютно доволен собой.

Вечером он пошел с однокурсниками в «Пивную 01», расположенную у самой станции метро «Университет», где они шумно праздновали сдачу последнего экзамена и ловили в аквариуме раков. Никита смотрел из окна второго этажа на разлинованный проводами проспект Вернадского и курил сигарету за сигаретой.