Жена закивала, стремясь успокоить его.

– Она была так мила, Хильда, так терпелива. Ведь она часто испытывала ужасные боли. А когда я думаю о своем отце...

На лицо его набежала тень.

– Какой несчастной он сделал ее, как унижал, хвастаясь своими любовными приключениями, как он ее постоянно обманывал и как много скрывал от нее.

– Ей не следовало этого терпеть, она должна была его оставить, – возразила Хильда.

– Для этого она была слишком добра, – сказал он с мягким упреком, – она считала своим долгом терпеть все это, и, кроме того, там ведь был ее дом. Куда же ей было идти?

– Она смогла бы устроить собственную жизнь.

– В те времена? Совершенно исключено, – взволнованно ответил он. – Ты этого не понимаешь. Женщины тогда вели себя совсем иначе. Они взваливали на себя ношу, многое терпеливо сносили. К тому же она думала о нас, детях. Если бы она развелась с отцом, то, наверное, сразу вышла бы замуж. Появилась бы вторая семья, наши интересы, вероятно, отошли бы на второй план. Мама не могла так поступить.

Хильда продолжала молчать.

– Нет, она сделала все как надо. Она была святой женщиной. Она следовала своему горькому жребию, не жалуясь, до конца.

– Все же, видимо, не совсем без жалоб, Дейвид, – возразила Хильда, – иначе ты бы не знал так много о ее страданиях.

Его лицо просветлело, и он сказал мягко:

– Да, кое-что она доверяла мне... Потому что знала, как сильно я любил ее. А когда она умерла...

Он смолк и провел рукой по волосам.

– Хильда, это было ужасно! Такие страдания! Она была еще молодой, она не должна была умирать. Это он убил ее – мой отец! Это он виноват в ее смерти, потому что разбил ее сердце. Тогда-то я и решил никогда больше не жить в его доме и сбежал от всего этого.

– Ты поступил совершенно правильно, – согласилась она.

– Отец хотел ввести меня в дело. Это означало бы, что мне придется жить дома, а я бы этого не вынес. Я не понимаю, как может выносить Альфред, как он мог терпеть это все эти годы.

– Разве он никогда не протестовал? – с интересом спросила Хильда. – Ты ведь рассказывал однажды, что ему пришлось отказаться от другой дороги в жизни.

– Да, Альфред хотел идти служить в армию. Впрочем, отец не возражал. Альфред – старший и должен был поступить в какой-нибудь кавалерийский полк. Гарри и я должны были заняться фабрикой, а Джордж – делать политическую карьеру.

– А затем все вышло иначе?

– Да. Гарри прогорел! Он всегда был вертопрахом. Влезал в долги и постоянно оказывался в затруднительном положении. В конце концов в один прекрасный день он сбежал с несколькими сотнями фунтов, ему принадлежащими, оставив записку о том, что конторское кресло не для него и что он хочет посмотреть мир.

– И с тех пор вы больше ничего о нем не слышали?

– Как же! – засмеялся Дейвид. – Даже чересчур часто слышим. Он телеграфирует со всех концов земного шара. Просит денег! Ну, впрочем, и получает их всегда!

– А Альфред?

– Отец заставил его уйти с военной службы и управлять фабрикой.

– Альфред был против этого?

– Вначале он был просто в отчаянии. Но отец всегда мог вертеть Альфредом, как хотел, да и сейчас тоже, я думаю.

– А ты от него сбежал.

– Вот именно. Я уехал в Лондон и посвятил себя занятиям живописью. Отец, правда, ясно дал понять, что на такие пустяки он выделит мне минимум денег, пока жив, но после его смерти я не получу ни гроша. С момента того резкого разговора я никогда больше не видел его, но, тем не менее, никогда ни о чем не жалел. Я знаю, конечно, что никогда не стану великим художником, но ведь мы все-таки счастливы здесь, в нашем доме, где у нас есть все необходимое для жизни... А когда я умру, ты получишь деньги за страховку моей жизни.

Он немного помолчал. Потом ударил ладонью по письму.

– А теперь вот это. Отец просит меня вместе с женой отпраздновать Рождество у него. Чтобы мы однажды собрались все вместе, как одна семья! И что он только задумал?

– А что, он обязательно должен был что-то задумать для этого? – спросила Хильда. – Разве не может это просто означать, что твой отец постарел и потихоньку становится сентиментальным по отношению к своей семье? Такое иногда бывает.

– Возможно, – ответил Дейвид неуверенно. – Действительно, он старый и одинокий... Ты хочешь, чтобы я поехал туда, не правда ли, Хильда?

– Знаешь, я считаю жестоким отказывать таким просьбам. Я старомодна, мой бедный Дейвид. Я верю в рождественское послание о мире и примирении на земле.

– После всего, о чем я тебе рассказал?

– Но ведь все это давно позади, все это пора позабыть.

– Я не могу забыть.

– Потому что ты не хочешь, Дейвид. Или я не права?

Его губы твердо сжались.

– Таковы уж мы – семейство Ли. Годами помним о чем-то, все время думаем об этом, это всегда свежо в нашей памяти.