– Ты не понимаешь… - продолжал шептать волк, и у меня сложилось впечатление, что он готов разрыдаться, пусть и не крокодильими, но, хотя бы, волчьими слезами. Однако слез так и не последовало, а зверь продолжил. – Пообещай мне, что, если помогу, ты вытащишь меня отсюда.

– Хорошо, какие проблемы? – я попытался придать голосу беззаботный оттенок, но волк сам пошел на попятную:

– Нет. Все не так. Я знаю, мне нельзя ни о чем никого просить. Не обещай мне ничего, я сам помогу тебе, пусть эти снуфы забирают и меня.

– Слушай, я уже заинтригован по самое не могу. Но понял: любая торговля только на руку инферно, так что не будем ставить никаких условий и просто посмотрим, что у нас получится. А для этого расскажи мне о себе и об этом месте.

Я устроился рядом с волком на сухой кочке и приготовился слушать. А послушать было чего. Сначала Шерман (так когда-то звали моего нового лохматого приятеля) рассказал, что уже не помнит, какой жизненный круг совершает в этих мирах, каждый раз попадая во все более ужасные условия. Он смутно припоминал свою жизнь на Земле, сопровождающуюся насилием и даже убийствами. Угодив в эти мрачные места, он постепенно терял человеческий облик, пока совсем не превратился в зверя. Все эти миры объединяло одно правило: здесь, чтобы выжить, нужно было убивать, издеваться, использовать, обманывать – другими словами, делать все, чтобы подавить волю окружающих.

Он не был дураком и еще в человеческом облике попытался вырваться из порочного круга, тогда-то и познакомился со снуфами. Насколько Шерман знал, они могут выглядеть по-разному в разных мирах. Тогда и он сам-то был уже больше похож на обезьяну, чем на человека, а эти твари выглядели вообще отвратительно: противные серые свиньи на двух ногах в темных балахонах. Ему явно было трудно об этом вспоминать, он только сказал, что эти муки были не физическими, а скорее какими-то кошмарами. Но после пыток он очнулся в еще более унылом месте и ни о какой помощи ближним думать уже не мог.

Конкретно в этом мире было много разных существ, но для всех было характерно одно: они уже давно утратили человеческий облик в беспощадной борьбе за выживание. А те, кто ими правил, и отродясь людьми не были.

Я прикинул в уме, что мне крупно «повезло» угодить в самые нижние слои преисподней, откуда почти никто не возвращается. Но я привык смотреть на все позитивно, и поэтому обрадовался, что успел остановиться до того, как воткнулся в самое дно – мне не улыбалось ползать пусть и светлой, но двухмерной кляксой – вот оттуда уже точно дороги нет. А сейчас у меня, кажется, появился если не друг, то, по крайней мере, инфернальный напарник. Тем более в таком мире, независимый и, в общем-то, честный серый убийца был лучше, чем пресмыкающийся и заискивающий трус и, в конечном счете, тоже убийца.

Шерман в общих чертах обрисовал, что знал об этой стороне. Я же не стал вдаваться в подробности, решив обсуждать детали по ходу дела, а сейчас предложил искать главных – тех, кто помыкает ими всеми. Волку же посоветовал:

– Сдается мне, что ты, испугавшись снуфов, сделал главную ошибку: отказался от попытки за шаг до победы. Ведь, не отрекись ты от своих светлых желаний, и тебя выбросило бы в более легкий мир, а не вниз. Но легко давать советы, посмотрим, что у нас получится.

– Садись мне на спину, я хоть и не лошадь, но все быстрее куда-нибудь дойдем, - прорычал серый напарник, и я, как Иван дурак или царевич (что вполне могло быть одним и тем же), взгромоздился к зверю на спину, вцепившись в загривок и поджав ноги.

Шерман был большущим волком, но и я в своем слегка звероподобном виде был не таким уж и маленьким. Тем не менее, он довольно ловко трусил по тропе с неслабым грузом на хребте, а мне только и оставалось, что осматривать унылые пейзажи. Я балансировал на спине зверя, вцепившись в загривок – не лошадь, конечно, но на среднего осла мое транспортное средство вполне тянуло.

Не знаю, сколько так «скакали», может – час, может – больше, но вскоре черные дебри мертвых гнилух закончились, и мы выкатили на открытое место. Эх, глаза б мои не видели этого пейзажа! Вот какие у вас ассоциации с открытым местом? У меня например: свежий воздух, солнышко, поля, тополя… а тут, такая вонища, что кажется, зажги спичку, и все взорвется. Да бог с ней, вонищей – сам пейзаж был просто отвратительный: представьте себе самую гадкую сточную яму и увеличьте ее до размеров приличного озера или, вернее, болота. А теперь в середину этой булькающей и чавкающей мешанины поместите несколько спин огромных серых бегемотов, добавьте мух и ворон, и натюрморт готов – извольте кушать. Что, неохота? А эти гигантские зверюги что-то там, в самой середине этой мерзости, с большим удовольствием и громким чавканьем пережевывали.

Я слез со спины остановившегося волка и, гундося в зажатый нос, спросил:

– И что это все значит?

– Там. Смотри, - коротко ответил серый.

Проследив за его взглядом, я заметил на дальнем конце этой вакханалии жидких отходов стайку копошащихся в болоте созданий, чем-то смахивающих то ли на людей, то ли на обезьян. Разглядеть их было сложно, но не из-за расстояния, а из-за скудного освещения. Я вдруг с ужасом понял, что в этом мире нет цветов, все вокруг было черным, серым или светло серым. На появление солнца в тусклом небосводе не было никакой надежды – такими глупостями здесь народ не баловали.

– Это то, что осталось здесь от людей? – переспросил я Шермана и получил в ответ утвердительный кивок серой лобастой морды.

Неожиданно волк добавил:

– Не только они, - и, мотнув мордой в сторону бегемотов, сказал. – Эти тоже из бывших обжор на Земле.

– А почем ты знаешь?

– А когда очередной жертвой закусываешь, то ее мысли часто наружу лезут, - не стал хитрить хищник. – А вот черти невкусные – горькие. Их если только из морального удовольствия рвать на части приятно.