— Я говорил, но он...

— Что он, что?!

— Он говорит, что дело особой важности.

— Ладно,— сердито бросил Нерон, делая нетерпеливое движение рукой,— зови.— И, снова посмотрев на Отона, поднял брови, одну выше другой, что в данном случае должно было, по-видимому, означать нечто вроде «сам можешь убедиться, как я несчастлив».

Афраний Бурр вошел широким шагом военного. Он поднял правую руку и проговорил громко:

— Приветствую тебя, император! — при этом сделал вид, что не замечает сидящего в кресле Отона.

Он не любил этих так называемых близких друзей Нерона, все они казались ему изнеженными выскочками, жалким подобием мужчин. Аннею Сенеке он говорил о них так: «Эти слизняки пролезут в любую щель кладки дворца, для этого им не нужно намазывать тело жиром, они состоят из него».

— Что тебе, Афраний? — недовольно спросил Нерон.— Что за спешка в такой ранний час?

— Твоя мать, Агриппина, уже во дворце,— сказал Афраний, холодно глядя на императора.

В первое мгновение Нерон не сумел скрыть испуга и даже сделал движение, словно собирался бежать. Тем величественнее он произнес, когда сумел взять себя в руки:

— Я же отдал приказ не допускать эту женщину во дворец. Или кто-то посмел ослушаться моего приказа?

Губы Афрания Бурра презрительно дрогнули.

— С утра я был на учениях и поздно вернулся. Солдаты же не посмели остановить эту женщину.

— Почему? — выпятив нижнюю губу, спросил Нерон.— Разве ты не передал им мой приказ? Или твои преторианцы уже не вполне подчиняются своему Командиру?

— Твои преторианцы,— отозвался Афраний, делая ударение на первом слове,— просто не посмели остановить мать императора. Что делать, император,— добавил он, пожимая плечами,— но в них с детства воспитывали почтение к родителям. Вот если бы ты объявил, что отказываешься от матери, то тогда...

— Отказываюсь от матери? — поморщившись, переспросил Нерон.— Но как можно отказаться от матери? Ты говоришь глупости, Афраний.

— Я говорю о том, что может заставить солдат исполнить твой приказ,— холодно пояснил Афраний.

— А я полагал,— усмехнувшись, вмешался Отон,— что доблестный Афраний одним только взглядом заставляет повиноваться.

— Что ты на это скажешь, Афраний? — в свою очередь усмехнулся Нерон.— Я тоже думал, что командир моих преторианцев может все.

— Командир твоих преторианцев,— сказал Афраний с поклоном, все так же делая вид, что разговаривает с императором наедине,— не политик и не умеет давать ценных советов. Я всего лишь солдат, но даже мне понятно, что случится, если мать императора будут задерживать силой. Для солдат император пример во всем, тем более в отношениях с собственной матерью. Они скорее примут убийство, чем непочитание.

Нерон отвернулся к окну и некоторое время молчал.

— Ты думаешь, примут? — наконец сказал он, не поворачивая головы.

— Прости, император,— отозвался Афраний,— я не понял, о чем ты спрашиваешь.

Нерон медленно развернулся, потом долго смотрел на Афрания своим холодным взглядом.

— Ладно, поговорим об этом после. Потом. Пусть ее пропустят, но попроси ее подождать, я должен привести себя в порядок. Я примерный сын и не хочу предстать перед матерью в таком виде.

Афраний поклонился и вышел.

— Что ты думаешь об этом, мой Марк? — обратился Нерон к другу.

— Думаю, что Афраний много на себя берет,— отвечал тот, словно Нерон спрашивал его именно об этом.— Эти старики думают, что у нас республика: они не могут жить без советов.

4 Нерон

– 97 -

— А разве у нас не республика? — опять усмехнулся Нерон.— Ты забываешь, что я всего-навсего верховный понтифик, меня не именуют даже отцом нации, как императора Юлия.

— Но ты и не отец нации,— сказал Отон.

— Что? — нахмурился Нерон, и тут же лицо его исказила гримаса гнева.— Ты считаешь, я менее достоин называться отцом нации, чем император Юлий?

— Император Юлий был всего лишь отцом нации, а ты ее господин,— сказал Отон, встав и поклонившись Нерону.— Ты господин, а мы твои слуги. Разве слуги могут давать своему господину какое-то звание! И разве ты примешь его от слуг!

— М-да,— неопределенно выговорил Нерон и еще раз внимательно посмотрел на Отона.— Значит, ты тоже мой слуга?

— Я? — удивился Отон, правда, несколько чрезмерно.— Как и все в Риме.

— Хорошо,— Губы Нерона скривила странная улыбка.— Но, кажется, мы называем друг друга друзьями. Как же быть с этим? Слуга не может быть другом.

— Слуга не может быть другом,— согласился Отон.— Но господин может его так называть для... Для поощрения.

— Выходит, что ты мне не друг.