– Больно мне надо! – Отмахнулась кикимора. – Это я для того, чтобы с дороги не сбиться. А то обомлел от радости, что в руки ему далась, и тащит, и тащит. Не пригляди за ним, так и мимо пробежит.

И всплеснула руками.

– Ну, вот, мы идем, а Копытиха, подруга называется, ни сном, ни духом. А я на пироги надейся после этого!

Но уже летит, косолапя и заваливаясь на бок, бэр, оглашая лес радостным ревом. И Копытиха, увязанная платом до бровей, вышла встречать их, спрятав почерневшие от работы и старости, руки под перредник.

Заприметив Ягодку, берегиня резво отскочила в сторону, а Влада предусмотрительно укрылась за спиной Радогора. Вран же пронзительно закричал, торопливо сорвался с плеча, предвидя печальный исход радостной встречи, и в два взмаха крыльями перелетел на кровлю избы.

Рыча и страдая от счастья и возмущения, бэр подлетел к Радогору, сшиб его с ног и, ворча и стеная, принялся поочередно облизывать того и другого.

– Отпусти, дурень! – Взмолился Радогор.
– Не щенок. Серьезный зверь. А ведешь себя, хуже не куда. Кости так мне переломаешь.

До самой избы бэр бежал, повизгивая и заглядывая в их лица, словно пытаясь узнать, где они были.

– Здравствуй, матушка…

– И так видно, что здорова. Что с ней сделается? Она по болоту не ползала. – Заторопилась кикимора. - Про ее здоровье спрашивать, только время терять. Что вдоль, что поперек себя. А иные еле ноги обратно притащили. А про здоровье у них ни кто не спрашивает.

Копытиха улыбнулась. Давно перестала обижаться на свою вздорную подругу. Поняла, на кикимору обижаться, себе дороже встанет.

– Долго ходили… - Сказала она, обращаясь к Радогору, и окидывая его внимательным, все подмечающим взглядом. Покосилась глазом на мешок и укоризненно покачала головой. – Напрасно принесли это, надо было там оставить.

– Нельзя оставлять было. И людям показать надо будет. Пусть увидят, кто им столько лет жизнь портил. Кто – то духом воспрянет, кто – то надежду потеряет. И разноголосица утихнет.

– И так можно. – Согласилась Копытиха, хотя сомнение в голосе осталось. – Я раньше вас ждала…

– Седьмицы не проходили. – Радогор удивленно вздернул брови. – Куда же меньше? Пока туда дошли, пока обратно. И от туда не сразу убежишь. Болото, матушка. Не торная тропа.

На лице Копытихи появилось удивление.

– Седьмицу, говоришь, не проходили? Оно и видно. А от болота что – нибудь осталось? Или не все успели истоптать?

Кикимора только этого и ждала.

– Ой, подруга, совсем я осиротела. – Заголосила, запричитала она. – Нет теперь моего кормильца. Только и осталось от него, что чисто озеро. И хоромину свою теперь не отыщу. А что уцелело, так он огнем пожег.

– Упырь?

– Было когда Упырю на это оборачиваться. – Презрительно фыркнула берегиня. – Ему бы ноги во время унести. Вот он, Радогор.

Ткнула пальцем на Радогора, и словно не она только что причитала, буднично спросила.

– Чем кормить нас с дороги собралась, подруга? Не помню, когда и ела в последний раз. Аки птица небесная крошки хлебные, осклизлые клевала. Тем и жила. А ты стала в дверях столбом, расшаперилась поперек, к дверям не подойти. И мимо не проскочить. Радогор сказал, у тебя пироги в печи стоят?

– Ну, если Радогор сказал… - Улыбнулась Копытиха, отступая в сторону. И повернулась к нему. – Ее здесь оставь. Не носи в избу. Сна не будет. К ветке привяжи и заклятием заслони.

Пропустила берегиню вперед.

– Долго же он вас по болоту водил. Я уж и ждать отчаялась. Особенно, когда загремело да загрохотало болото и ветер засвистел шальной. И на воду глядела, и на камнях раскладывала, а перед глазами одно, ночь… Так уж и не одна, две седьмицы минуло, третья началась.

Радогор и Лада переглянулись, но промолчали.

– А потом уж, когда пламя поднялось над болотом, догадалась, что таки добрались вы до него.

– Матушка, не пойдем мы сразу к столу. Грязь кокорками насохла. – Сконфуженно проговорила Влада.
– Ополоснуться бы прежде. Это Радогор будто в утренней росе умылся, а я как свинюшка вся перевозилась.

– Ну, так и беги в баню. Что ни день, жду да подтапливаю. Все вас поджидала. Только железо в избе оставьте. А на подругу же мою не берут, не меняют. Она и одна за столом отгостит.

И переваливаясь утицей, скрылась в избе. Радогор снял со спины Влады меч, растегнул поясной ремень с боевым ножом и шагнул следом за ней. Повесил все на деревянный штырь, вбитый в стену и пошел вдоль нее, приглядываясь к травам.