Во время таких посиделок хорошо было пофантазировать на тему: что меня ждет после окончания сборов. Прошло уже несколько месяцев, но я все еще не мог до конца осознать, с каким грозным оружием мне придется работать. Новая действительность с трудом проникала в глубины души и разума. Все казалось, что это происходит не со мной. Тревожила мысль, а что если будет дан приказ применить атомную бомбу в действительности? Эйфория новизны и исключительности понемногу рассеивалась, и оставалась голая правда: это оружие, способное в мгновение уничтожить сотни тысяч людей. Я сознательно уходил от этой опасной мысли, но она меня не покидала.

В детстве мне пришлось своими глазами увидеть, как убивают человека. Немецкий солдат застрелил старого еврея. Это произвело на меня неизгладимое потрясение. Конечно, приходилось видеть советских и немецких солдат, погибших в бою. Но все это совершали безымянные убийцы. И было это очень давно.

Теперь же я гипотетически мог быть причастен к убийству множества людей. Хотелось верить, что атомное оружие никто не решится использовать на практике. Но возрастающее противостояние между США и СССР, нагнетание взаимной ненависти, истерия гонки вооружений — все это, к сожалению, делало третью мировую войну вполне реальной.

Я уже понимал, что во всем этом виноват не только капиталистический Запад, но и социалистический Восток. Обе противоборствующие политические системы настолько боялись друг друга, настолько старались напугать и устрашить существующей и выдуманной ядерной мощью, что были готовы на самые безумные авантюры. И это не давало мне покоя.

Однажды на дежурстве я спросил у своего напарника Караванского:

— Готов ли ты, Витя, к тому, что и на твою совесть может лечь вина за жизни тысяч совсем неизвестных нам людей, когда мы сбросим атомную бомбу?

— Не задумываясь — готов. Они первыми хотят на нас напасть, окружают нас военными базами, грозят разбомбить наши города. О какой совести ты говоришь…

— Но и мы вооружаемся не только для того, чтобы дать отпор агрессору. При благоприятных условиях первым по Америке может ударить и наш Союз. Помнишь лекцию об упреждающем ударе?

— Слишком далеко, Вишневский, раскидываешь своими мозгами. Выкинь эти вредные мысли из головы, легче будет жить, — закончил Караванский.

Но мысли из головы выкинуть никак не удавалось, и тогда впервые возникло желание распрощаться с армией.

Витя Караванский. 1956 г.

В день Советской Армии и Военно-Морского флота в Доме офицеров в торжественной обстановке нескольким летчикам и командирам частей были вручены правительственные награды.

Получили они их за испытание КС — крылатых снарядов класса «воздух-земля». Позже их стали называть крылатыми ракетами. В те времена они представляли собой беспилотные летательные аппараты, очень похожие на небольшие самолеты. В фюзеляже размещалось взрывчатое вещество и система наведения, в хвостовой части — реактивный двигатель и управляющие поверхности. Крылатые снаряды подвешивались под крылья бомбардировщиков, и они представляли, по тем временам, грозную боевую силу.

Мы не раз видели стендовые испытания их реактивных двигателей. Закрепленные намертво на тяжелых бетонных тумбах, они оглушительно ревели, используя свой маршевый ресурс. Далее их испытывали в воздухе для поражения наземных и надводных целей.

Во время одного из таких испытаний крылатый снаряд вышел из-под контроля и полетел над морем в сторону Турции. Только благодаря четким и слаженным действиям истребителей этот КС был своевременно уничтожен, чем был предотвращен крупный международный скандал. За такие заслуги сегодня группа летчиков испытательного полигона получила ордена и внеочередные воинские звания.

В отличие от первого цикла во втором нам усиленно стали укреплять идеологический уровень. Почти каждую неделю кто-либо из старших офицеров проводил политзанятия, читал лекции на политические темы.

Сегодня лекцию о политорганах в Советской Армии читает добродушного вида подполковник из политотдела. В зрительном зале Дома офицеров все передние места пустуют, все по привычке переместились подальше от лектора. Подполковник улыбаясь просит перенести со сцены в зал кафедру и установить ее в проходе поближе к слушателям. Юмор его был оценен и принят благожелательным смехом. Доволен был и лектор, который начал с главного:

— Политорганы в Советской Армии подчиняются не только постановлениям ЦК КПСС и Главного Политического Управления, но и приказам командиров. Это как бы двойное подчинение можно было бы расценивать как нарушение Устава партии, но это не так. Командира и его приказы не имеют право критиковать на партсобраниях, как это делается в гражданских парторганизациях. Нельзя, например, прямо выступить и сказать: «Командир поступил неправильно, не разрешив мне совершить полет тогда-то, что повысило бы… и тому подобное». Но можно выступить и сказать так: «Мне не созданы условия для полета, в результате чего…, и так далее». Командир поймет выступление и примет его к сведению.