— Вишневский, получено указание вынести тебе взыскание за то, что ты несколько месяцев не становился на комсомольский учет. Мы понимаем, что с выговором уходить на гражданку тебе ни к чему, но и ты нас пойми — указание мы должны выполнить. Какие есть предложения?

— Давай влепим ему выговор без занесения в личное дело, — предложил один из членов бюро. — И начпо удовлетворим, и Валентину его комсомольские документы не подпортим.

Выговор был проголосован единогласно, и все мы дружной компанией пошли в общежитие.

Надо сказать, что со времени разоблачительного выступления Хрущева на XX съезде КПСС, партийная и комсомольская работа в армии как-то сникла и потускнела. События, связанные с разоблачением культа личности Сталина, в странах социалистического лагеря и внутри самого Союза были намного значительней и интересней, чем анемичная работа военных политработников.

Наш сокурсник по Багерово Михневич писал из Свердловска о волнениях студентов политехнического института. На комсомольской конференции один из студентов-физиков выступил с критикой существующей формы демократии в комсомоле, партии, на выборах в Верховный Совет. Было сказано немало резких слов о жизни в колхозах, о беспаспортных селах, о фиктивных трудоднях. И его многие на конференции поддержали. Этот случай получил широкую огласку и стал темой особого разбирательства в обкоме партии, а потом — и ЦК КПСС. Но разбирательство это было направлено не против недостатков, отмеченных выступающими, а против самих докладчиков.

Аналогичные события происходили и в других вузах, творческих союзах и предприятиях. Смутные отголоски о них просачивались в газеты, которые по-прежнему были «органами», а не средствами информации.

Закрытое разоблачение культа личности на XX съезде КПСС открыло шлюзы для потока обвинений не только Сталина, но и всей партийно-государственной системы. Власть не была готова и не хотела разобраться в истинных причинах культа личности. Была выдвинута официальная интерпретация сталинского режима. Она сводилась к личностному фактору и выводила из-под удара как партию и систему в целом, так и новых руководителей страны. Этого было явно недостаточно, что особенно остро ощущала молодежь. На одном из собраний в Институте физики молодой ученый Орлов прямо заявил: «Чтобы культ личности не повторился, необходима гласность и демократизация как партии, так и общества».

У нас таких собраний не было и, пожалуй, быть не могло. Чтобы отвлечь молодежь от возможных ненужных мыслей, комсомольские деятели объекта выдали нам лыжи и устроили кросс по девственно-нетронутому лесу. Мы охотно приняли участие в этом необычном мероприятии, но думать не перестали.

К обсуждению событий в Венгрии и Польше прибавились известия со стороны Югославии. Вторично пахнуло холодком со стороны советско-югославской дружбы. Маршал Тито снова заявил, что югославский опыт строительства социализма лучше, чем какой-либо другой. Это огорчило наших вождей, которые всегда были уверены в обратном. И уже совсем неприятным было заявление Тито о том, что культ личности — это порождение системы.

Открытая дискуссия в обществе продолжалась недолго. В постановлении ЦК КПСС от 30 июня 1956 года возникновение культа личности уже объяснялось не только личными качествами Сталина, но и «объективными» причинами. Говорилось, что строительство социализма велось в условиях «враждебного капиталистического окружения», угрозы нападения извне. Все это требовало железной дисциплины, бдительности, централизации руководства и временного ограничения демократии. А в закрытом письме ЦК КПСС от 14 декабря 1956 года, которое зачитывалось у нас в гарнизоне, уже призывали к «пресечению вылазок антисоветских враждебных элементов». В нем говорилось о том, что, осудив культ личности и приняв соответствующие меры по демократизации партийной и общественной жизни, партия уже преодолела чуждые социализму явления, и никакой надобности в дальнейших дискуссиях не существует.

Хрущев и его соратники боялись глубокого анализа сталинского режима, так как он стал бы для них смертным приговором — им пришлось бы не только уйти с политической арены, но и нести ответственность за происходившее.

Официально дискуссия о возможной модернизации советского общества была в приказном порядке прекращена. Сложнее было прекратить дискуссии по международным проблемам.

В пропагандистском смысле события в Венгрии и события в районе Суэцкого канала до некоторой степени уравновешивали друг друга. Запад обвинял СССР в расправе над венгерской революцией, а мы обвиняли Англию и Францию в агрессии против Египта. Все бы это выглядело обычной пропагандистской шумихой, если бы не было смертельно опасным. Только теперь мы осознаем, что мир в осенние месяцы 1956 года стоял на пороге войны. Не зря же осень этого года была так продуктивна на «перевалки». Но здравый смысл и чувство самосохранения взяли верх. Страх ВГУ — взаимного гарантированного уничтожения — сработал, и третьей мировой войны удалось избежать.

Напоминанием о возможных кошмарах послужил для нас фильм об испытании атомной бомбы на специальном полигоне. Перед демонстрацией этого кинофильма всех к себе вызвал Сосновский. Он сообщил, что этот «учебный» фильм демонстрируется в отдельных частях Советской Армии, военных научных учреждениях и объектах нашей системы. Фильм закрыт для широкого показа, имеет гриф «секретно». Разглашение его содержания, публичное обсуждение и оценка увиденного запрещены. С этой целью демонстрация фильма будет производиться на территории лагеря заключенных. Естественно, что заключенные во время показа будут изолированы в своих помещениях.

После этого мы проследовали к лагерю в нижнюю часть городка. По списку прошли через КПП и зашли в небольшой кинозал с длинными деревянными скамейками. Здесь собрались офицеры всех служб во главе со своими начальниками. Присутствовали Филиппов, Сосновский, Новиков и начальник охраны режима полковник Рощин.

Первые кадры цветного кинофильма показывали транспортировку атомной бомбы к самолету-носителю. Она находилась на тележке и была зачехлена. В более поздних вариантах фильмов, которые демонстрируются сейчас, бомбу показывают без чехла. Тогда же ее мог видеть только тот, кто с ней непосредственно работал. Потом пошли кадры зданий, сооружений, мостов, боевой техники и животных, на которых должны были продемонстрировать действие взрыва.