Вероятно, Хаус не стал бы оспаривать высказанное доктором Лайонз мнение о нем. Как он сказал в серии «Метод Сократа»: «Для проведения анализов нужно время. На лечение времени уходит меньше». Вот каким образом Хаус решает загадку. Черт с ним, с больным.

У обоих героев однажды в жизни была подлинная любовь. О Ястребином Глазе мы узнаем, что он любил Карлай Бреслин, медсестру, с которой жил во время учебы в медицинском колледже. Когда он на короткое время вновь сошелся с ней в серии «Чем больше я тебя вижу…» (4–22), открылось, что Карлай ушла от него, потому что он настолько погрузился в работу, что на их отношения времени не оставалось. Ястреб, несмотря на свои мимолетные интрижки в Корее, признался Карлай, что серьезных отношений, кроме как с ней, у него ни с кем не было. На вопрос, почему она от него ушла, Карлай ответила: «Мне нужно было выживать».

Подобная схема прослеживается и в отношениях Хауса со Стаиси Уорнер. Они, как Ястреб и Карлай, какое-то время жили вместе. В «Трех историях» (1–21) Стэйси появляется после пятилетнего отсутствия, и мы узнаем об обстоятельствах травмы ноги Хауса и о том, какое участие в этом принимала Стэйси: оказывается, в том, что Хаус хромает и испытывает боль, есть и ее вина. Стэйси была рядом, пока он находился в коме, а потом дала добро на компромиссный вариант лечения, в результате которого Хаусу сохранили жизнь, но при этом он стал инвалидом. Сам Хаус от такого варианта развития событий отказался бы. Всё это привело к тому, что их отношения прервались, и Стэйси уехала — тоже чтобы выживать.

Обе героини вышли замуж. Обе, когда снова встретили свою бывшую любовь, пережили чувства, которые они спрятали в себе, но не утратили. Обе пары пережили свой момент из «Касабланки», [28] когда жены уже были готовы уйти от своих мужей, но не сделали этого, хотя Стэйси осталась с мужем только потому, что так ей велел Хаус.

Ястребиный Глаз мог заговорить кого угодно. Надо признать, что Хаус на легкую болтовню не способен. В серии «Любовь зла» (1–20) он говорит Уилсону: «Понятия не имею, как можно разговаривать ни о чем. Ты говоришь о какой-то ерунде, и либо это смертельно скучно, либо в словах скрывается подтекст, а в этом случае нужен дешифратор».

Ястреб болтает впустую, чтобы дистанцироваться от окружающих. Он боится слишком близких отношений, боится, что его начнет волновать кто-то, кроме его больных, боится, что в его сердце войдет женщина. Хаус похож на него, но вместо случайных контактов и заумной болтовни он прибегает к тому, что ограничивает себя в общении и строит барьеры между собой и окружающими.

Несмотря на свой сострадательный характер, Ястреб боится глубоких чувств и глубокой привязанности к противоположному полу. Хаус боится всяческих чувств по отношению к кому бы то ни было.

Наконец мы подходим к вопросу о нездоровых пристрастиях. У Ястреба это алкоголь. Он пьет, чтобы забыть ужас корейской войны. Когда он не в операционной, мы редко наблюдаем его без стакана в руке. Он глушит джин в «Болоте», [29] да и вообще проводит там большую часть времени. Он ходит в бар Генри. Он — завсегдатай офицерского клуба. Резюме? Ястреб алкоголик. И, как многие алкоголики, он отказывается это признать.

Тема алкоголизма поднимается в фильме достаточно часто. Ястреб с неохотой признается в том, что пьет слишком много, и на время завязывает. Как-то ему пришлось воздерживаться, когда генерал ввел в лагере сухой закон и приказал конфисковать его самогонный аппарат. Он утверждает, что спиртное никогда не мешало ему исполнять обязанности в операционной, — пока в один прекрасный день ему не пришлось покинуть ее. После этого он был вынужден признаться, что проблема существует, Но уже в следующей серии все продолжилось.

Хаус подсел на викодин. И подсел настолько, что держал дома тайник с 600 таблетками. Он настолько зависим, что подделывает подпись Уилсона на рецептах. Его зависимость настолько сильна, что когда полицейский Триттер конфисковал его запас и разрушил систему поставки, Хаус впал в ломку. Он настолько зависим от таблеток, что глотает их, как конфетки «М&М», а когда Кадди начала выделять ему минимально необходимую дозу, эффекта эта доза не оказывает. Он наркоман, и как всякий наркоман, ведет себя как сукин сын, когда боль переносима, а когда нет, то становится во сто крат хуже.

Мы начинаем задаваться вопросом: а может быть, Триттер прав, даже если его поведение продиктовано желанием отомстить, а не заботой о больных Хауса? Может ли викодин влиять на решения, принимаемые Хаусом?

В серии «Найти Иуду» (3–9) Хаус чуть не провел двойную ампутацию у пятилетнего ребенка, поскольку был уверен в том, что это единственный способ спасти его жизнь. По счастью, вмешался Чейз, как раз в тот момент, когда хирург уже готовился ампутировать руку девочки. Хаус поставил неверный диагноз, но поначалу он откатался это признать и в ярости даже ударил Чейза, который осмелился противоречить ему и высказать свое мнение, которое оказалось правильным.

Был ли мозг Хауса затуманен болью и синдромом воздержания или, что еще хуже, как ранее предполагал Форман, отказ от таблеток вызвал у Хауса паранойю? Мог ли он поставить этот ошибочный диагноз, если бы на протяжении этой серии ему позволили глотать таблетки? Действительно ли на его способности они не влияют, как он это утверждает? На эти вопросы ответов нет. Но в конце серии мы видим, что Уилсон уступает Триттеру и заключает с ним сделку. Так что даже Уилсон, который занимал сторону Хауса до такой степени, что был готов солгать в суде, чтобы спасти друга от тюрьмы, — даже Уилсон осознал, что Хаус стал худшим врагом самому себе.