Понятно, что это не является точным изображением типичной рабочей недели типичного врача. Реалистичные картинки того, что происходит в больнице, вряд ли привлекли бы нас к экранам телевизоров. Больничные телесериалы, где все строится на том, что нам показывают больное горло, а потом выясняется, что это стрептококковая ангина, или тошноту, причиной которой является беременность, столь же мало интересны, как детективные сериалы, в которых преступником вечно оказывается дворецкий (или супруг/супруга). Не многим из нас довелось столкнуться с врачом настолько неприветливым и одновременно талантливым, как Хаус (или даже со столь добрым, как Маркус Уэлби). Поэтому болезни и герои в медицинских сериалах в силу необходимости нетипичны и надуманны. Но реалистичны ли показываемые нам методы диагностики? И так ли действуют настоящие врачи, как герои «Доктора Хауса»? Как Хаус мыслит?

Недавно вышедшая книга врача Джерома Групмана «Как думают врачи» показывает нам подлинный процесс принятия врачебных решений, основанный на его собственной практике и беседах с коллег ами, во время которых обсуждались реальные медицинские случаи. Его выводы хорошо укладываются в литературу по психологии принятия решений. Как он заключает, реальные врачи пользуются стереотипами, схемами, они в своих рассуждениях идут наикратчайшим путем и прибегают к интуиции, а также к формальным логическим построениям, которым учат в медицинских вузах. В телевизионной версии Хаус и его коллеги в учебной больнице Принстон-Плэйнсборо активно пользуются методом дифференциальной диагностики, излагая свои идеи на классной доске. Но прибегают ли они к тем путаным и более человечным схемам, которыми пользуются настоящие врачи? Действительно ли в этом мире выдуманных героев и странных заболеваний Хаус принимает решения так, как это происходит на самом деле?

Метод диагностики, используемый Грегори Хаусом, в медицинском мире известен под названием «погоня за зеброй». Этот термин происходит от популярного среди студентов-медиков выражения «Когда слышишь топот копыт, знай, что это кони, а не зебры». Смысл выражения состоит в том, что, выбирая ответ на вопрос, прежде всего нужно подумать о типичном, а потом уже о чем-то необычном. Хаус охотится за зебрами в том смысле, что ищет в заболевании что-то необычное, а такого таланта больше нет ни у кого (по Групману, врачей, не имеющих этого дара, иногда презрительно называют «пустобрехами»).

В сериале хорошо показано раздражение врачей по отношению к охотникам за зебрами, особенно среди администраторов, которые высказывают недовольство необходимостью проведения дорогих анализов, чтобы найти «зебру». Доктор Кадди упрекает Хауса в том, что тот постоянно ищет нестандартные решения: Хаус подозревает какие-то редкие заболевания, сложные случаи в том, что на самом деле совершенно обычно или, как она говорит словами Хауса, скучно. В реальном мире врач, рутинным образом диагностирующий ленточного червя на основании головной боли, вряд ли был бы очень популярен или добился бы успеха, потому что такие заболевания, как ленточный червь, редки по определению. Но на телевидении редкие заболевания являются нормой. Далее, Хаус и команда его великолепных диагностов выходят на сцену только тогда, когда чуют что-то неординарное, «зебру». А Хаус умудряется найти такую «зебру» даже в том, что не относится к медицине: одна женщина обратилась в больницу но поводу того, что она приняла за сыпь, но Хаус установил, что в действительности с этой женщиной во сне занимались сексом, о чем она даже не догадывалась.

Хаус и его помощники являются отражением принятия решений в реальной медицине и в том, как в диагностике используют стереотипы. В «Историях» (1–10) Форман отказывается принять в больницу бездомного, поскольку, согласно стереотипу в отношении бездомных, тот якобы пытается смошенничать, чтобы в больнице просто переночевать. Подобным образом в серии «Детоксикация» (1–11) диагноз подростку был изначально (и ошибочно) поставлен в силу стереотипного представления о подростках, употребляющих наркотики ради забавы. В серии «Папенькин сыночек» (2–5) используется стереотипное представление о пьянстве среди подростков, что явилось причиной неправильного диагноза заболевания выпускника Принстонского университета, страдающего конвульсивными припадками. В «Докторе Хаусе» ошибочные диагнозы, основанные на стереотипах, часто используются для того, чтобы еще больше запутать зрителей по поводу загадочной болезни, причем лабораторные тесты или новые и противоречивые симптомы быстро доказывают их ошибочность.

В действительности неправильно поставленные диагнозы, основанные на стереотипах, с трудом поддаются коррекции. Раз диагностика пошла по неправильному пути, то врач, поставивший такой диагноз под воздействием стереотипа, а также второй и третий врач, к которому обращаются за консультацией, часто продолжают идти в неверном направлении. Групман описывает случай, когда одна молодая женщина несколько лет испытывала рвоту после принятия пищи. Первый ее врач определил булимию и направил женщину на лечение у психиатра. Несмотря на решительные заверения женщины в том, что она сама не пыталась вызвать рвоту, повторные осмотры врачей и результаты лабораторных анализов подтвердили изначальный диагноз булимии. Он и послужил основной для формирования общей картины заболевания. На основе диагноза первого врача все последующие подтверждали неверный диагноз: раз у нее симптомы булимии, значит, у нее булимия.

Лишь спустя пятнадцать лет, после многочисленных консультаций, врачи смогли наконец оторваться от схемы, созданной в результате первоначального диагноза, и правильно установить проблему — целиакию — которая вызывала у женщины рвоту после употребления в пищу глютена.

Одна из причин, по которой так трудно поставить правильный диагноз при первичном осмотре, заключается в том, что настоящие врачи (и прочие настоящие люди, а не актеры) оказываются жертвой того, что психологи называют «склонностью к подтверждению собственной догадки». Многочисленные исследования но психологии свидетельствуют о том, что когда мы пытаемся решить проблему или принять решение, мы скорее склоняемся к той информации, которая подтверждает наши догадки, нежели к той, которая их опровергает.

Например, если нам нужно узнать, действительно ли кто-то работает санитаром в больнице, мы скорее спросим, работает ли этот человек в больнице, чем работает ли этот человек на заводе, так как маловероятно, что человек, работающий на заводе, является санитаром. Если человек работает в больнице, он может быть санитаром, врачом, может разносить еду больным или выполнять массу других функций. Следовательно, тот факт, что человек работает на заводе, явно свидетельствует о том, что он не санитар, тогда как факт работы этого человека в больнице может говорить в пользу того, что, возможно, он санитар. Дело еще более усложняется тем, что такая склонность подтверждать свою догадку, или, как ее называет Групман, «когнитивный сбор вишни» (65), заставляет нас не только искать подтверждение догадки в ущерб ее проверке, но и способствует тому, что мы склонны запоминать именно первое и не думать о противоположном мнении. В примере, который приводит Групман, врачи оказались жертвой склонности к подтверждению догадки, в симптомах и в данных лабораторных анализов они стремились найти подтверждение диагноза булимии, несмотря на упорные заявления женщины, что сама рвоту не вызывала. Но даже этот последний факт был интерпретирован как признак булимии, поскольку отрицание того, что больной сам пытается вызвать рвоту, часто характеризует это заболевание.