Сегодня, впервые за много дней, приличная радиосвязь. Удалось передать радиограмму домой о том, что у нас все в порядке, и получить две из дома. Стас писал, что у него успехи в ближнем бою, а в четверти четверка по химии. Наташина оценка несколько строже — всего три балла по химии и ни слова о спортивных успехах. Расхождение абсолютно несущественное: главное, что следовало из этих радиограмм, это то, что дома все в порядке, и здесь это было для меня всего важнее.

DC-6 собирался вылететь завтра. Дай-то Бог! В связи с таким его опозданием мы несколько изменили первоначальные планы, связанные с продолжением съемки фильма. Теперь Лоран и его группа должны были пойти с нами после базового лагеря в течение трех-пяти дней с киносъемками. В этом варианте мы получали дополнительную возможность пополнения запасов собачьего корма и продовольствия с помощью самолета, который прилетит за киногруппой после окончания съемок.

Экспедиция «Поларкросс» была под угрозой срыва. Месснер, по словам Крике, ходил мрачнее тучи. Ситуация усугубилась еще и тем, что чилийцы, пообещавшие забросить горючее на холмы Патриот для снабжения экспедиции Месснера, отказались сделать это, причем неизвестно из каких соображений, и поэтому мы решили помочь Месснеру горючим из имевшихся (по нашим предположениям) запасов в базовом лагере, о чем мы и сообщили Крике во время радиосвязи. Крике был очень доволен, что сможет сообщить Месснеру эту приятную весть и хоть как-то улучшить его настроение. Мы все искренне сочувствовали этим ребятам и молили Бога о том, чтобы он помог расправить крылья старому «Дугласу» и полет все-таки состоялся. Крике передал также просьбу Мустафы и Ибрагима пройти с экспедицией хотя бы небольшой кусочек маршрута после холмов Патриот. Я помню, что такие разговоры велись и раньше. Очень уж хотелось нашим арабским друзьям стать первыми представителями знойного Востока, ступившими своими ногами на белый чистый, как песок аравийской пустыни, снег Южного полюса. Предполагалось, что они пройдут своей упряжкой, управляемой инструктором Джоном Стетсоном, последние несколько дней перед Полюсом и достигнут его вместе с нами, но наша задержка в пути и нерешительность неуверенного в своих силах «Дугласа» изменили все первоначальные планы. Учитывая весьма небольшой опыт Мустафы и Ибрагима в ходьбе на лыжах, мы не могли рассчитывать, что включение их в маршрутную группу ускорит наше продвижение вперед. Вот поэтому, стараясь не обидеть их, мы попросили Крике как можно деликатнее передать Мустафе и Ибрагиму, что обо всем договоримся после их приезда в базовый лагерь.

При написании этой книги я, помимо своего звукового дневника, использовал также материалы экспедиционной хроники, составленной в американском офисе экспедиции на основе наших же сообщений. Так, например, сегодня, 4 ноября, хроника сообщала:

Очевидно, по мнению очаровательных сотрудниц американского офиса экспедиции, факт сохранения мной в столь трудных условиях целой бутылки водки и особенно те мучительные страдания, выпавшие на мою долю, когда пришлось расстаться с этой бутылкой под давлением обстоятельств, должны были внести существенный вклад в канонизацию моего образа в глазах следящих за экспедицией американцев.

Для оправдания в глазах соотечественников скажу, что единственная бутылка водки, присланная мне с Беллинсгаузена ко дню рождения, путешествовала с нами только два дня, 16 и 17 сентября, не дожив до критического периода, о котором упоминается в хронике, около двух недель.

Желтый цвет стенок палатки всегда создает впечатление яркого солнечного утра снаружи, но сегодня это впечатление оказалось обманчивым. Туман был настолько густым, что, казалось, его можно было резать ножом. Температура минус 32 градуса, слабый ветер с юго-востока. Вчера вечером, получив по радио координаты, мы с Этьенном нанесли их на карту, и я к своему немалому удивлению обнаружил, что за последние три дня, когда из-за плохой видимости идти приходилось в основном по компасу, мне удалось сохранять верное направление, очень незначительно от него отклоняясь, правда, все в ту же сакраментальную левую сторону.

Воодушевленный, я сам определил курс, которым мы должны были идти сегодня, чтобы выйти к перевалу на холмах Индепенденс. Мне, естественно, было интересно узнать мнение официального навигатора об этом, поэтому я выбрался наружу и побежал, рассекая туман, к пирамидальной палатке Джефа. Вопреки моим ожиданиям, Джеф не только не согласился с моими цифрами, но и подверг сомнению качество моей пойнтменской деятельности в последние дни, заявив, что именно из-за моей неудовлетворительной работы сегодня придется менять курс. Слегка озадаченный, я вернулся в палатку и сказал об этом Этьенну. Времени разбираться в том, кто из нас прав, а кто виноват, не было, поэтому, предоставив штурману штурманство, мы собрали лагерь и вышли в рекомендованном им направлении, повернув круче к востоку, к невидимым из-за густого тумана горам. Не успел я пройти и трех десятков метров, как у меня сломалось крепление и моя левая лыжа выкатилась из-под ноги и продолжила самостоятельное скольжение в известном только Джефу направлении. Часть крепления, фиксирующая пятку вместе с ремнем, осталась на ноге, другая же, фиксирующая носок вместе с лыжей, укатила вперед.

Далее события разворачивались примерно так, как в соревнованиях «Формула-1», когда бригада механиков меняет вышедшее из строя колесо. Там счет идет на секунды, цена которых очень высока. Моих же «механиков» тоже можно было понять: минус 32 градуса, ветер, туман и вынужденная остановка сразу же после старта, когда никто еще толком не успел согреться, заставляли всех двигаться быстро и решительно. Уилл притащил запасное крепление, Джеф — отвертку, а я, распластав лыжу на снегу, начал операцию. Мне потребовалась вся моя сила, чтобы отвернуть три заледеневших винта, причем каждый мой успех встречался одобрительными криками стоявших вокруг замерзших мужиков. Дело было завершено за десять минут, новое крепление было установлено, а старое, отслужившее мне верой и правдой свыше 2000 километров, было предано снегу с должными почестями.

Вскоре начался подъем, ветер повернул к востоку и резко усилился, видимость упала до 50 метров и идти стало несколько менее приятно, но

В борьбе с подъемами, встречным ветром, компасом и самим собой время шло быстро, и вскоре мы остановились на обед, что было сделано скорей по привычке, чем по необходимости. Но неожиданно ветер, к счастью, стал ослабевать и вскоре после обеда стих окончательно, но туман, казалось, стал еще гуще. Часа через два я различил слева и справа от себя в тумане неясные очертания довольно высоких гор. Мы шли как раз между ними, что никак не входило в наши планы, однако мы продолжали движение, надеясь сориентироваться, подойдя поближе к горам. Поднявшись почти к вершине перевала, седловина которого угадывалась между двумя этими горами, мы остановились. После непродолжительного обсуждения ситуации, в котором активное участие приняли Джеф, автор курсового проекта, пойнтмен, его исполнитель, и Этьенн, независимый эксперт, сошлись на мысли, что мы здорово уклонились влево и буквально уперлись носками лыж в горы немного ранее того места, где мы собирались форсировать холмы Индепенденс. Судя по всему, горы, в которые мы уткнулись, были холмами Либерти. Таким образом, выбрав себе путь между Свободой (холмы Либерти) и Независимостью (холмы Индепенденс), мы немного не дотянули до Независимости, зато обрели Свободу, с которой сейчас, прямо как у Высоцкого, буквально не знали что и делать.