Джинни вздрогнула, и Драко машинально пододвинулся к ней поближе, ей показалось, что он вряд ли осознает, насколько близко они сейчас сидят.

— У Гарри с самообладанием все в порядке, — тоненьким голоском заметила она.

— Ничего подобного, — словно удивившись, возразил Драко.

— Нет, в порядке! Ты только подумай, что он делал: представляешь, какое самообладание надо иметь, что вернуть в школу тело Седрика, хотя он знал, чему смотрит в лицо. А когда он был в Тайной комнате со мной…

— Чудесно, — слегка раздраженно перебил ее Драко, — избавь меня от своих интерпретаций Величайших Хитов Гарри Поттера.

Джинни смолкла и бросила на него недовольный взгляд.

— Я вовсе не умаляю его заслуги, — чуть отчужденным голосом продолжил Драко. — И вправду нет никого храбрее и целеустремленней — но это в некотором смысле путь Гриффиндора. Но не надо толковать это как разновидность самоконтроля. Он не прячет свои чувства, и никогда не был способен это сделать. Тебе не понять — ведь ты никогда даже не пыталась управлять его эмоциями, подобраться к нему. А я — да. Я провел годы, пытаясь его достать. Позволь мне заверить тебя, что по Гарри всегда видно, когда твой удар достиг цели. У него все лицо перекашивается, съеживается, словно его ударили везде и сразу. Это…

— … разбивает его сердце, — перебила его Джинни.

Драко, прищурившись, взглянул на нее.

— Нет, я больше в него не влюблена, — ответила она на его немой вопрос. — Признаться, я не уверена, что вообще любила его, просто я провела кучу времени, наблюдая за ним. Я совершенно точно знаю, о чем ты говоришь.

Драко пинал ботинком гравий.

— Может, это и так, — кивнул он, — в общем, ты поняла, о чем я. Гарри не умеет прятать вещи вроде этого, он прозрачен, как стекло. Слушай, а когда ты сообразила, что он влюблен в Гермиону?

Джинни почувствовала, что краснеет.

— Когда училась на четвертом курсе, — тихо ответила она. — Ну, может на пятом, — меня в тот год здесь не было, но я видела его в Норе на Рождественских каникулах. Помню, Гермиона учила Гарри наряжать волшебную рождественскую елку, и он смотрел на нее, когда она опутывала ветки паутинкой с огоньками. Я увидела, с каким выражением лица он смотрит на нее. И все.

У нее свело горло, когда она вспомнила боль, которую ощутила тогда. И эта боль была не только ее — но и ее брата. Позже, когда они переговорили об этом, он заявил, что всегда об этом знал, однако она могла бы поспорить, что это было не так. Её тогда еще потрясло, как спокойно он все это воспринял. Может, даже слишком спокойно.

— А ты? — задала она встречный вопрос Драко.

— В прошлом году, — непроизвольно передернулся Драко. — Это должно было случиться раньше, но меня сбивала с толку мысль, что она все еще встречается с Уизли… ох, прости, — с твоим братом.

В темноте сверкнула его улыбка.

— Во время Зелий Гарри смотрел на нее, когда думал, что она не видит, таращился на нее так, словно она была водой в пустыне. Все было очевидно. Я еще перехватил этот взгляд и подумал: «Ага, он от нее совершенно ошалевший, да при этом еще такой дурак, что не понимает этого. Как бы мне это использовать?…»

Джинни тряхнула головой:

— Ну, это же абсурд. И как бы ты это сделал?

— Что сделал?

— Ну, использовал это?

— А я и не использовал: раньше, чем мне это удалось, началась вся эта история с Многосущным зельем.

— Закон жанра, — заметила Джинни.

— Что?

— Ты меня слышал. Ты собрался использовать против Гарри то, что он влюблен в Гермиону. И потом… — ее голос оборвался, она сообразила, что ступает на зыбкую и опасную почву. Они договорились это не обсуждать. — Наверняка ты бы сделал что-нибудь ужасное.

— Согласен, — голос Драко был ясен и тверд, как стекло. — Кстати, тут есть еще кое-что.

— И что?

— Я не был единственным, кому пришла в голову эта мысль.

— Эта мысль?

— Использовать её против него. Ну же, Джинни! У каждого есть своя слабость. Он отовсюду защищен — кроме нее.

— Что ж, коль скоро ты воспринимаешь любовь к кому-то как слабость… — резко начала она.

— Ну, естественно, — ответил Драко, словно она брякнула какую-то глупость.

— Мне кажется, ты начал говорить, как твой отец, — тихо заметила она.

— Думаю, что я вообще как-то много говорю, — перебил он, — не обращай внимания.

— Ты недооцениваешь Гарри. Он никогда бы не допустил, чтобы кому-то, о ком он беспокоится и заботится, нанесли вред. Если это называть слабостью, то у него их не меньше дюжины. Мой брат. Сириус. Хагрид. Ты, — Джинни положила руку ему на плечо, и его мягкие прядки скользнули по ее кисти. — Получается, что с твоей стороны он тоже не защищен.