— Да ты же их не видишь, деда! — удивлялся маленький Серёжа прозорливости слепого Евсея.

— Я всё вижу! — кивал тот косматой белой головой. — Даже когда ты на жаре у речки перегреешься, или переохладишься, и то я увижу. Вот тогда я как встану, да ка-ак гаркну своим командирским голосом " Сер-рё-га, подъём!", пусть ты меня не слышал, как ты уверяешь, а гляжу, летишь, аж пыль из под пяток завьюживает…

— Врёшь, ты дед всё, ничего ты не видишь! — вздыхал Серёжа.

— Вижу- вижу, что опять отлынить хочешь от трудностей. Так не пойдёт, друг мой сердечный! Вставай Серёжа, вставай мой мальчик…

— Не могу. — шептал маленький мальчик из того далёкого детства. — Я не могу деда…

— Не могу… — шептал взрослый мужчина, чувствуя, как всё больше и больше немеют его руки и ноги, по мере того, как картинка из детства уходит всё дальше и дальше… — Прости дед, но я не могу идти…

Может он заблудился, а может просто сбился с пути, ушёл в сторону от трассы, и всё… Всего на минутку, если не на секундочку он позволил себе расслабиться. Когда его силы были на исходе он присел передохнуть, и эта остановка сыграла с ним злую шутку. Апатия и безысходность навалились на него, словно того и ждали момента. Мороз, что крепчал с каждой минутой, уже больно пощипывал нос и уши, проник в башмаки и почти заморозил ноги. Надо подняться и двигаться вперед! Это он понимает всем своим разумом. Но усталость, и безразличие к своей судьбе, всё больше и больше овладевали им. Хотелось махнуть рукой и уйти в этот блаженный сон покоя…

Выла вьюга, беснуясь над ним, словно справляла какой-то дикий, безумный танец радости. Ветер то и дело швырял ему в лицо хлопья снега, едва лишь мужчина поднимал голову. Обессиленный, полузамерзший, он сидел, не двигаясь, уткнувшись лицом в колени. Он уже ни о чем не думал. Казалось, что последние мысли уходят из него вместе с остатками тепла и разума.

….Маленький мальчик из далёкого детства ушёл, а старый слепой деде Евсей не мог видеть того, что не дано видеть слепому. Как вьюжит огромный белый столб снега над мужчиной, которому почти тепло и спокойно. Ему чудятся тёплые руки его жены, что поглаживают его замерзшую щеку. Женщина проводит тонким пальчиком по неподвижным губам мужчины и, улыбаясь, молчит…

— Почему ты молчишь, Марина? — спрашивает мужчина беззвучно.

— Зачем говорить! — отвечает женщина, улыбаясь печальными глазами. — Тебе сейчас хорошо, мне тоже… Мы оба спим, потому-что уже мертвы. Почти мертвы, и это так хорошо…

— Это плохо, Марина! Я не знаю почему, но смерть — это не выход из положения. Так не должно быть… — сопротивляется мужчина.

— Почему не должно! — удивлённо пожимает плечами женщина, что теперь стоит перед ним подбоченившись. Красивая женщина, но холодная, словно льдинка. Она поворачивается, что-бы уйти, но останавливается и слегка запрокинув голову, бросает через плечо жестко:

— Меня почти нет, зачем же жить тебе?

— Жить нужно, даже если, кажется, что уже нет никакой надежды на жизнь… — сопротивляется его мозг.

— Жить, что-бы страдать? Зачем? Ради чего и кого? Кого-о-о-о-о… — эхом отдается голос Марины в его затуманенном сознание.

Женщина уходит от него, не замечая как он тянется к ней, и не замечая того мальчика, что возникает у неё на пути. Мальчик из далёкого детства, он тянет к ней руки с обло-манными ногтями. У него яркие голубые глаза и светлые прямые волосы. Это Славка??!

— Постой Марина! А как-же наш сын? Как-же Славка, он ведь живой… живой…

Мужчина едва шевелит замерзшими губами. Он не слышит себя. Но женщина вдруг поворачивается к нему гордая, красивая, и глаза её вспыхивают ярким желто-зелёным светом. Она щурится, и её ярко-красные губы растягиваются в улыбке.

— Я думала он уже спит…спит мёртвым сном! Спит мой младенец…

Дикий смех, что несётся сквозь завывание вьюги, кажется неестественным и страшным. Этот смех холодит сердце, колет его словно иголками, стремится добраться до той боли, что тугим комком свернулась в его закоченевшем теле. Как больно впиваются иголки холода в его сердце…

— Вставай, нельзя так долго сидеть на холодном снегу, вставай!

Русоволосый мальчик с длинными кудрявыми волосами смотрит на мужчину своими спокойными глазами и тихо повторив, "вставай!", проходит мимо, словно не замечая того, что мужчина делает безуспешную попытку подняться.

— Я не могу! — удивляется он, и смотрит вслед мальчику. — Не могу…

— Тогда ты тоже уснёшь! — пожимает плечами мальчик, и улыбается жесткой улыбкой женщины, исчезнувшей в снежном тумане:- Мы все уснём, и будем спать долго-долго…

— Долго-долго! — шепчет вслед за мальчиком мужчина, и ему вдруг становится очень спокойно.

Он готов идти вслед за мальчиком. Хоть куда. Хоть на край земли! Только кто этот огромный косматый человек с палкой в руке. Он грозит ею, грозит мальчику, что с громким смехом легко бежит по белому снежному полю, и кружится вместе с вьюгой, словно играя с ней…

Дед Евсей? Ты ли это?

— Подъём Серёжа! Сер-рр-рёга, по-одъём!!

Это приказ! Приказ командира, и ему надо подчиняться, хочешь ты того или нет!