Они шли долго. Мужчина, торопливо шагал по песку, почти по щиколотку проваливаясь в сырой песок, и словно не замечая, что следом за ним, стараясь не отстать, бредёт паренёк в своём живописном, и даже чем-то модном костюме…

Мужчина торопился. Странно, но откуда-то он знал, что сегодня ему нужно попасть к Лесу. А ещё он знает, что это солнце, которое неподвижно висит над головой и напоминает собой раскалённую сковородку, вовсе не солнце, а огромная лампа, которая вот-вот может погаснуть… И тогда черные краски вновь поглотят мир… Одно радует и утешает, что не навсегда!

Темнота наступила неожиданно. Мгновенно погасла раскалённая сковорода, и в черноту погрузилось всё вокруг: лес, деревья у реки, сама река и огромная гора, вдруг неожиданно показавшаяся из-за леса. Паренёк уже давно отстал. Значит, так надо…

— Чёрт! — споткнувшись о корягу, доктор с удовольствием выругался. — Ни зги кругом. Словно выключатель выключили, или лампа перегорела. Не мудрено ноги переломать…

— Эй…эй… подождите! — донёсся до мужчины слабый, приглушенный голос. — Не уходите…пожалуйста…

— Это ты, недомерок? — Сергей Викторович едва узнал свой собственный голос и внутренне этому поразился и даже слегка рассмешил и озадачил. Этот грубый голос не его, а какого-то воина, прошагавшего не одну сотню километров. Хриплый, суровый, насмешливый. — Ты что-же, в самом деле решил следовать за мной по пятам? Учти, я не нянька, у меня своих нерешённых проблем больше чем у кого либо, и мне лишний хвост ни к чему… так что давай… топай мимо…

— Я…я… я не могу! — слабый голосок паренька, чуть слышимый в темноте, вызывает лишь презрение и непонятное раздражение, а ещё он вызывает чувство жалости и даже странное чувство ответственности за это женоподобное существо. Всё это так ново и непривычно, и непонятно…

— Эй ты, недомерок, ты всё ещё здесь? — злясь на самого себя, крикнул доктор.

С какой стати он должен переживать за этого парня. Он будет только его задерживать, это так понятно. Но бросить почти одного этого паренька, ещё по сути дела ребёнка, и здесь в лесу, это ли не кощунство…

Хотя, если мальчишка сильный, он выживет, как произошло когда-то с ним в детстве. Много лет тому назад, когда однажды в один из слабоморозных октябрьских дней в лесу нашли десятилетнего полузамёрзшего мальчика. Это был он!

Ему очень повезло, что убежав в лес от важных и злых взрослых из комиссии по делам ребёнка, явившихся за ним, он не замёрз под ёлкой, а провалился в глубокий тайник с древним оружием, и ему помогло выбраться из тайника палка- копьё, почти такое-же как это… Он так и ушёл с ним в лес. Потом он забрёл в топкое болото и там копьё ему опять помогло, когда он уже почти провалился в зыбкую трясину. Оно спасло его даже тогда, когда однажды, покинув своих приемных родителей, он отправился в город, где принял участие в конкурсе рыцарей…Но это…это история совсем другая, из другого времени, а может просто выдуманная им, или прочитанная из исторических книг. Но его тогда заметили и приняли в королевское войско, он поселился в королевских казармах… или нет, он поселился… в детском доме, с которым через пару лет расстался без особого сожаления навсегда…

Можно подумать, что это полная чушь, но на самом деле, всё это настоящая правда. Ему было тогда почти столько же лет, сколько этому пареньку… Он был молод и силён. Ему под силу было перевернуть весь мир… Эк, замахнулся! Весь мир не надо, себя измени… Именно так сказал бы ему дед Евсей, если бы был жив…

Да что это с ним? О чем он думает? О чём угодно, но не о мальчишке, которому нужна помощь! Да-да, его помощь! Но тогда, при чем здесь все эти непонятные ему видения и воспоминания… Они лишь тормозят время…

— Эй, ты где недомерок? Подай мне голос, если с тобой что-то произошло! Или быстрее иди ко мне, если с тобой всё в порядке.

— Я не могу идти! Помогите мне! Я повредил ногу…

Доктор нашёл паренька, скорее всего, по тем стонам, что раздавались очень отчетливо и ясно в этом темном лесу. Видно, что парню совсем худо. Он лежит на сыром песке и тихо стонет, стараясь не разжимать рот.

— Что с тобой? Так сильно ушибся?

В темноте не видно лица паренька, но Сергей Викторович почему-то отчетливо воспроизводит в памяти его миловидное лицо, странно вытянутые, миндалевидные глаза и страдальчески закушенные зубами тонкие бесцветные губы.

— А ну, показывай, где у тебя болит?

Грубый тон голоса, да и сам голос, с хрипотцой, словно навеки простуженный, совсем несвойственный Сергею Викторовичу, был явлением новым и непонятным. В больном человеке он, прежде всего, видел страдающего человека, терзаемого болью, терпящего из последних сил эту боль, порой растерянного и беспомощного, ждущего помощи извне, и с готовностью принимающего эту помощь. Человек — существо многогранное, в его душе очень много закоулков, в которых так много темных потайных уголков, что ни один современный аппарат УЗИ не высветит в полной мере эти тайные углы. Так отчего же он груб сейчас? Или этот мальчик, который симулирует так явно боль, неумело врёт, и что ничего не остаётся, как заявить ему об этом открыто. Хотя, зачем это ему?