Нас отвели к довольно мрачному угловому зданию. Войдя внутрь, я сразу понял, что это место явно не для простого персонала – кремлевские ковровые дорожки на полу, холеный адъютант за столом при входе. Когда Егор Петрович отпер одну из дверей, моему взору открылась просторная двухкомнатная квартира – гостиная с тяжелой мебелью, залитая мягким светом спальня и небольшая уютная кухня.

– Вот, пожалуйста. Ванная здесь, – он кивнул на неприметную дверку слева. – А товарищ Сталь будет вашей соседкой, ее номер чуть правее. Располагайтесь…

– Спасибо, здесь очень уютно. Когда нам, э-э-э…

– Завтра в десять вы сможете начать наблюдение за экспериментами. Ну, до встречи!

Я снова пожал руку Егору Петровичу, закрыл дверь и плюхнулся на кровать, даже не сбросив туфли. Навалилась просто чудовищная усталость, мысли ворочались в голове словно ржавые шестерни. Одни пласты воспоминаний наползали на другие, и им, казалось, не будет конца. Выстрелы, наводнение, зеркальная маска, пытка, зомби… Я начал проваливаться в какой-то зудящий улей прошлых событий, но тут словно молния сверкнула. То, что это сон, было ясно сразу, а теперь я знал, что нахожусь в нем и действую по его правилам. Смотрю. Наблюдаю.

На меня радостно глядел Лазаревский.

– Вот мы и встретились снова, Майкл.

– Это все началось после того… вашего удара в челюсть.

– А! Ну ты же сам решил расширить границы сознания.

– Не настолько же. Как мне вернуться назад?

– Дурак ты, Майкл. Нет никакого «назад». Время – это непрерывная лента, у нее нет ни начала, ни конца, одна тотальность.

– Хорошо. Как мне сдвинуть свое восприятие обратно?

– Уже лучше. Но это – малодушие. Вместо того чтобы избавиться от иллюзий, ты хочешь заменить одну иллюзию другой, более привычной. Надо тебя снова к Матвею Петровичу Заболтскому отправить, может, он тебе глаза раскроет.

– Иголкой под коленную чашечку?

– Так ведь главное – результат.

– Да какого результата вы все время от меня хотите? Что сделать-то надо?

– Пойми. Ты – это не то, что происходит вокруг. Ты – это не твое тело. И ты – это не твой мозг. Ты – всего лишь наблюдатель. Так понятно? Именно из-за нежелания признать очевидное и возникла вся эта катавасия с миром. Люди что-то посчитали за познавае мое, что-то – за непознаваемое, что-то – приняли, что-то – отмели и забыли. Поэтому ты и живешь сейчас словно в коробке, в аквариуме – и удивляешься тому, что Луна в том твоем времени треснула… Смотри со стороны!

Тут я проснулся.

– Сегодня 1 октября 1971 года, очередное тестирование сферы, – Егор Петрович заглянул в дверь. – Вы идете?

– Да, конечно, – я начал собираться.

– Ваша напарница, Вероника, уже в смотровой. Я подожду вас на крыльце, пойдем вместе, – с этими словами Проволока неслышно удалился.

Очередной тест… Второй по счету – тут я вспомнил записи в «Молескине» – и на нем погибнет Лазаревский. Я должен предотвратить его смерть, сон еще раз мне напомнил об этом! Чувство дежавю не просто было постоянным, оно окружило меня каким-то давящим одеялом, сквозь которое с трудом пробивались мысли. Что, однако, не помешало мне быстро собраться и выбежать на улицу.

– Скорее! Надо остановить эксперимент!

Так называемая смотровая представляла собой мрачный бетонный бункер с рядом небольших черно-белых дисплеев, перед которыми разместилось несколько еще незнакомых мне людей. Вероника стояла чуть поодаль, на ее лице читалось крайнее напряжение.

– Стоп! Тормозите! – закричал я с порога. – Надо вытащить со станции психолога Лазаревского, он погибнет в ходе сегодняшних испытаний!

– Откуда вы… – начал Егор Петрович.

– Ему можно верить, – кивнула Вероника.

– Есть связь с Центром?

– Понимаете, система создавалась как полностью замкнутая. Мы можем лишь наблюдать за происходящим или послать группу для экстренного вмешательства. Протокол допускает внешнее вмешательство лишь при угрозе ходу испытаний либо при опасности срыва работ над проектом…

– Да вы что тут, с ума посходили? – я кинулся к мониторам.

– Я, правда, не могу, меня не то что разжалуют – сразу под суд и в Сибирь… Понимаете, по Протоколу…