Прежде чем Гулливер успел вонзиться зубами в незадачливого спасителя, голос Мадлен проник в эту какофонию, и пес тут же оставил Эндрю и подбежал к ней.

К этому времени Люк и его парни под пристальным наблюдением людей Эндрю беспорядочно ретировались со двора, уводя своих перепуганных лошадей с места разгрома. Большинство дезертиров потеряли свое оружие и были вываляны в жирном мыле, от чего их рубашки и штаны блестели под утренним солнцем.

Когда они заковыляли прочь, Мадлен заботливо опустилась на колени рядом с Эндрю, который вдобавок к своему унизительному позору теперь еще и плакал от разъедающего мыла глаза. Он сел и крепко выругался, обозрев свою загубленную превосходную одежду. Если бы его залепленный мылом пистолет был в исправности, то он, несомненно, разрядил бы его прямо меж глаз Гулливера.

— Кузен Эндрю, позвольте помочь вам. Я так благодарна вам и вашим людям за помощь. Пожалуйста, простите Гулливера. Звуки выстрела, должно быть, напугали его. Я не могу представить, почему он набросился на вас!

Она положила его скользкую руку себе на плечо, и вместе они пошли со двора в дом.

— Слава богу, вы в безопасности, кузина. Я рад, что решил выехать поохотиться этим утром. Услышав шум, я немедленно прискакал сюда. Вам опасно оставаться одной, когда Роберт болен, а капитан в отъезде.

— Вы очень добры кузен Эндрю, — сказала Мадлен, помогая ему сесть на стул в задней гостиной и отдавая распоряжение приготовить для него ванну.

Когда она посмотрела из окна на загубленные кусты пионов и почерневшую траву, ярость обуяла ее. «Черт тебя побери, Квинтин Блэкхорн! Где же ты?»

Эндрю что-то говорил. Мадлен с извиняющимся видом повернулась к нему.

— Простите, кузен. Боюсь, я не расслышала. Что вы сказали?

— Я сказал, что если бы вы были должным образом вооружены, то могли бы остановить этих мерзавцев прежде, чем они въехали во двор. Многие дамы, живущие на плантациях, научились обращаться с оружием в эти неспокойные времена. Я был бы счастлив проинструктировать вас.

Тетя Мадлен, Изольда, уже обучила ее приемам меткой стрельбы, но бедняга Эндрю выглядел таким удрученным и искренним, что у нее не хватило духу сказать ему об этом. Она ослепительно улыбнулась, как всегда, радуясь его компании.

— Думаю, это замечательная идея, Эндрю. Что вы скажете насчет того, чтобы начать завтра?

— Я буду здесь, дорогая леди, не беспокойтесь. Пока я жив, вам нечего бояться.

Квинтин ехал в Блэкхорн-Хилл, позволив Домино самому выбирать путь сквозь подлесок, который неумолимо наступал на редко используемую дорогу. Ему было о чем поразмыслить. Как будто недостаточно было хаоса в его личной жизни, в войне наступали кризисные времена. Британские силы, кажется, одерживали победу в Каролине.

Среди американского командования на Юге был лишь один умный и дисциплинированный командир, способный добиться победы, и Квинт как раз ехал от этого человека — полковника Фрэнсиса Мариона.

Когда Квинт добрался до ставки генерала Горацио Гейтса, его сведения и советы были полностью игнорированы новым американским командующим. Именно там он и встретил французского гугенота. Марион тоже был игнорирован.

Несмотря на мрачное настроение, Квинтин печально ухмыльнулся. Фрэнсис не обладал внушительной внешностью, которая сразу привлекла бы к нему внимание. Он был невысок и худ, даже тощ, с вьющимися черными волосами и крупным носом, посаженном на маленьком некрасивом лице. Но при более внимательном рассмотрении в чертах его лица можно было прочитать гораздо больше. Его рот был решительным, а в темных глазах горел огонь проницательного ума. Речь его была мягкой и немногословной, но если он высказывал вслух свое мнение, то оно, несомненно, было стоящим. Их с Квинтином сразу же объединило противостояние надменному и властному Гейтсу, все еще кичащемуся своей победой у Саратоги почти три года назад.

Когда Марион попросил разрешения вернуться к партизанам, сражающимся в лесах Каролины, где они вступали в стычки с британскими снабженческими отрядами и сжигали паромы и мосты, Гейтс быстро согласился, радуясь возможности избавиться от причиняющего беспокойство офицера.

Квинтин присоединился к Мариону в его лагере на реке Санти и принял участие в ряде набегов.

Вне себя от ярости, один британский офицер бросил им презрительно:

— Вы не спите и не воюете, как джентльмены, а подстерегаете нас, как дикари, за деревьями!

По мнению Мариона это был единственный способ ведения войны, который имел смысл. Квинтин соглашался и хотел оставаться и бороться за дело патриотов, даже несмотря на то, что не ел ничего, кроме сладкого картофеля, спал на сырой болотистой земле и почти не имел возможности толком помыться в течение последнего месяца.

За несколько дней до его отъезда прибыли гонцы со скверными новостями. Гейтс повел своих людей против превосходящих сил противника и был разбит наголову у Кэмдена. Один из самых превосходных и опытных офицеров революции, барон де Кальб, был убит в сражении. Двумя днями позже этот проклятый мясник Банастр Тарлетон повел своих ожесточившихся в сражении драгун против Каролингского партизана Самтера у Рыбацкой Бухты. Тарлетон застал этого пустоголового хлыща Самтера купающимся в реке! Хотя мятежнику и удалось спасти свою жизнь, более восьмисот американцев были захвачены в плен или убиты.

Марион утаил эти новости от своих людей, взяв с Квинтина клятву хранить молчание, и убедил его вернуться в Джорджию и возобновить свою деятельность в качестве тайного агента.

— Грязный шпион — вот кто я. Боже, до чего мне осточертел этот обман. — Квинтин потер глаза, затем потрогал подбородок с трехдневной щетиной. По крайней мере он насладился роскошью ванны, бритья и хорошей еды. И потом еще проблема с женой. Что ему делать с Мадлен? Ничто, казалось, не выходило в его жизни так, как он хотел.