Слезы покатились по щекам. Вот сейчас он еще прижмет меня к себе, чтобы утешить, достанет платок и будет вытирать сопли. Ильгет выхватила из кармана коробочку. Сунула в руку Арниса.

Есть. Лицо затвердело, в глазах появился смертельный холод. Где-то внутри. Он понял. Почему я это сделала ТАК? Зачем я ему-то боль причиняю? Можно было так все объяснить, что он бы не обиделся.

Мне казалось, что глаза у него светлее. Оказывается, совсем темные. Или это здесь темновато?

— Прости, — прошептала Ильгет. Арнис качнулся. Холод не уходил из глаз. Но он сказал тихо.

— Ничего, Иль, я понимаю.

Ты еще не все понимаешь.

— Я не могу с тобой заниматься, — Ильгет зарыдала. Ну все, истеричка несчастная. Арнис достал платок. Ильгет высморкалась.

— Я не могу, — сказала она, справившись с собой, — потому что Пита не верит, что... ну ты понимаешь. Он не хочет. Я буду с Мирой...

Арнис кивнул. Лицо его было бессмысленным.

— Да, — сказал он, — хорошо. Как ты скажешь.

— Я поговорила с Мирой. Она же моя наставница, — добавила Ильгет, сама не зная зачем, и уже ругая себя за эту фразу.

Но Арнис уже не слышал ее.

— Да, — сказал он, — конечно.

— А подарок, — произнесла Ильгет, — он слишком дорогой. Ну... Пита думает, что... это нехорошо.

— Я их сохраню, — Арнис достал коробку и зачем-то посмотрел на камни.

У Ильгет определили вагинизм. Избавиться от боли оказалось очень просто — она принимала одну капсулу миорелаксанта перед половым актом. Все остальное, правда, было по-прежнему — черная форма, ужас, капельки пота на лице, мужская страсть, одуряющий запах крови, тошнота, невыносимые ассоциации, ощущение собственной полной беззащитности и раздавленности. Уже не больно, но противно и пусто. Пита ощутил это и пробовал делать что-то... ласкать Ильгет... у него не получалось, все делалось еще тошнее и омерзительнее. Как будто жертву пытаются еще и развратить.

Какая разница, думала Ильгет. Я и раньше была холодной. Он всегда был недоволен. И сейчас все точно так же. А разве можно с этим что-то сделать? Пусть терпит, как есть. Ведь я же терплю.

Она и в самом деле терпела. Каждый вечер. Потом засыпала, а проснувшись, уже не помнила ничего. Она пыталась ласкать Питу, но ей это не было интересно. Он чувствовал. Он всегда был чувствительным и тонким человеком.

Друзья занялись своей работой. Для 505го отряда был объявлен годовой перерыв. Иост завербовался в длительную экспедицию в центр Галактики, шаровые скопления. Иволга отдыхала в санатории — восстанавливала разорванный позвоночник. Ойланг собирался уйти в патруль, об этом же заявил и Арнис. Мира и Гэсс работали на Кольце, облетывали «Зангу», новый ландер, со свойствами идеального атмосферного истребителя.

Ильгет готовилась к сдаче минимума. Общеобразовательного. Тем же занимался и Пита, но Ильгет продвинулась гораздо дальше. Кроме того, она продолжала тренировки. Теперь уже с Мирой. Встречались три раза в неделю. В остальные дни Ильгет занималась сама. Основное — физическая подготовка, рэстан, стрельба.

Кроме этого, пилотирование ландера, в Аэрокосмическом центре (на четвертом космодроме). Стадию симуляторов Ильгет уже прошла, руки и ноги привыкли к управлению, она начала водить настоящие воздушные машины. Еще была и специальная космическая тренировка — невесомость, перегрузки, сенсорная депривация.

Раз в две недели те, кто присутствовал на Квирине, собирались для совместной тренировки на полигоне и для психотренинга.

Все свободное время Ильгет теперь было посвящено мужу.

Она перестала писать что-либо. Ее литературный сайт больше не обновлялся. Не было настроения. И времени тоже.

Она больше не общалась с друзьями и даже не оставалась после тренировки, посидеть с ними. Даже к маленькому крестнику Ильгет заходила очень редко.

Правда, в воскресенье она ходила в церковь. Пита не возражал, он и раньше не был принципиально против, так, посмеивался иногда над ней.

На Ярне христиан было очень мало, это выглядело неприлично как-то. На Квирине — вполне нормально. В церковь ходили многие. У Питы уже не было причин посмеиваться. Недоволен, правда, он был все равно. Ильгет старалась загладить его недовольство, вернувшись.

Правда, трудно было понять, чего же нужно Пите, чем порадовать его. Он не любил прогулок. Вообще Коринта его пугала. Набережная не нравилась. Особенно не нравились все эти эстарги, в бикрах или в нормальной одежде, которых в Коринте больше всего. Раздражали. Пита всегда был общительным, а здесь и пообщаться-то было не с кем.

Но Ильгет не знала, где найти ему компанию. Все ее знакомые либо принадлежали к ДС, либо были просто эстаргами — работниками Космоса. Все они категорически не подходили Пите. У него на них была такая же реакция, как у Ильгет — на Народную Систему.

«Синяя Ворона» ему тоже не нравилась. И другие рестораны, даже, например, «Сад Ами». Пита предпочитал питаться дома.

Ильгет возила его в Дару, в Ригран, в «Семь тысяч чудес». Но экскурсии по Квирину мало интересовали Питу. Он не любил природу. В лесу у него начинала чесаться и зудеть кожа. Это не аллергия — Пита обследовался у врача. Просто нервное. Лес пугал его и раздражал. Кроме того, это было просто скучно. В картинной галерее ему тоже было скучно, а на концертах и в театрах — опять же, сплошные эстарги вокруг.